Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Глава 6 СОЗДАНИЕ РАННЕХРИСТИАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: НОВЫЙ ЗАВЕТ И АПОКРИФЫ

Со второй половины I в. начинается важнейший процесс самоидентификации христиан — создание собственных священных книг.

Проблема определения времени и места возникновения христианской литературы, особенностей жанров, авторства, истоков и источников книг как признанных впоследствии ортодоксальной Церковью священными, так и отвергнутых, представляет большие трудности. В Новый Завет — собрание, почитаемое всеми христианами, входят 27 писаний: четыре Евангелия, Деяния апостолов, четырнадцать Посланий, автором которых считается Павел, а также Послание Иакова, два Послания Петра, три Послания Иоанна и Послание Иуды — их принято называть соборными или католическими (т. е. всеобщими), так как они затрагивают общецерковные вопросы и не адресованы — в отличие от Посланий Павла — конкретным общинам. Завершает собрание книг Нового Завета Откровение Иоанна Богослова (или Апокалипсис — по-гречески). Однако писания, вошедшие в Новый Завет, были лишь частью обширной христианской литературы, создававшейся в I–III вв. Состав Нового Завета был определен после долгих споров на Лаодикийском соборе 363 г. и на Карфагенском соборе 419 г. — т. е. спустя столетия после зарождения христианства. Не дошло ни одной полной рукописи входящих в Новый Завет писаний, которые могли быть прямо связаны с их авторами или первыми переписчиками. Самый древний кодекс Нового Завета — так называемый Синайский — относится к IV в.; найдены только отдельные папирусные фрагменты не раньше первой четверти II века.

Как уже говорилось, несколько десятилетий после казни Иисуса проповеди были устными, и слово «евангелие» не относилось к письменному тексту, а лишь к благой вести об Иисусе. Таково значение этого слова в Посланиях Павла, который ни разу не ссылается на писаное евангелие: например, во Втором послании к коринфянам: «Ибо, если бы кто, придя, начал проповедовать другого Иисуса, которого мы не проповедовали… или иное благовестие (в греческом тексте — евангелие), которого не принимали, то вы были бы очень снисходительны к тому» (2 Кор. 11: 4). В таком же значении это слово употреблено и в Послании к римлянам (2: 16). Применительно к писаному тексту «евангелие» стало употребляться не раньше II века. Христианский писатель середины II в. Юстин упоминает речения Иисуса и «воспоминания апостолов» — последнее, вероятно, относится к писаниям от имени апостолов, т. е. некоторым евангелиям.

Устная традиция продолжала существовать и в тот период, когда уже появились писания. Евсевий Кесарийский в «Церковной истории» приводит слова Папия, который собирал устные рассказы в первой половине II в.: «…если мне случалось встретить кого-либо общавшегося со старцами, то я заботливо расспрашивал об учении старцев, например, что говорил Андрей, что — Петр, что — Филипп, что — Фома или Иаков… Ибо я полагал, что книжные сведения не столько принесут мне пользы, сколько живой и более внедряющий голос» (III, 39). В течение XX века ученые, используя различные методики анализа прежде всего трех первых Евангелий Нового Завета, выделили разные блоки традиции: речения Иисуса, поучительные истории, рассказы о чудесах, сотворенных Иисусом. Составной частью традиции считаются и повторяющиеся из проповеди в проповедь цитаты из иудейских священных книг, главным образом из пророков. Некоторые ученые даже высказали предположение, что первыми записями, сделанными христианами, были цитаты из книг Ветхого Завета, тех, где речь шла об ожидании мессии (так называемые свидетельства). Впрочем, цитаты могли заучиваться наизусть.

Между устными выступлениями разных проповедников неизбежно возникали расхождения — что обусловливалось объективными (избирательностью памяти) и субъективными (теологическими задачами, стоявшими перед тем или иным проповедником) причинами. По существу, раннее христианство представляло собой множество вариантов, часто имевших между собой мало общего, хотя все они концентрировались вокруг веры в воскресение Спасителя; каждая группа имела свою «историю Иисуса». В этих условиях как одни из самых ранних письменных памятников христианской литературы и появились Послания Павла. Современные ученые на основе стилистического и содержательного анализа не считают подлинными все послания, авторство которых обозначено его именем. К подлинным относят Послание к римлянам, Послание к галатам, оба Послания к коринфянам (судя по их содержанию, существовало еще одно послание, не дошедшее до нас), Первое послание к фессалоникийцам, Послание к филиппийцам, иногда — Послание к Филимону, о котором говорилось выше. Существовала точка зрения о подлинности Первого послания к Тимофею, но в литературе последних лет его подлинность отрицается, как раз Второе послание к Тимофею считается более близко передающим наставления Павла, хотя написано и не им[55]. Безусловно, не принадлежит Павлу Послание к эфесянам, стилистически существенно отличающееся от других посланий; вероятно, оно было создано уже после его смерти его учениками. Особняком по языку и содержанию стоит Послание к евреям, совсем не похожее на писания Павла. В авторстве последнего сомневались уже христианские писатели II–III веков (Ориген, Тертуллиан). Послания Павла, когда они писались, не были священными, хотя и почитались в отдельных христианских общинах и толковались по-разному. Так, во Втором послании Петра, созданном во II в. (возможно, это самое позднее произведение Нового Завета), сказано, «что невежды и неутвержденные к собственной погибели» превращают сказанное в Посланиях Павла «в нечто неудобовразумительное» (1 Петр. 3: 16).

В Посланиях Павла встречаются ссылки на слова, произнесенные Иисусом, причем не все они имеют прямые параллели в канонических Евангелиях (такие речения, приведенные у некоторых других христианских писателей, принято называть «аграфа» — неписаное). Например, описание Второго пришествия в Первом послании к фессалоникийцам: «Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем» (1 Фес. 4: 15–17). В Послании к ефесянам также есть аграфа — «Посему сказано: встань, спящий, и воскресни из мертвых и осветит тебя Христос» (Еф. 5: 14). Вероятно, именно отдельные речения — логии Иисуса были записаны одними из первых. Папий посвятил логиям специальное сочинение «Изъяснение Господних изречений». В 1897 г. в Оксиринхе (Египет) были найдены на папирусе восемь изречений на греческом языке, а несколько лет спустя — еще шесть. Каждое изречение начинается словами — «Говорит Иисус». Некоторые из речений перекликаются со словами Иисуса, приведенными в Новом Завете; например: «Говорит Иисус. Не бывает принят пророк в своем отечестве, да и врач не лечит знающих его» (ср. Мк. 6: 4; Мф. 13: 57; Лк. 4: 24; Ин. 4: 44). Некоторые логии восходят к иудео-христианству: «Говорит Иисус. Если вы не отречетесь от мира, не обретете Царства Божия, если вы не будете соблюдать субботу, не увидите Отца». Это речение отражает аскетическую позицию первых христиан из иудеев (эбионитов?), продолжавших соблюдать иудейскую обрядность — вероятно, это один из самых древних логиев. Многие из найденных речений соответствуют коптскому тексту обнаруженного в Египте Евангелия от Фомы, также состоящего из отдельных речений (об этой находке см. ниже); например: «Говорит Иисус. Где будут двое, там они не будут без Бога, и где будет один одинок, там Я с ним. Подними камень, и там найдешь Меня, рассеки дерево — и там». Возможно, речения, найденные в Оксиринхе, были одними из самых ранних собраний, образовавших особый евангельский жанр — без жизнеописания, но состоявший из речений и поучений.

Последняя треть первого века была временем интенсивного литературного творчества христиан. Разброд среди них после разгрома Иудейского восстания послужил причиной усиления расхождений в проповедях. Кроме того, все меньше оставалось людей, которые могли сказать, что они слышали слова Иисуса или, по крайней мере, слова его учеников. В этих условиях все более насущной становится потребность свести воедино отдельные элементы традиции, создать писаное благовестие, фиксирующее учение Иисуса. Появляются евангелия нового жанра — развернутые повествования, ядром которых было учение об искупительной смерти и воскресении Иисуса. Вокруг этого ядра группировались речения Иисуса, притчи, библейские пророчества о мессии, эпизоды из жизни Иисуса (реальные или сконструированные), соответствующие этим пророчествам («да сбудется реченное»). Это не была биография — историческая достоверность не интересовала авторов, они создавали свою собственную сакральную историю, упоминая те реальные факты, которые были заложены и сохранились в более древней устной традиции и без которых нельзя было обойтись. Сложилось своеобразное сочетание поучения и рассказа, характерное для Евангелий, вошедших в Новый Завет и ряда других, в него не включенных, в частности для иудео-христианских и тех, фрагменты которых были обнаружены в Египте. Греко-римский мир знал жанр биографий, но евангелия отличались от них теологической направленностью, определенной миссионерской целью, использованием традиции; евангелия первоначально предназначались для чтения вслух на собраниях верующих, затем в христианских общинах появились люди, записывавшие и обрабатывавшие традицию. Так, в Послании к ефесянам сказано, что одних Христос поставил апостолами, других — пророками, иных — евангелистами, иных — пастырями и учителями (Еф. 4: 11). В Первом послании к коринфянам, написанном самим Павлом, упомянуты пророки, апостолы, учители — но евангелистов нет, что соответствует ситуации в христианских общинах времени Павла.

Из канонических Евангелий наиболее ранним считается самое краткое из них — Евангелие от Марка. Греческий подлинник называется Евангелие по Марку (как и Евангелия по Матфею, по Луке, по Иоанну) — т. е. согласно Марку. Предполагается, что автор третьего Евангелия, начинающегося словами: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях…», имел в виду Евангелие от Марка, которое он хорошо знал. Согласно традиции, сохраненной у Евсевия Кесарийского, Марк с точностью записал то, что запомнил со слов Петра, чьим переводчиком он был. Примерная датировка этого Евангелия — около 70 г., сразу после разрушения Иерусалима или во время его осады. Но канонический текст Евангелия от Марка не был единственным писанием от его имени. К египетскому, точнее александрийскому, христианству принадлежит отрывок неканонического (называемого также секретным или тайным) Евангелия от Марка. Этот отрывок был приведен в письме христианского писателя Климента Александрийского (150–215), открытым в одном из сирийских монастырей в 50-х гг. XX в. Письмо было адресовано некоему Феодору. Издатель письма М. Смит[56] считает это письмо подлинным, как и содержащийся в нем отрывок (точнее, два отрывка). Само письмо близко по стилистике к произведениям Климента, но текст из Евангелия явно написан другим автором. Большинство современных исследователей также разделяют это мнение. Евангелист Марк почитался в Александрии как основатель христианской общины этого города. Евсевий Кесарийский рассказывает, что Марк отправился в Египет и был там первым проповедовавшим Евангелие. В письме Климента говорится, что в Александрии Марк переделал и дописал свое евангелие для ограниченного круга людей, преданных (истинному) знанию. Климент отмечает в письме, что это евангелие для избранных было написано самим Марком, но потом его переделали и исказили сторонники некоего Карпократа, чье учение ортодоксальные христиане считали ересью: Климент в письме для того и приводит отрывки из подлинного «секретного» Евангелия от Марка, чтобы Федор сравнил его с версией карпократиан. Итак, мы можем говорить о существовании, по крайней мере, двух версий Евангелия от Марка: той, что вошла в канон, написанной как бы для всех христиан, и той, которой должны были пользоваться избранные и которая, по мнению Климента, была длиннее новозаветной. В отрывке приведен рассказ о юноше, воскрешенном Иисусом, который стал его спутником. Этот рассказ, возможно, связан с крещением Иисусом своих последователей (русский перевод см. Приложение). В трех первых канонических Евангелиях о таком крещении ничего не сказано. В Евангелии от Иоанна в одном месте сообщается, что Иисус жил с учениками и крестил (Ин. 3: 22), а в другом — что Он сам не крестил, но это делали Его ученики (Ин. 4: 2). М. Смит предполагает, что в найденном отрывке юноша после воскрешения приходит к Иисусу для крещения обнаженным: христианский писатель Ипполит (рубеж II и III веков) в «Апостольских традициях» (21.11) говорит о том, что человек, принимающий крещение, и пресвитер, совершающий обряд, стоят в воде обнаженными. На мозаичной фреске в Равенне в баптистерии ариан (сторонников епископа Ария, не признававшего догмата о Троице — учил в начале IV в.) Иисус стоит в водах Иордана обнаженным. Если судить по найденному отрывку, то можно предположить, что крещение у первых христиан воспринималось как особое таинство и не производилось публично.

В научных исследованиях встал вопрос о соотношении канонического и секретного евангелий от Марка. Существует точка зрения о независимости «секретного» евангелия от канонического (Кроссан) или даже о более раннем происхождении первого (как предполагает С. Дж. Паттерсон, то, что известно как каноническое Евангелие от Марка, на самом деле является версией секретного евангелия, из текста которого были удалены некоторые отрывки[57]). Возможно, к этому евангелию относится добавление в одной рукописи к концу Евангелия от Марка между главами 16: 14 и 16: 15 (так называемый Freer logion — по имени исследователя, обнаружившего рукопись): «И они (апостолы) оправдывались, говоря: Этот век (греч. эон) неверия и беззакония Сатаны, который через нечистых духов не позволяет, чтобы истинная сила Божия была постигнута. Посему яви нам справедливость. И Христос ответил им: Мера лет (царства) Сатаны исполнилась. Но грядут страшные свершения и (для тех) за кого я принял смерть, чтобы они могли вернуться к Истине[58] и не грешить больше, а наследовать Духу и нетленной Славе чистоты в небесах»[59]. Однако нужно признать, что проблема формирования канонического текста Евангелия от Марка еще ждет новых исследований и новых открытий…

Евангелие от Марка легло в основу Евангелий от Матфея и от Луки; сходство первых трех Евангелий Нового Завета не вызывает сомнений, но то, что у Матфея и Луки выходит за рамки повествования Марка, взято отчасти из устной традиции какой-то из христианских групп, но главным образом из не дошедшего до нас сборника речений Иисуса (в научной литературе этот источник определяется буквой Q, от немецкого Quelle — источник). Общие места у Матфея и Луки, не встречающиеся у Марка, совпадают почти дословно, что свидетельствует о письменном, а не устном их источнике. Основную часть этого источника составляют тематически объединенные речения, но есть и небольшие включения рассказов: искушение Иисуса и история чуда исцеления. Q был написан по-гречески: текстуальное совпадение у Луки и Матфея предполагает, что они читали источник по-гречески, а не переводили с арамейского. В настоящее время детальное сравнение речений у Матфея и Луки позволило в значительной степени восстановить Q. Анализ текста дал основание полагать, что создатели этого собрания речений воспринимали себя как людей гонимых, подобно древним израильским пророкам, бедных, голодных, отринутых близкими и своим народом. Ответом на это были угрозы наказания Израиля за отказ признать Иисуса и Его сторонников. Мы не знаем, насколько речения, собранные в Q, отражают подлинные слова Иисуса, скорее всего, они связаны с мировосприятием особой группы его ранних последователей, чье творчество частично вошло в канонические Евангелия.

Время создания и относительная хронология двух остальных синоптических Евангелий неясны. Можно говорить лишь о том, что они созданы в разной социально-этнической среде. Автор Евангелия от Луки — образованный грек (Евсевий Кесарийский называет его врачом из Антиохии — III, 4). У Луки ясно выражены сочувствие низам и представление, что именно они будут первыми в Царстве Божием: именно в его Евангелии Иисус рождается не в доме, как у Матфея, а в яслях для скота. Его рождение приветствуют не маги с дорогими дарами, а простые пастухи; в заповедях блаженства сказано, что блаженны будут нищие и жаждущие…

Евангелие от Матфея выявляет более тесные связи с иудейскими традициями. Среди христианских писателей II–IV вв. бытовало мнение, что Матфей написал свое Евангелие по-арамейски, а затем оно было переведено на греческий. Арамейским Евангелием пользовались — по словам Иринея — эбиониты. Иероним, переводчик Библии на латинский язык, специально занимался изысканием рукописей в Палестине и Сирии; он утверждал, что перевел с еврейского (он имел в виду арамейский язык) на греческий евангелие, которое многие считают подлинным Евангелием от Матфея. Однако дошедший канонический текст, по мнению исследователей, не может быть переводом, хотя в нем содержатся семитизмы. Цитаты из Ветхого Завета даны по Септуагинте, общие места с Евангелиями от Марка и от Луки также не являются переводами.

Особенностью Евангелий от Матфея и Луки является наличие в них генеалогии, возводящей Иосифа, мужа Марии, к Аврааму и царю Давиду, тем самым подчеркивается реальный мессианизм Иисуса. В то же время в обоих писаниях присутствует уже сложившееся представление о непорочном зачатии Марией Иисуса. Генеалогия Иисуса не противоречит этой идеи — с точки зрения иудеев, Иосиф, взяв Марию в жены, признал Иисуса своим сыном, тем самым его мессианизм был оправдан. Непорочное зачатие создавало особую связь Иисуса с Богом; кроме того, с теологических позиций для христиан было важно показать, что Иисус был свободен от первородного греха. Наиболее подробно разрабатывает этот сюжет Лука, вводя Благовещение, посещение Марией Елизаветы, матери Иоанна Крестителя. У него это — художественное повествование, предназначенное прежде всего для христиан из эллинов, воспитанных на греческой литературе. Матфей гораздо более сдержан: для него непорочное зачатие таинство, подробностей которого знать не дано и не надо.

Сложен вопрос об относительной хронологии канонического Евангелия от Иоанна. Оно существенно отличается по содержанию, образу и проповеди Иисуса от первых трех Евангелий Нового Завета. Согласно церковной традиции, Евангелие от Иоанна было последним. Евсевий Кесарийский говорит, что Иоанн проповедовал устно, а после появления трех Евангелий вознамерился их «восполнить». Само начало Евангелия от Иоанна, где Христос назван «Словом» («И Слово стало плотию и обитало с нами…»), придает особый религиозно-философский смысл всему дальнейшему повествованию. Это Евангелие написано как бы от имени любимого ученика Иисуса, не названного по имени; но еще в древности авторство четвертого Евангелия вызывало сомнения: так, Папий считал автора четвертого Евангелия и Откровения Иоанна Богослова разными людьми, причем только последнего он называл учеником Иисуса (Евсевий Кесарийский, Церковная история, III, 39, 6). Автор Евангелия если и знал первые три канонические Евангелия, то практически их не использовал. В нем нет описания рождения, сцены крещения — о крещении рассказывается только со слов других лиц, искушения Иисуса; нет его молений в Гефсиманском саду; последних слов из Ветхого завета — т. е. всего того, что восходило к ранней иудео-христианской традиции и где выступала человеческая природа Иисуса. В то же время в этом Евангелии, как и в других писаниях, связанных с именем Иоанна, есть совпадения с кумранскими рукописями, в частности выражение «живая вода» появляется несколько раз в Евангелии от Иоанна и в кумранских рукописях[60], что может свидетельствовать о традиции, связывавшей ессеев и первых последователей Иисуса, традиции, возможно, отраженной и в первых писаниях, с которыми был знаком автор четвертого Евангелия. В целом же, как пишет А. Ч. Козаржевский, «четвертое Евангелие отражает весьма развитую богословскую мысль, далекую от архаизмов Апокалипсиса и тем более кумранских документов»[61]. Четвертое Евангелие не было известно христианскому писателю и мученику II в. Поликарпу, автору Послания к филиппийцам, хотя, по преданию, он был учеником Иоанна. Однако это свидетельствует не столько о позднем создании Евангелия от Иоанна, сколько о недостаточном его распространении. Есть несколько версий места его написания — Эфес, Сирия, о-в Патмос; оно было создано в среде особой группы христиан, пользовавшейся иной традицией, чем Марк, — возможно, это были ученики Иоанна, слушавшие некогда его устные рассказы. В Египте был найден небольшой папирусный фрагмент Евангелия от Иоанна (18 глав), который специалисты-папирологи датируют 125–130 гг. Таким образом, в первой трети II в. это Евангелие уже было известно и переписывалось в Египте, а создано оно было предположительно в конце века предыдущего.

Папирус Райлендса. Фрагмент Евангелия от Иоанна (18: 31–33, 37–38). Список первой половины II в. Манчестер

Евангелия, ставшие затем каноническими, были лишь небольшой частью евангельского творчества христиан. Мы уже говорили о существовании иудео-христианских евангелий, но до нас дошли не только отрывки из внеканонических евангелий, которые упоминают христианские авторы и о принадлежности которых мы можем судить с той или иной степенью достоверности, но и фрагменты из неизвестных (неидентифицированных) евангелий, прежде всего на папирусах, обнаруженных при раскопках в Египте. Одним из самых ранних по времени открытия (1903 г.) является Оксиринхский папирус 1224, содержащий небольшие фрагменты речений Иисуса, (некоторые из них вписаны в реальную ситуацию) которые, правда, с трудом восстанавливаются и не дают сколько-нибудь связного текста. Восстановление отдельных фраз по признанию самих ученых проблематично. В одной более или менее понятной фразе книжники, фарисеи и жрецы упрекают Иисуса в том, что Он сидит за столом вместе с грешниками. Ответ Иисуса неясен. Вероятно, он перекликается с Евангелием от Марка (2: 17) и Евангелием от Матфея (9: 19). Пожалуй, наиболее читаемым на этом папирусе представляется отрывок речения Иисуса, чье восстановление достаточно убедительно: там творится о необходимости молиться за врагов, «ибо тот, кто не против вас, тот за вас» («на вашей стороне» — ср. Мк. 9: 40). Анализ фрагментов (в том числе и грамматическое построение фраз) дал основание предположить, что сохранившиеся отрывки не восходят непосредственно к текстам Нового Завета. Сам текст папируса относится к IV–V вв., но создан он был, по мнению исследователей, значительно раньше[62]. Важность этой находки для истории христианской литературы заключается в том, что уже после создания Нового Завета в Египте продолжали пользоваться неканоническими евангелиями, использовавшими традицию, сходную с новозаветной.

Папирус Эджертона. Фрагмент неизвестного евангелия.

Список первой половины II в. Британский музей

Больший интерес представляют Оксиринхский папирус 840 и так называемый папирус Эджертона (по коллекции, в которой он находится). Оксиринхский фрагмент был обнаружен в начале XX в. и опубликован в 1908 г. Он представляет собой листок, исписанный с двух сторон мелкими буквами: очевидно, он был своего рода амулетом. В начале фрагмента Иисус, по-видимому, предостерегал учеников от коварства, которое может привести их к гибели. Основная часть сохранившегося отрывка — столкновение Иисуса со жрецом Леви в Иерусалимском храме (в греческом тексте — архиереем, что не обязательно означает «первосвященник», но кто-то из главных священнослужителей), о котором мы рассказывали выше. По жанру и основной направленности отрывок близок к традиции, лежащей в основе трех первых новозаветных Евангелий. Однако сюжет этого отрывка самостоятелен — в каноне нет эпизодов, связанных с очищением при входе в Храм.

Оксиринхский фрагмент ученые пытались идентифицировать с разными евангелиями: евреев, египтян, назареев, Евангелием от Петра, но вопрос остается открытым. Главная идея, выраженная в описании столкновения Иисуса с фарисеем-жрецом, — отрицание формальной обрядности (сочетание жреца и фарисея в одном лице, с исторической точки зрения, необычное, но понятное в контексте конфликтов Иисуса и его сторонников как с фарисеями, так и со жречеством). При этом противопоставление фарисея, омывшегося в стоячей воде, Иисусу и его ученикам, омывшимся в «живой воде» веры, сделано гораздо более остро, чем в споре по поводу немытых рук в Евангелии от Марка (7: 1–8). Интересен образный строй отрывка — Иисус говорит о собаках и свиньях — вряд ли свиньи могли быть в Иерусалиме (иудеи не ели свинины): скорее всего, это предельно резкое определение ритуальной и физической нечистоты, которое могло относиться к духовно «нечистым» людям: они не только не очищались, купаясь в стоячей воде, но оскверняли ее. Египетским же христианам этот образ был достаточно понятен, так как жившие там греки (как и в других местах своего обитания) разводили свиней. В каноне Иисус в ответ на обвинения упрекает фарисеев в лицемерии, ибо они чтут предание, а не Священное Писание. Папирусный же отрывок обрывается на грозных словах, предрекающих погибель тем, кто не примет очищения духовного — во всяком случае, таков должен быть смысл последней фразы (перевод см. в Приложении). Время возникновения этого евангелия, созданного в русле новозаветной традиции, вероятно, II век. Его содержание указывает на то, что традиция (устная?) не была достаточно устойчивой и позволяла создавать различные варианты не только учения Иисуса, но и эпизодов его деяний.

Еще один отрывок из так называемого евангелия Эджертона (по месту хранения) также обнаружен на листочках папируса. Несколько фрагментов было найдено в 1934 г. и в следующем году опубликовано[63]. Их издатель Белл полагал, что сам текст на листочках записан во второй половине II в., а евангелие, к которому они относятся, было написано в первой четверти II в., во всяком случае, до 150 г.[64] Он считал также, что отрывки написаны с использованием традиции Евангелия от Иоанна, а также той, которая может быть прослежена в Евангелии от Луки, с привлечением каких-то других источников, в том числе устных рассказов. При этом Белл решительно возражал против мнения теологов, которые считали, что папирусные фрагменты составлены просто на основе компиляции из четырех новозаветных Евангелий[65]. Многие современные исследователи считают отрывки на папирусе Эджертона независимыми от текста новозаветных писаний; язык и словоупотребление во фрагментах не похожи на авторов первых трех Евангелий, а традиция, общая с Евангелием от Иоанна, менее разработана, чем в каноне, что дает возможность предположить более раннюю дату — по сравнению с Евангелием от Иоанна — создания писания, отрывки которого сохранились на папирусе. Первоначальный текст, возможно, был записан в палестино-сирийском регионе во второй половине I в., примерно тогда же, когда и другие повествовательные евангелия[66], однако характерно, что он почитался и переписывался в Египте наряду с другими неканоническими евангелиями и после распространения писаний Нового Завета, т. е. входил в число почитаемых там священных текстов.

Папирус Эджертона отражает время, когда среди христиан уже сложились отдельные блоки традиции (на основе устной передачи) — речения Иисуса, притчи, рассказы о Его земной жизни и воскресении, но эти блоки при создании писаных текстов варьировались в соответствии с пониманием и выбором каждого автора.

Отрывок (перевод его см. в Приложении) начинается с фрагментов, из которых явствует, что Иисуса обвиняли в нарушении установлений иудейского Закона. Затем идет рассказ о том, что Иисуса как вероотступника решили забросать камнями, но Он ускользает из рук «правителей» (речь, разумеется, идет не о римлянах, но о «руководителях» народа, т. е. старейшинах, жрецах). Именно в этих эпизодах можно увидеть аналогию с Евангелием от Иоанна (например, 7: 30: «…Никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его»). Различно с Новым Заветом трактуется вопрос о подати императору (кесарю). Прежде всего вопрос касается не конкретно подати, которую наложили на иудеев римляне (как в первых трех канонических евангелиях), а отношения к государственной власти вообще — следует ли давать то, что установлено властью царей? Иисус не дает конкретного ответа, а упрекает в лицемерии и коварстве спрашивающих. В папирусном варианте этого эпизода ощущается то противопоставление мира земного Царству Божьему, наступления которого так ждали христиане. Вопрос «платить или не платить подать?» был для создателей этого евангелия несуществен, поскольку они ждали скорейшего конца света со всеми его атрибутами, включая власть, деньги и т. п. Не исключено, что на формулировку ответа Иисуса повлияло восприятие египетских гностиков-христиан, считавших самым главным духовное единение с Богом, а не земные поступки.

Последний отрывок Евангелия Эджертона весьма фрагментарен. Можно только догадываться, что в нем речь идет о каком-то чуде, сотворенном Иисусом на берегу Иордана, которое раскрывает смысл вопроса, заданного Иисусом ученикам (сам вопрос не сохранился, только слова, что ученики были в недоумении от этого вопроса). Чудо это, по-видимому, должно было символизировать истинную веру, зерна которой дадут обильные плоды. Было сделано много попыток реконструировать этот текст, но ни одна не получила сколько-нибудь широкого признания.

Еще один фрагмент евангелия, до сих пор вызывающего споры исследователей и богословов, был обнаружен в Египте в могиле средневекового монаха в 1886 г. Там же находились Апокалипсис Петра и Книга Еноха. Сама рукопись на пергамене относится примерно к VIII–IX вв., но язык и стиль фрагмента евангелия указывают на принадлежность его к раннехристианской литературе. Возможно, тексты были положены в могилу монаха как своеобразные амулеты, а может быть, египетский монах не разделял позиций ортодоксальной Церкви в отношении апокрифов и завещал положить вместе с собой в могилу драгоценные для него тексты, связанные с именем столь почитаемого апостола, каким был Петр, один из ближайших учеников Иисуса.

Найденный отрывок, посвященный суду, распятию и воскресению Иисуса (см. Приложение), начинается с середины фразы и обрывается фактически на полуслове. Однако переписчик не знал более того, что сохранилось на пергаменном фрагменте: перед обрывком первой фразы и после неоконченной последней нарисован орнамент из сплетенных лент и крестов. По-видимому, даже небольшой отрывок был дорог верующему монаху и его предшественникам, и они не просто сохранили и переписали часть евангельского текста, но и украсили его орнаментом со священными символами.

Отождествление найденного фрагмента с Евангелием от Петра сделано на основании того, что повествование шло от первого лица, и автор называет себя Симон Петр. Это евангелие упоминает христианский писатель Ориген, живший на рубеже II–III вв., в «Комментариях на Евангелие от Матфея», а также Евсевий Кесарийский в «Церковной истории». Ориген, обсуждая проблему братьев Иисуса, которые упомянуты в Евангелиях от Марка и от Матфея (Мк. 6: 3; Мф. 13: 55), писал, что представление о братьях как о сыновьях Иосифа от первого брака восходит к Евангелию от Петра и «Книге Иакова о рождении Марии»[67]. Ориген поддерживает это объяснение, признавая тем самым свидетельство, содержавшееся в Евангелии от Петра. Более подробно об этом евангелии рассказано в «Церковной истории» Евсевия (VI, 12, 2–6). Он пишет, что Серапион, епископ в Киликии, руководивший также христианской общиной в Сирии (около 200 г.), обнаружил, что верующие этой общины пользуются Евангелием от Петра. Сначала епископ разрешил им читать это евангелие, но затем внимательно ознакомился с текстом и направил христианам своей округи специальное послание, запрещающее чтение евангелия. Причина запрета, по словам Серапиона, заключалась в том, что этим евангелием пользовались докеты, «преемники тех, от кого они ведут начало». Слово «докеты» происходит от греческого слова докео — казаться; так называли неортодоксальную группу христиан, которая отрицала человеческую природу Иисуса Христа, считая, что пребывание Его на земле было лишь кажущимся, нереальным. Учение докетов, близкое гностическим группам, существовало в Сирии во II веке. Осуждая докетов, повлиявших на Евангелие от Петра, Серапион тем не менее отмечает, что многое в этом писании «согласно с истинным учением Спасителя, некоторые же заповеди прибавлены». В другом месте «Церковной истории» Евсевий уже от себя называет это евангелие подложным.

В настоящее время в научной литературе преобладает мнение, что текст Евангелия от Петра, попавший в руки Серапиона, не был первоначальным, но обработанным позже сектой докетов. На это указывают слова еще одного христианского писателя, жившего на рубеже IV–V вв., Феодорита, который в «Собрании еретических выдумок» говорил, что иудеи (назареи) чтут Иисуса как справедливого человека и пользуются так называемым Евангелием Петра (Haeretic. Fabularum Compendium II). Этим евангелием, по-видимому, пользовались не только сирийские, но и египетские христиане. В 1972 г. были опубликованы небольшие евангельские фрагменты (Oxyrinchus Papyrus 2949), где описано обращение Иосифа из Аримафеи к Пилату перед казнью Иисуса с просьбой выдать ему тело Иисуса, что совпадает с соответствующим местом Евангелия от Петра (2: 3). Этот папирусный фрагмент относится к концу II — началу III веков. Египетская находка, как и фрагмент на пергамене, свидетельствует о почитании в Египте в течение длительного времени (вплоть до средних веков!) этого евангелия.

Евангелие от Петра относится к тому же жанру, что и новозаветные Евангелия, т. е. содержит не только поучения, но и повествовательный материал, в частности, кроме описания суда и казни Иисуса, в нем упоминались братья Иисуса. Из канонических Евангелий наиболее близким к повествованию Петра представляется Евангелие от Луки, однако расхождения между двумя евангелиями достаточно существенны.

В сохранившемся отрывке описывается суд над Иисусом, его казнь, воскресение, а также поведение иудейских старейшин, народа и римского прокуратора Понтия Пилата. Главную роль в суде над Иисусом, как уже говорилось выше, отводится правителю Галилеи (где в Назарете жила семья Иисуса) Ироду Антипе. Привлечение Ирода к суду над Иисусом, который воспринимался выходцем из Галилеи, кажется вполне вероятным, тем более что он упомянут в Евангелии от Луки и Деяниях апостолов, авторами которых был, по всей вероятности, один и тот же человек. Но в Евангелии от Петра можно проследить традицию, связанную и с другими каноническими Евангелиями; например, там говорится о гвоздях, которыми руки Иисуса были прибиты к кресту, так же как и в Евангелии от Иоанна.

В описании мучений Иисуса перед казнью имеются отдельные детали, расходящиеся с новозаветным повествованием, хотя в целом рассказ фрагмента совпадает с каноном. Расхождение заключается в том, например, что Иисуса (глумясь над ним) посадили на судейское место и обращались к нему со словами: «Суди праведно, Царь Израильский». В трех первых новозаветных Евангелиях упоминания судейского места (греч. бема) нет; у Иоанна на это место садится не Иисус, а Пилат. Деталь эта важна потому, что ее упоминает Юстин, апологет II в., в своем сочинении (Апология, I, 35). Фразеология Юстина близка фразеологии Евангелия от Петра; по-видимому, он использовал это евангелие. Ссылка Юстина на «воспоминания апостолов» больше всего подходит именно к Евангелию от Петра, поскольку оно написано от первого лица.

Наиболее своеобразно описаны в Евангелии Петра смерть и воскресение Иисуса. На кресте Иисус не испытывает страданий; перед смертью Он произносит фразу: «Сила Моя, Сила, ты оставила Меня!» И после этого восклицания Он вознесся. Обращение к некоей Силе, а не к Богу, как в канонических Евангелиях, говорит о возможном редактировании слов Иисуса теми группами христиан, которые считали, что в Иисуса в период его земной жизни вошла особая божественная Сила. Описание смерти, возможно, позволяет думать о какой-то связи с докетами, ибо кажущееся (астральное) тело не может испытывать страданий. Однако, с точки зрения автора Евангелия, отсутствие страданий могло быть связано и с тем, что в Иисусе находилась некая Сила, удерживавшая в нем жизнь. Интересно, что представление о божественной Силе можно встретить и в Деяниях апостолов: там приводятся слова апостола Петра, что Бог помазал Иисуса «Духом Святым и Силою» (Деян. 10: 38). По-видимому, не случайно слова о Силе были связаны автором Деяний (тем же, что и автор третьего новозаветного Евангелия, наиболее близкого Евангелию от Петра) с именем этого апостола.

Фантастично и в противоречии с каноническими Евангелиями выглядит описание воскресения Иисуса. В Новом Завете само чудо воскресения совершается втайне. В Евангелии от Петра воскресение происходит на глазах у всех, два мужа выводят из гробницы третьего, имеющего фантастический облик: голова его выше неба. За ними сам по себе идет крест; с креста раздается голос, отвечающий на вопрос: проповедовал ли Ты усопшим? Тем самым как бы подтверждается идея докетов, что человеческая природа Иисуса была лишь видимостью, а воскресает его истинная сущность. Но тогда кто отвечает с креста? Можно предположить, что в этом описании отразилось представление, бытовавшее в то время, согласно которому телесная оболочка Иисуса и дух, вошедший в него, — извечно существующий Христос (или Сила?) — были разделены. В христианском сочинении II в. «Пастырь» Гермы сказано, что Бог поместил Святого Духа «прежде сущего» в тело Им самим избранное. Тело Иисуса воскресло, ибо Он много трудился и много страдал. «Пастырь» почитался многими христианами, это сочинение, относящееся к жанру апокалипсисов, было даже включено в свод Нового Завета, относящийся к IV в. (так называемый Синайский кодекс). Крест, участвующий в воскресении, — не просто орудие казни, он становится символом «древа жизни»; в Апокалипсисе Петра крест сопровождает апостола на небо[68].

Фантастика и обилие чудес при описании воскресения дали основание думать о сравнительно позднем — по отношению к каноническим Евангелиям — времени создания апокрифа, адресованного новообращенным язычникам. Однако в современной научной литературе поддерживается идея связи первоначального варианта этого евангелия с иудео-христианскими традициями[69]. Следы иудео-христианского влияния видны в этом апокрифе при противопоставлении иудейской верхушки — жрецов и старейшин — народу. Народ не принимает участия и осуждении Иисуса: суд над ним происходит в претории, резиденции прокуратора или во дворце Ирода в Иерусалиме. После распятия народ ропщет, бьет себя в грудь, уверовав в Спасителя. В Евангелии от Луки тоже упоминается о горе и раскаянии народа: когда Иисуса вели на казнь, Его сопровождало великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем, а после распятия народ возвращался, «бия себя в грудь» (Лк. 23:27; 23:48). Противопоставление народа и жречества могло быть свойственно тем иудео-христианским группам, которые считали Храм оскверненным действиями жречества и фарисеев. Как известно, не признавали Храм к иудейские сектанты, например, те, кто жил в пустыне около Мертвого моря в области Кумран и учение которых могло повлиять на составителей Евангелия от Петра.

Дискуссионной представляется степень зависимости Евангелия от Петра от канонических Евангелий. Долгое время было распространено мнение о зависимости апокрифа от канонических писаний[70], однако в последние годы все настойчивее высказывается предположение о независимости этого писания от Нового Завета и даже о более раннем, чем Четвероевангелие, создании его первоосновы. Так, Кроссан полагает, что описание воскресения восходит к независимому раннему источнику, который он условно называет «Евангелие Креста» и считает созданием иудео-христиан, во всем обвинявшим верхушку иудейского общества, ибо сами они были отвергнуты ортодоксальными иудеями. С иудео-христианством Кроссан связывает и упоминание проповеди Христа умершим — это первые указания на предполагаемое сошествие Христа в ад. В более позднем, так называемом Евангелии Никодима (III–IV вв.), содержится подробное повествование об этом сошествии и освобождении из подземного царства иудейских праотцев и пророков, которых Христос ведет в рай. В Евангелии от Петра этих подробностей еще нет, но представление о проповеди умершим могло быть связано с тем, что христиане, не порывавшие связь с иудаизмом, не могли помыслить, чтобы почитаемые ими предки и проповедники остались вне спасения, не познав Христа.

Раннюю дату создания этого евангелия поддерживают и другие исследователи. Так, автор вступительной статьи к этому тексту в уже упомянутом американском издании «Полные Евангелия» А. Дж. Девей считает, что в Евангелии от Петра отражена самая ранняя традиция Страстей[71]. Он отмечает, что почти все описание Страстей сделано на основании аллюзий и заимствований из ветхозаветных псалмов и пророков. Это описание не ставило своей целью воспроизвести исторические факты (они пока не интересовали последователей Иисуса), но было своего рода иллюзорным ответом на шок, полученный от гибели Иисуса, которого преследуют, истязают, но который получает избавление в смерти. Описанная в Евангелии от Петра мистерия чудесного воскресения, появления божественных посланцев на глазах многих свидетелей, страха виновников перед возмездием, по существу, компенсировала травму, полученную сторонниками Иисуса во время его позорной казни. В той же книге первый вариант Евангелия от Петра относится ко времени не позже второй половины I в. (самая ранняя дата — около 60 г.). Другими словами, при его анализе ряд исследователей учитывают психологический фактор, который играл не меньшую, если не большую роль в создании первых рассказов о смерти и воскресении Иисуса Христа. Изменение точки зрения на хронологию и принадлежность этого апокрифа не только затрагивает частную проблему, но и влияет на восприятие современными читателями истории ранней христианской литературы и психологии ее создателей. Фрагмент, дошедший до нас, по всей вероятности, не является первоначальным текстом евангелия, в дальнейшем оно переписывалось, перерабатывалось, в том числе и группами, близкими к докетам, хотя и сохранило свою основу. Оно создавалось в то время, когда евангельский материал находился в неоформленном виде, канона не существовало и материал этот свободно переделывался.

Сходство с каноническими повествованиями может говорить о том, что в изложении земной жизни Иисуса создатели этого писания пользовались той же устной традицией, что и Лука, а может быть, автор третьего Евангелия знал Евангелие от Петра?! Ведь он в начале своего Евангелия в обращении к некоему Феофилу говорит, что уже многие начали составлять повествования «о совершенно известных между нами событиях». Многие — значит, не только Марк… Впрочем, не зная полного текста Евангелия от Петра, говорить сколько-нибудь определенно обо всем его содержании и источниках не представляется возможным. Нужно заметить, что не случайно отрывки из этого евангелия обнаружены в Египте: Петр был почитаем христианами по всей Нильской долине. При христианизации Нубии (VI в.) храмы египетских богов превращали в христианские, в одном из них обнаружено примитивное изображение во весь рост апостола Петра (имя его написано) в окружении египетских языческих рельефов[72]. Сохранялась в отдельных христианских кругах и память о существовании созданного им писания: до нас дошло средневековое изображение Христа, вручающего книгу (евангелие?) апостолу Петру[73]. Возможно, когда-нибудь будут открыты еще фрагменты, проливающие свет на содержание и значение этого особенного писания.

Наиболее интересные и важные открытия, связанные с христианством, были сделаны в Южном Египте в 1946 г. Феллахи, выполнявшие земляные работы у подножия горы Гебель эль Тариф на левом берегу Нила недалеко от древнего поселения Хенобоскион (совр. Наг-Хаммади), неожиданно обнаружили тайник. В тайнике оказалась целая библиотека — более сорока текстов религиозного содержания на коптском языке (языке коренного населения Египта, развившемся на древнеегипетского). Эти тексты были созданы особой религиозной группой так называемых гностиков, связанных с переосмысленным христианством (им были близки докеты). Найденные списки текстов относятся к III–V вв., но сами произведения, во всяком случае многие из них, были написаны значительно раньше на греческом языке и затем уже переведены на коптский. Среди найденных рукописей — Евангелие от Фомы, Евангелие от Филиппа, Евангелие от Марии, Евангелие Истины. О последнем Ириней в своей книге «Против ересей» с возмущением писал, что некоторые «дошли до такой дерзости, что назвали свое сочинение Евангелием Истины». Название, которое получили создатели этих произведений, гностики, происходит от слова гносис — знание. В основе мировоззрения гностиков лежало представление об интуитивном знании, заложенном в человеке, с помощью которого можно познать абсолютное Божество и слиться с ним[74]. Земным миром правит не это Божество, а несовершенный Творец. Авторы (или редакторы) этих евангелий полемизировали с основными положениями новозаветных писаний. Так, одно из первых речений коптского Евангелия от Фомы гласит: «Иисус сказал: Если те, которые ведут вас, говорят вам: Смотрите, царствие в небе! тогда птицы небесные опередят вас. Если они говорят вам, что оно — в море, тогда рыбы опередят вас. Но Царствие внутри вас и вне вас». В свою очередь, христианские писатели, последователи церковного (или ортодоксального[75]) христианства во II в. активно полемизировали с гностиками (именно они расширительно употребляли этот термин). У Иринея главным объектом критики были различные гностические писания, которые он называет «апокрифическими (греч. тайными) и подложными» (I, 29). Термин апокрифы первоначально и был введен в связи с гностическими сочинениями, авторы которых пользовались сложной символикой образов, придавали магическое значение числовым сочетаниям, которые могут быть постигнуты только «избранными» и недоступны непосвященным. Именно такой подход и дал основание Иринею назвать сочинения гностиков апокрифами, а так как он полемизировал с ними, стремясь доказать, что они искажают истинное учение Христа, то их сочинения, якобы написанные от имени апостолов, он считал не только тайными, но и подложными. Такое же словоупотребление тайные=подложные встречается и у Тертуллиана. Затем словом «апокриф» стали называться все сочинения ранних христиан, которые не были признаны Церковью священными, хотя многие из них не были тайными, а открыто почитались отдельными христианскими группами.

Наряду с евангелиями был распространен жанр откровений (апокалипсисов), к которому принадлежит уже упомянутое Откровение Иоанна Богослова, написанное, по мнению большинства современных ученых, во время правления императора Домициана около 90 г. Существовал и Апокалипсис Петра, найденный вместе с фрагментом Евангелия от Петра. Апокалипсис Петра содержит древнейшее описание христианского рая и ада. Рай в этом описании — огромное пространство, вне этого мира, сияющее сверхъярким светом; ад в Апокалипсисе назван местом наказания (интересно, что наказание осуществляют ангелы-мучители, а не слуги дьявола[76]). Но был еще один Апокалипсис Петра, найденный в библиотеке из Наг-Хаммади, он не имеет ничего общего с первым, достаточно традиционно отражающим народные верования начала II в. В гностическом Апокалипсисе утверждается, что на кресте распятие приняла только кажущаяся телесная оболочка Спасителя: там описывается, что Петр, наблюдающий за распятием, видит рядом с собой стоящего Иисуса, радостного и улыбающегося, и Он говорит, что тот, в руки и ноги которого вбивают гвозди, лишь кажущаяся телесная оболочка[77]. К жанру откровений относится и популярное среди ранних христиан сочинение «Пастырь» Гермы (Герма — человек, от имени которого написано это произведение). Это описание серии видений, причем — в отличие от канонического Апокалипсиса, где все видения зашифрованы и требуют особого понимания, «Пастырь» рассчитан на массового читателя: там все видения, символы и аллегории разъясняет Пастырь «неразумному» Герме, который задает вопросы по поводу каждого видения.

Наряду с книгами, отражавшими поучения Иисуса, Его чудеса, разные видения, существовали и книги, регулирующие внутреннюю жизнь христианских общин. Одна из таких книг — Учение двенадцати апостолов, или Дидахе, найденная в XIX в., является важнейшим источником по организации первых экклесий — мы остановимся на ней подробнее, когда будем характеризовать организацию первых христианских общин.

Множество вариантов благой вести, споры между проповедниками поставили перед христианами отдельных общин задачу отбора тех книг, которые почитались бы источниками христианского вероучения. Эту проблему пытался решить ученик Юстина Татиан: он создал своеобразный пересказ четырех новозаветных Евангелий, добавив к ним некоторые места, совпадающие с цитатами из Евангелия евреев. Свое сочинение он назвал Диатессарон («По четырем»). В нем нет родословной Иисуса, ничего не сказано о Его детских годах. Диатессарон был переведен на сирийский язык, и сирийские христиане долгое время почитали его как священную книгу. При раскопках древней крепости Дура-Европос на берегу Евфрата был обнаружен фрагмент Диатессарона, относившийся к III в. Сочинение Татиана свидетельствует о достаточной популярности четырех Евангелий, с одной стороны, и о стремлении христиан упорядочить священные книги — с другой.

Еще до Татиана была сделана попытка отобрать несколько писаний и установить их авторитетный текст. Эта попытка связана с именем Маркиона, богатого судовладельца, прибывшего в Рим из Малой Азии. Маркион сделал большой взнос в римскую общину и приобрел там влияние. Он утверждал, что умение Иисуса было искажено в распространенных среди христиан текстах и отобрал только Евангелие от Луки и десять посланий Павла. Из Евангелия от Луки он убрал ветхозаветные цитаты, которые, по его мнению, были вставлены туда сторонниками иудаизма. Согласно его «редакции», в Евангелии от Луки отсутствовали легенды о рождении Иисуса и Иоанна Крестителя. Маркион полагал, что Иисус сошел с небес и пятнадцатый год правления императора Тиберия и явился в Капернауме. Ириней с возмущением писал о Маркионе: «Он бесстыдным образом богохульствует против проповеданного Законом и пророками Бога, говоря, что Он — виновник зла, жаждет войны, непостоянен в своих намерениях и сам себе противоречит; Иисус же происходил от того Отца, который выше Бога, творца мира» (Против ересей. 1.27, 2). Образ Иисуса в данной интерпретации близок восприятию гностиков. Однако учение Маркиона не было принято большинством христианских общин; римские христиане изгнали его из своей общины. Но эти попытки Маркиона, а затем и Татиана привели к тому, что руководители христианских общин вынуждены были отобрать из всей массы христианской литературы те книги, которые можно было считать источниками вероучения — т. е. каноническими.

Слово «канон», как и другие понятия, применявшиеся христианами, пришло из языческого мира. Это слово употреблялось для обозначения образца, стандарта, нормы. В Посланиях Павла слово «канон» встречается в значении «правило» — «…тем, которые поступают по сему правилу (в греческом тексте — канону), мир им и милость…» (Послание к галатам 6: 16). Только после длительного отбора священных книг с середины IV в. слово канон стало употребляться по отношению к собранию христианских священных книг. Что касается определения Новый Завет, то как название собрания признанных священными книг оно встречается с конца II в.: Евсевий Кесарийский упоминает о сочинении неизвестного автора, в котором сочетание «Новый Завет» употреблено именно в таком значении, хотя само понятие Нового Завета (или Нового договора с Богом) существовало значительно раньше — еще в рукописях Кумранской общины, члены которой заключили новый договор (завет) с Богом. Похожее словоупотребление встречается и в Евангелии от Луки: «…Сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается» (Лк. 22: 20) Самым первым известным списком почитаемых книг является фрагмент, составленный в Риме около 200 г. (правда, некоторые исследователи предлагают более позднюю дату) и обнаруженный в 1740 г. По имени нашедшего его ученого этот фрагмент назван «Каноном Муратори», хотя слова канон там нет. В этом фрагменте не сохранилось начало, но ясно, что в первых строках речь шла о четырех Евангелиях. Составитель списка указывает, что они согласны между собой. Список включает «Деяния всех апостолов в одной книге» — имеются в виду новозаветные Деяния апостолов, которые и выделены определением «в одной книге», так как ко времени составления списка существовало уже довольно много деяний отдельных апостолов. Включены и тринадцать Посланий Павла (без Послания к евреям); но при этом автор списка оговаривает, что Второе послание к коринфянам и Второе послание к фессалоникийцам — повторные. Интересно его замечание, что Послания к Титу, к Тимофею и Филимону включены из любви к Павлу: по-видимому, римские христиане не видели в этих посланиях вероучительного смысла — и в то же время важно, что именно в Риме авторитет Павла был очень высок. Из новозаветных соборных посланий отсутствуют Послания Петра, Послание Иакова, Третье послание Иоанна. Зато там упомянута «Премудрость Соломона», книга, которая отсутствует в древнееврейском каноне, но включена в Септуагинту. По поводу апокалипсисов составитель пишет: «Из Откровений мы признаем только Иоанна и Петра (речь идет, по-видимому, о негностическом Апокалипсисе Петра. — И. С.), которое некоторые из наших не хотят читать в церкви. Но Герма написал „Пастыря“ уже в наши дни в Риме, когда епископом был его брат Пий. Поэтому его можно читать, но ни публично и церкви, ни среди апостолов, ни среди пророков». Таким образом, при отборе священных книг играло роль не только содержание, но древность создания. Список Муратори не был каноном в собственном смысле слова, он отражает позицию христиан Рима, а не всех христианских групп империи. Как уже говорилось, окончательный канон был утвержден на съездах епископов в IV–V вв. Интересной особенностью ранней христианской литературы было ее внешнее оформление. Как можно судить по довольно ранним находкам в Египте, христиане отказались от папирусных свитков и заменили их кодексами — книжными постраничными текстами. Вероятно, это было связано с удобством чтения как дома, так и руководителями общин во время собраний.

Уже после того, как в христианских общинах разных областей выявились списки наиболее почитаемых священных книг, утвердилась определенная традиция, начиная примерно с середины II в. стали создаваться многочисленные сочинения, как бы дополняющие эти книги — посвященные детству Иисуса, Его матери Марии, отдельным апостолам, а также тем лицам, которых христианская традиция стала называть «свидетели Христовы». Понтию Пилату и процессу над Иисусом была посвящена целая серия писаний, переполненных самыми фантастическими подробностями (в так называемом Евангелии Никодима сказано, что перед Иисусом склонились копья, которые держали римские стражники во время суда).

К этим книгам христианские епископы относились по-разному — одни запрещали, другие разрешали их для домашнего чтения. Целый ряд праздников, в частности Богородичных (Рождество Богородицы, Введение во храм, Успение Марии), основаны не на Священном Писании, а на этих сочинениях. Их создание связано с распространением христианства среди людей разных национальностей, различных верований, образованности, социальных чаяний, а также специфической организационной и идеологической обстановкой в христианских общинах конца I–II вв., к характеристике которых мы и перейдем в следующих главах.