Глава 24

POV Лев Ларин.

Просыпаюсь от резкого звука и первое время не могу найти источник шума. Шарю рукой по подушке, натыкаясь на длинные волосы.

Бесцеремонно отодвигаю их и перекатываюсь на бок, чтобы перелезть через спящую девушку.

Имя? Не, не помню. После активного вечера голова гудит, как разбуженный пчелиный улей. И несмолкающий рингтон смартфона не прибавляет красок в жизнь.

Чиркаю зажигалкой, небрежно валяющейся на прикроватной тумбе. Из открытой пачки достаю сигарету и подкуриваю здесь же, не особо заботясь о сне девчонки.

Бл#дь! Шиплю, поднимая несмолкающий гаджет, и выхожу на балкон.

Щурюсь, от бьющей в глаза неоновой бара напротив, и свайпаю по экрану, принимая звонок.

Отец. За последние пару месяцев он позвонил мне больше раз, чем за последние пару лет.

Не могу не отметить, что его внимание находит во мне отклик. Я всегда тянулся к нему, внутренне отторгая маминого нового мужа. И всегда радовался, когда отец забирал меня к себе. Не смотря не его жену.

Она… странная.

Принимала меня как родного сына и никогда нас не разделяла.

Для живущего среди эмоциональных итальянцев, такое смирение и всепрощение кажутся несколько дикими. Не сразу это понял, разумеется, а только повзрослев и научившись делать выводы.

— Да, пап, — произношу, выдыхая сизую струю дыма, освобождая лёгкие. — Что-то случилось?

Поздние или ночные звонки всегда несут в себе тревогу. А для меня имею свой сакральный смысл: дважды о смерти близких я узнавал вот так, неожиданно пробудившись.

Отец сбивчиво извиняется, и я расслабляюсь. Если бы действительно произошло значимое событие, он бы начал с него. Характер такой, прямой и грубоватый, но я-то знаю, каким белым и пушистым может быть отец дома.

Моя мать в это не верит, ведь она была интрижкой. Мимолётным увлечением, которое, впрочем, папа не бросил. Обеспечил нам неплохую подушку безопасности, поддерживал свою бывшую и внебрачного сына. Это в моём мире стоит дорого и ценится тоже дорого.

Выслушиваю сетования по поводу братца. Захар, конечно, ленивая задница. Не хочет шевелиться, чтобы помочь. Ему всего-то надо охмурить какую-то девчонку «из народа», чтобы этот самый народ поверил в любовь и искренность.

Моя мать в полном восторге от идеи, которую я имел глупость рассказать за недавним семейным ужином.

Мой отчим скрипел зубами и восторга жены не разделял.

А я нахожу ход оригинальным и не лишенным логики. Избиратели в России активные, обожающие наблюдать за чужой жизнью. Как и везде. В любой стране чужая жизнь привлекает людей чуть ли не больше собственной.

Взять хотя бы девицу, похрапывающую на скрипучем диване.

Вчера она вешала мне ненужную инфу про какую-то рок-звезду, переспавшую с парнем из доставки. Я не запомнил ни одного имени, но старательно делал вид, что поглощён рассказом, лапая округлые формы под обтягивающей майкой.

«Детка, займи рот более приятными вещами», — хотелось перебить её и утащить в уборную, что я в итоге и сделал.

Ртом она работать не умеет, к слову, зато в постели удивила парой — тройкой акробатических трюков. Я и не знал, что синьорины умеют так гнуться!

Но это на разок. Сейчас я свалю и больше мы не пересечёмся, потому что я никогда и ни при каких обстоятельствах не завожу отношений, не повторяю встреч и не влюбляюсь. Быть циником иногда так прекрасно.

* * *

Дымя второй сигаретой, ободряю отца и даже обещаю набрать брата, чтобы всыпать ему словесных пропиздонов.

Лететь ради воспитательной цели на день не могу себе позволить: именно сейчас я занят продвижением своего дела и решаю важные моменты перед длительной командировкой на родину.

Кстати, если повезёт, вполне успею прилететь на свадьбу Захара. Брак планируется краткосрочный и фиктивный, но знает об этом ограниченный круг людей.

Мать вон уже наряд купила, тоже собирается лететь. Уверен, что в ближайшие дни опустошит ещё несколько бутиков, подбирая сногсшибательное платье. Она красива — это факт. Но порой ведёт себя как ребенок. От её зашкаливающих и наигранных восторгов меня перманентно подташнивает. К счастью, эти концерты она даёт исключительно на публику, среди близких становясь нормальным человеком.

Могу понять, что в ней зацепило когда-то родного отца: яркая, взрывная, женщина-праздник. И если я когда-то и свяжу себя путами, то выберу такую же, чтобы держала в тонусе и не дала свихнуться от скуки.

Попрощавшись, отщёлкиваю окурок в стеклянную миску, заменяющую пепельницу и отправляюсь искать свой шмот: надо сваливать до пробуждения хозяйки. Ненавижу утренние разговоры и ненужные вопросы.

Мы неплохо провели время, но на этом наши пути расходятся.

Джинсы нахожу брошенными в крошечной ванной. Футболку — среди женских вещей на единственном кресле. Кроссовки оказываются в кухне на подоконнике. Как ни напрягаю память, не могу вспомнить, когда и зачем я их, бл#дь, сюда поставил.

Выуживаю их холодильника бутылку минералки, смачиваю горло и оставляю на столе, придавив несколько крупных купюр. Надеюсь, девчонка купит себе что-нибудь в утешение и не будет посылать на мою голову проклятья.

Покидаю квартирку, захлопнув дверь, и оказываюсь на оживлённой улице. Обожаю ночную жизнь Палермо.

Разморённый и разомлевший на дневном солнце город ночью превращается в неспящий единый организм. Из каждого бара доносится качающая музыка, рядом с вывесками толпится молодёжь, туристы снуют от здания к зданию, фотографируя всё, что кажется интересным. И пахнет морем. Запах смешивается с запахами табака, сладких кальянов и вейпов, жареной пармской ветчиной, так любимой те ми же туристами. А аромат моря все равно присутствует фоном.

Расправив плечи, выбираю направление и иду в сторону пляжа, чтобы окунуться и окончательно проснуться. До отъезда остаётся чересчур мало дней, чтобы тратить их на сон.

Загрузка...