POV Захар Одинцов.
Я стою в тамбуре перед палатой и кручу в руках телефон, прислушиваясь к женским голосам. Психологиня старается подбирать слова и говорить мягко, а вот в голосе Лизы намешана и растерянность, и истерика.
Честно говоря, я дико испугался, когда она закричала из уборной. А то, что она никак не реагировала на зов…
Пришлось выбивать дверь. Хорошо ещё, медсестричка была рядом и быстро сориентировалась. А лечащий док тут же нашёл местного спеца, которая вызвалась ждать пробуждения девушки.
Сам я ретировался, потому что рядом стало невыносимо.
Даже отец присмирел, услышав отчёт. А Юрьич развернул такую кампанию, которую хрен свернёшь. Зря батя ему в своё время дал «добро» на любые действия. Очень зря!
Под окнами уже собраны журналисты, давно прикормленные и проинструктированные, что и как писать. На местном канале вечером готовится ролик о чудесном спасении бедной девочки из плена.
История, которую озвучат в эфире, будет умалчивать о деталях. Если получится подвести мразей под следствие, то лишние подробности выйдут боком.
Всё это я узнал буквально двадцать минут назад. И до сих пор перевариваю. Мне не нравится наведённая суета, я жалею Лизу и никак не могу предсказать её реакцию.
Я с удовольствием бы отказался от всех договорённостей и…
И, чёрт его знает… Попробовал бы с ней без обязательств перед батей. Возможно, попробовал. А, возможно, побыл бы ещё рядом и ушёл. Во мне нет ни грамма уверенности, что я вытащу эту историю.
Не после того, как состригал роскошные локоны, а потом обнимал несколько часов подряд, чтобы успокоить и успокоиться.
Я п#здец как устал!
Устал думать, контролировать каждое слово, прислушиваться к ровному дыханию. Задолбался!
И вместе с тем я чётко знаю, что из больницы Лиза поедет ко мне.
Это не прибавляет настроения, ведь я сам себе противоречу. Она бесит меня своими слезами, и вместе с тем мою грудную клетку разрывает от каждого её вскрика и стона.
Что творится, бл#дь? Во что превратился рабочий план «соблазнить и забрать»?
Смахиваю все уведы, посыпавшиеся на телефон, и решительно засовываю его в карман. Распахиваю дверь шире, чтобы Елизавета могла меня увидеть.
— Где моя мама?
Она как раз сжимает в кулаках одеяло и держит его у своей груди как защиту.
Марта, мать её, Игоревна что-то блеет, боясь напугать свою пациентку. Похоже, что прислать её прислали, а ввести в курс дела полностью забыли. Или не знали, так как в личной карте Лизы сухие факты.
— Твоя мать задержана на сорок восемь часов. Для начала.
Психологиня ахает и прикрывает руками рот, округляя глаза.
— Захар Вадимович, что вы? Разве можно так…
— Нужно, — обрубаю. Задолбавшись от внутренней борьбы, тру переносицу пальцем и продолжаю, безжалостно выдавая: — Бывший препод сядет. Надолго. Я позабочусь. Мамай… Точнее, Рудольф… С ним пока сложно.
— А… С… Там был мужчина… Мой…
— Он не твой отец, Лиза. Тебе солгали.
Она опускает голову, но я успеваю заметить несколько маленьких слезинок и робкую улыбку.
Лучше так. Лучше ей не знать, что Александр Суворов действительно был её родным отцом. И был смертельно ранен сотрудниками при оказании сопротивления и попытке к бегству. В материалах дела зафиксирована эта причина смерти. И я надеюсь, Лиза никогда не узнает, что его застрелил майор, сделав несколько прицельных практически в упор.
— Захар, — мама подходит сзади и, развернув меня, помогает завязать галстук, — мне жаль, что всё так получилось.
Киваю, просовывая руки в рукава пиджака, и одергиваю манжеты.
Я знаю, что маме жаль. Мне тоже жаль потерянную девочку Лизу, которую сегодня выписывают. После встречи в офисе отца я как раз поеду за ней.
— Комната для Лизоньки готова.
— Я видел, мам.
Родители постарались. Отец проникся горем своего проекта и первым предложил, чтобы мы пожили у них. Мол, девочке будет проще адаптироваться.
Лиза больше не устраивала истерик, принимала все прописанные процедуры и охотно общалась с психологиней.
У Марты получилось найти к ней подход. Решили пока не менять на другого спеца, чтобы не травмировать девчонку.
Вот только… Елизавета не в курсе, что я забираю её. Она не знает, что мать переведена в следственный изолятор по моему звонку. Слишком уж громко при личной встрече орала, что я монстр и растлитель.
Отошла от первого шока и устроила шоу одного актёра. Даже Юрьич был в ахуе от эпитетов, которыми Радоевна нас наградила.
Ну а раз так… Лизе с этой ненормальной рядом точно делать нечего. Влияние сильное, страх перед недомамашей колоссальный. Спасибо Марте, мать её, Игоревне, что раскрыла этот пунктик. Меня он смущал с самого начала.
Подозревал: выпишут и Лиза рванёт к той, которую любит и оправдывает, потому что иначе не умеет. За это пояснение плюсик в карму начинающему психологу. Опыта работы с такими проблемными у Марты кот наплакал, а хватка оказалась бульдожья.
— Я пошёл, мам, — целую её в щёку и, прихватив папку с документами, покидаю родительский дом.
— Сынок, мы с папой уедем вечером. Чтобы вы вдвоём побыли. Слышишь?
— Угу, — отзываюсь, садясь в тачку.
Не стоило, конечно. Думаю, это может спугнуть гостью.
Прикидывая, как всё обставить, доезжаю до офиса. На встреча максимально сосредотачиваюсь. Вопросы обсуждаются острые и важные.
До дня Х осталась неделя. Агитационная кампания должна быть прекращена за сутки до проведения выборов. А сделать нужно очень многое.
Слуцкий воспользовался шумихой и подсуетился, выставив себя жертвой. Естественно, не обошлось без его покровителей, прикрывающих жирный зад.
Скакнул и рейтинг. Всего два процента, но как они сейчас важны для отца.
Он, вытирая пот со лба платком, отпускает из своего кабинета всех, оставляя только меня.
— Не получилось, пап. Зато карму почистил.
Батя фыркает, откладывая в сторону платок.
— За этим не ко мне. Это ты сходи к… как их там? В «Древо счастья» наведайся. Они карму почистят и счета заодно.
— Недолго им осталось.
— Всё равно вылезут. Я тут знаешь, подумал… Покрутил, как всё у нас сложилось. Тебе же нравится Лиза?
Удивлённо поднимаю брови от столько резкого перескока с философии на личное.
— Допустим, — осторожничаю.
— Допустим, — улыбается. — Сидел бы ты рядом столько дней, если бы не нравилась. Смотри вот.
Подвигает ко мне планшет с роликом, поставленным на паузу. Нажимаю кнопку «дальше» и вижу больничный сквер. Молодая журналистка в огромных очках, платке и румяным лицом воодушевлённо вещает.
— Мы находимся на закрытой территории клиники, в которой проходит реабилитацию пострадавшая от рук организованной группировки Суворова Елизавета. Её спаситель не отходит от неё ни днём, ни ночью. Кажется, это любовь, — девица широко и ненатурально улыбается, продолжая: — Нам стало известно, что сын кандидата в губернаторы области Захар Одинцов приготовил для своей девушки сюрприз. Сегодня после выписки молодые отправятся в один из ЗАГСов нашего города, чтобы официально скрепить свой союз. Совет да любовь им, как говорится…
Она говорит и говорит, обещая кадры с нашего бракосочетания и чуть ли не первой брачной ночи, а я пялюсь на отца, как будто вижу его в первый раз.
— Ты… Это шутка такая?
— Не кипятись, сынок, — похлопав меня по руке, он откидывается в своём кресле и снова тянется за платком. — Это запись. В эфир пустим с твоего согласия. И согласия Лизы, конечно, — быстро добавляет. — Брак с тобой своего рода гарантия, что её не тронут. А это мой свадебный подарок.
Наклонившись к ящикам стола, батя выуживает прозрачный конверт. Раскрыв его, я вижу полностью оформленные документы на сеть салонов, о которых мечтал.
— Подумай, сынок. Назад не заберу, даже если откажешься.
Бл#дь!