POV Лиза Суворова.
В дичайшем ужасе отшатываюсь и попадаю сразу в руки Захара. Он внимательно изучает дверь квартиры.
Пройдясь ладонями по предплечьям в попытке успокоить, прячет меня за свою спину.
— Дверь открыта.
— Не трогай, — прошу неуверенно. — Если там кто-то есть?
— Вряд ли. Могли вскрыть, а потом оставить послание. Сомневаюсь, что кто-то сидит в засаде с таким красноречивым приветствием. Сейчас позвоним, конечно…
Он на самом деле достаёт телефон и набирает какого-то абонента явно по памяти. Я вижу, что он не листает контакты, а нажимает цифры виртуальной клавиатуры.
Коротко передаёт увиденное и говорит мне, что нужно подождать.
Обернувшись, привлекает к себе и снова гладит. Молча.
Я же просто дышу.
Во мне нет слёз и иных чувств. Выжженная пустыня и пепел — вот всё, что осталось внутри.
— Ребята быстро подъедут.
Я пожимаю плечами. Мне всё равно.
Если надо ждать, я буду ждать, ведь идти мне некуда.
Без понятия, как быть с пропусками в вузе. Конечно же, справка есть и даже дни с запасом. Пока что меня выписали только из больницы, порекомендовав не посещать никакие места.
И тот самый майор, он тоже очень просил быть осторожной и по возможности воздержаться от походов даже в магазин.
И эта забота приятна, если бы не существенное «но»: на что мне жить и на что ходить в магазин?
Своих денег у меня нет. Только накопления на аренду комнаты. И те где-то в недрах жилища, в которое ещё нужно попасть.
Устало выдохнув, освобождаюсь из рук Захара и присаживаюсь на ступеньку. Прислоняюсь щекой к холодной стене и прикрываю веки.
— Лиз?
— М?
— Ты какая-то странная сегодня.
Хмыкаю. Странная, да.
— На дверях написано, почему я странная.
— Нет. Ещё раньше заметил. Ты не хотела, чтобы я приезжал?
Мотаю головой.
— Нет. Не хотела.
Не смотря на него, чувствую, как растёт напряжение. Он возвышается, подавляя ростом и статусом. Статусом…
Я, как только прочла несколько строк по первой ссылке, решила, что сошла с ума. Захар Одинцов и сын влиятельного бизнесмена — один человек.
Надо быть слепоглухонемым, чтобы не знать о Вадиме Одинцове! Но о его ребёнке я слышала впервые…
Точнее, о двух. Упоминался ещё один сын, живущий заграницей. Я не полезла смотреть фотографии, потому что информация меня оглушила.
Захар…
Многое встало на свои места: как нашёл, почему так странно реагировал на автобус, откуда узнал, куда меня везут. С его возможностями это всё можно отследить, наверное, по щелчку пальцев.
Естественно, я расстроилась и растерялась. Кто он и кто я?
А сейчас, стряхнув первые эмоции, начинаю рассуждать. Он не обязан был рассказывать. Может, скрывал специально, чтобы не ошибиться.
В книгах, которые я украдкой читала, за богатыми мужчинами шла настоящая охота. В жизни ведь также?
— Извини, — ругаю себя и открываю глаза. Нет у меня прав быть недовольной.
Я должна молиться за него. За то, что спас.
Молиться…
Кривлю губы, будто на них попала кислота. Сразу во весь рост вижу фантом незнакомого мужчины, а следом за ним Рудольфа. Мне кажется, они связаны. Это мои умозаключения после бесед с полицейскими.
— Извини за что, Лиза?
Я встаю, чтобы быть ближе.
— За всё. Я не должна была так себя вести и за это прошу прощения.
Озвучить не решаюсь: если не открылся, значит, не время, да?
— Ты меня пугаешь, если честно.
— Я себя сама иногда пугаю. Сейчас особенно.
Мне и легче становится и тяжелее одновременно. Путаюсь в чувствах.
К страху примешивается нечто тёплое, согревающее. Захар рядом, и мир уже не такой враждебный.
— Не знаешь, долго ещё?
И вместо ответа на заданный вопрос внизу раздаётся хлопок двери и шаги.
Захар подбирается и одним рывком отодвигает меня на несколько ступеней выше. У него получается так легко, будто я ничего не вешу.
Поднявшись на этаж, мужчины в камуфляже здороваются с ним и тихо переговариваются. Меня тоже спрашивают. Я, к сожалению, помочь не могу: всё время пробыла в больнице. Мама не возвращалась сюда, по словам Захара. А других близких людей, которым мы доверяли ключи, нет. Или я с ними не знакома.
Дальше действие любого боевика переносится в мою реальность.
Люди в форме рассредоточиваются по этажам, проникают в квартиру и всё в ней проверяют.
Главный, отличающийся ростом и эмблемами, выходит к нам и подзывает к себе Захара.
— Чисто. Зайди.
Я тоже дёргаюсь, но меня тормозят.
— Елизавета, вам лучше этого…
В меня как бес вселяется. Подныриваю под локтем и буквально вбегаю в прихожую. Ту самую, где я ежедневно мыла полы, потому что мама ненавидела грязь.
— Лиза!
Перешагиваю оторванные куски обоев, разбросанные флаконы и прочие мелочи, на которые не обращаешь внимания в обычной жизни.
В маминой комнате на кровати лежит разбитое зеркало. Я отражаюсь в его осколках десятками лиц. Протягиваю дрожащие пальцы и неосторожно режусь о неровный край.
Порванные вещи бесформенными кучами громоздятся у окна. Кто-то порезал даже шейные платки, обожаемые матерью.
Наверху одной из куч брошен мой жираф. У него оторвана голова. Её я нахожу под батареей со следами земли.
Не тронуты только цветы. Их два. Они стоят рядом на подоконнике, прикрывая собой такую же надпись, как и на двери.
— Сдохни, — читает Захар и присвистывает. — Что думаешь на этот счёт?
— Я? — уточняю и понимаю, как глупо выгляжу. Конечно, он общается не со мной.
— Думать будут другие. Если хочешь моё мнение, что-то искали и не нашли. Зная, кто стоит за спиной девочки, вряд ли бы стали шутить таким способом. Поднимай своих, Захарыч. И забирай Лизавету, пока всё не выясните.
Я как раз раскрываю свой тайник в игрушке. Вынимаю механизм и нащупываю пустоту.
Трясу жирафа, трясу, а их него выпадает только малюсенький кусочек наполнителя.
И тут меня прорывает.