Эпилог

POV Лиза Ларина.

— Счастливая ты, Ларина, — бросает на меня смеющийся взгляд акушерка, подрываясь с места и помогая повернуться на бок, чтобы встать на ноги.

Я похожа на слона. Очень неустойчивого и очень непропорционального слона, у которого есть живот… и, пожалуй, всё. Это самая выдающаяся часть моего тела сейчас, кажется, стала ещё больше.

— В чём? — пыхчу, хватаясь за бок и старательно дыша так, как учили.

Раз, два — вдох. Раз, два — выдох.

Ни фига не помогает, если честно.

Все практики, которые мы с мужем освоили в совершенстве в центре подготовки молодых родителей по факту оказались пшиком.

Интересно, забавно, но непродуктивно.

— Не так. Смотри, — пожилая Нина Борисовна, своим задором заразившая половину отделения, делает вид, что надувает воздушный шарик.

— Куда мне больше? — смеюсь и тут же громко охаю, согнув колени и хватаясь за стойку для капельниц, потому что боль адская.

Невыносимая!

И это я ещё преуменьшаю.

— Так с чем повезло, Нина Борисовна-а-а?

Я, не сдерживаясь, кричу.

— Ляг, Лиза. Лучше приляг.

— Да не могу я! — психую, хотя акушерка, конечно, ни в чём не виновата.

Мне действительно лучше лечь, но я не могу. Когда хожу, проще держать себя в руках несмотря на то, что у меня уже десять часов идут схватки с интервалом в пять минут.

Схватки идут, а раскрытия нет!

И мой муж… Мой Лёва… Его тоже нет!

Вообще ничто не предвещало, как говорится. До родов оставалось еще около двух недель, мы спокойно заканчивали обставлять детскую, покупали вещи малышу на первое время и с удовольствием проводили вечера вдвоём.

Пока позавчера не раздался звонок. Ничего не обычного, если не считать напрягшихся рук мужа.

Пробормотав что-то невнятное, он практически выбежал на лоджию, где очень долго разговаривал. Вернулся взвинченный и слегка побледневший.

И, естественно, не хотел мне ничего говорить. С его стороны это естественно, а с моей…

Ненавижу тайны! В моей жизни их было столько, что хватит ещё на несколько поколений вперёд. И Лев сознался.

Ему звонили из колонии, где моя мать — Суворова Елена Радоевна — отбывает наказание. Её осудили по нескольким статьям за связь с организованной группировкой, занимающейся покупкой и продажей людей. Живых людей… И это всё мне довелось узнать лично, когда та, что родила меня, привезла в логово чудовищ, творящих самые ужасные вещи.

Я не вспоминаю про эти дни, как не вспоминаю и про Елену. Уже несколько лет мамой я зову ту, которая заменила мне биологических родителей. Я обожаю свою свекровь, и она платит мне тем же.

А та… Елена… Она скончалась от сердечного приступа. Возможно, не выдержала мук совести. А, возможно, вынашивала планы мести. Я не знаю. Последний раз мы виделись в зале суда, и она кричала мне, что выйдет и доберется до меня.

Я пыталась держаться, а после рыдала до икоты. Лёва тогда очень сильно испугался и увёз меня в Италию. Я тогда пропустила год учёбы, а позже перевелась на другой факультет и защитила диплом бакалавра на отлично. А потом…

Потом сделанный тест показал две полоски, и наша жизнь в очередной раз круто изменила своё направление.

— Так вот, — Нина Борисовна всё-таки заталкивает меня обратно на кровать-кушетку и начинает аккуратно массировать поясницу, пытаясь облегчить моё состояние. — Муж у тебя чудесный. Не каждый так печётся о мамочке и будущем наследнике. Признаться, слышать слышала, но за всю свою практику впервые увидела настоящую заботу. Ты себе хоть можешь представить, сколько пар я повидала?

— Сотни? — пищу, переживая очередную схватку.

— И даже не тысячи. Тридцать пять лет практики, Лиза. Тридцать пять. Больше, чем жизнь.

Я округляю глаза и уже собираюсь сказать комплимент, но дверь в палату открывается без стука, и на пороге возникает высокая фигура моего мужа.

Мужа, который вылетел в город, где скончалась его тёща и пропавший со всех радаров…

Он бледный, даже белый.

Его лоб покрыт бисеринками пота, а губы сжаты в тонкую полоску.

— Лёва, — бросаюсь к нему, забыв о том, что десять минут назад мне было не подняться самостоятельно. — Лёвка!

Я смеюсь и плачу, обнимаю его щёк ладонями и целую везде, куда только могу дотянуться губами.

— Ну всё, ожила наша принцесса. Что ж вы так пугаете, папочка?

Нина Борисовна с Лёвой знакома, ведь я провела на сохранении в клинике целый месяц. Муж жил со мной здесь, не отлучаясь ни на минуту. Покорил персонал и акушерку, к которой огромная очередь на заключение договора. Между прочим, в соседней палате девушка не смогла пробиться даже за двойную оплату!

— Телефон потерял, — запыхавшись, Лёва целует меня в ответ, не спуская на пол. Я висну на нём, хотя нам обоим неудобно. — Везде бардак. Вылет перенесли, со связью адские проблемы.

— Я боялась, что ты… что тебя… — бормочу, заглядывая в глаза.

Мы одни в палате. Нина Борисовна тихо покинул её, давая нам время объясниться.

— Никогда. Слышишь меня? — требовательные губы накрывают мои, не давая продолжить. — Чтобы даже мыслей таких в голове не держала!

— А то что? Накажешь? — за игривостью прячу смущение.

Щёки моментально краснеют, стоит вспомнить «наказания» моего мужа. Низ живот сводит от сладкой судороги, потому что я не просто беременная женщина. Я напичканная гормонами женщина, которая безумно скучала.

— Обязательно накажу, — словно обещая, Лев оттягивает мою губу и прикусывает до лёгкой боли.

— Ааа… Ой! — кричу, смаргивая слёзы.

Муж пугается и разжимает руки. Его откровенно трясёт, пока он ощупывает пальцами мои плечи, щёки и скулы.

— Лиз? Лизка? Сильно, да?

— Очень, — плачу, понимая, что не могу разогнуться. — Твой сын очень хочет к тебе.

Новая схватка накатывает сразу за предыдущей.

Я дышу еле-еле, хватаюсь за одежду мужа и стонаю, стенаю и, кажется, даже кого-то проклинаю.

— Я думал, что укусил слишком сильно, — мой сдержанный мужчина выдыхает, поднимая меня на руки и вместе со мной шагая к постели. Сажает меня на неё. — Дыши, как нас учили. Давай, на счёт раз…

— А-а-а, — сбиваюсь. — А… А… А кто тебе… Сказал?

Мне даже вопрос не задать.

Лёва нажимает кнопку вызова персонала и давит на мои плечи, заставляя лечь на спину. Действует спокойно и уверенно.

— Даниэль поднял всех на уши. Связался с начальником колонии, узнал у него, что я выехал в аэропорт. Вздрючил всех в аэропорту. Но я уже тогда был в воздухе.

— Моло… ах… Молодец!

Я рада, что у нас есть такой надёжный тыл, как Даниэль. Он прилетел в гости неделю назад, решив, что очень соскучился. Мы тоже соскучились, конечно. Но на самом деле у него сорваться с привычного места была особенная причина.

Девушка, с которой он познакомился в Палермо, вернулась домой. А он не выдержал разлуки. Мне даже стало интересно, кто смог покорить сердце нашего ветреного Дани.

— Так, — нас прерывает появившаяся делегация в белых халатах. врач, медсестра, толкающая перед собой тумбу с каким-то прибором, и Ниночка Борисовна. — Разводим ножки и показываем, что у нас.

Лев сам задирает на мне ночную рубашку и кладёт ладони на колени, разводя их в стороны.

Моё сердце бухает так громко, что заглушает все остальные звуки. Я вижу шевелящиеся рты, но не слышу ни одного слова.

— Давай сюда, — муж снова склоняется и отрывает меня от кушетки, — приземляемся. Пристегните ремни перед взлётом, — шутит, и медсестра с врачом прыскают от смеха.

Мне поправляют компрессионные чулки, надетые ещё при поступлении. Вроде бы шуршат пелёнками и даже звенят какими-то приборами. Я не вижу ничего, сосредоточив всё внимание на глазах Лёвы.

— Тебе надо выйти, — прошу, втайне боясь, что он меня послушается.

Но он должен выйти, потому что наблюдать за процессом родом мужчине не стоит. Я читала на разных форумах о самых неожиданных последствиях. Например, несколько семей распались из-за того, что муж перестал испытывать к жене влечение.

— Пф, вот ещё. Вместе.

— Но это же…

— Вместе, Лиза, — проговаривает медленно и таким тоном, что я понимаю: спорить бесполезно. — Внимательно слушай врача, а я буду слушать тебя. Ты же любишь летать? Сейчас полетаем.

Хоть внутренности сошли с ума от боли и страха, я всё равно смеюсь. А потом беру себя в руки и сосредотачиваюсь максимально.

Слушаю всё, что мне говорят, потому что от этого зависит здоровье нашего малыша.

Тужусь. Дышу. Снова тужусь.

Перед глазами плывут круги, а низ живота превращается в непробиваемый камень. Ощущение, что время замедлило свой бег и остановилось в этой точке, сконцентрировавшись на появлении Ларина-младшего.

Смазанные линии, резкие запахи, отдалённо звучащие голоса.

Я здесь и не здесь одновременно.

Моих сил не хватает. Я выталкиваю из себя ребёнка, но…

Фразы Нины Борисовны у моего уха всё отрывистее. Она нервничает, прикрикивая на кого-то. На кого — не понимаю. Я лечу. Как Лёва и обещал, улетаю туда, где нет боли и нет выматывающих схваток.

— Кесарить…

— Давление!

— Не успеем…

— Жми!

— У неё не получается…

Всё эти обрывки чужих возгласов сливаются в один сплошной рой.

— Лиза! Слышишь меня?

Слышу. Киваю, так как пересохшие губы не подчиняются.

— Соберись, моя смелая девочка. Давай же. Не уплывай без меня. Слышишь? Слышишь, Лиза?

— Слышу, — получается справиться и выдохнуть единственное слово.

— Умница, — глаз касаются любимы губы. — Давай вместе? Как всегда? Давай?

Я иду в темноте за ним, ведомая только его просьбам. Набираю в лёгкие воздух, черпая ресурсы в нём. Выплёвываю этот тяжёлый и обжигающий кислород и…

Чувствую облегчение. И тишину.

Секундный вакуум, взрывающийся общим облегчением.

Серые тени превращаются в знакомые лица. Муж, слизывая каплю крови со своих губ, не моргая смотрит на мой живот. Я тоже смотрю туда.

Мои чувства ещё летают, а душа уже вернулась и сейчас захлёбывается от счастья. От счастья, которое лежит на моей коже и смешно морщит красное личико.

У него короткие тёмные волосики и ротик бантиком. Глазки закрыты, а бровки нахмурены. Сморщенный кулачок сжат, но я вижу малюсенькие ноготочки и именно это зрелище взрывает меня.

Я начинаю рыдать, давясь своими слезами. Лёва стирает их пальцами, но они текут и текут. И я не сразу понимаю, что это… не только мои слёзы.

Мой сильный собранный мужчина плачет от счастья при виде совершившегося чуда. Чуда, которого бы никогда не случилось без него.

Ничего бы не было, если бы я не встретилась однажды с теплом его самых лучших на свете глаз.

И пусть мы шли друг навстречу другу долго, а дорога наша была сложной и опасной. Мы встретились, чтобы из двух половинок образовать одно целое.

И как подтверждение этому наш новорожденный сынок зевает и… улыбается. И его улыбка обнуляет всё, что было «до». Теперь у нас только «после». И только вместе.

Конечно, вместе, ведь одна я безумно боюсь летать. А с Лёвой готова даже к путешествию в космос.

Загрузка...