Измена. Незаменимых нет

13

Я долго успокаиваюсь после встречи с бывшим мужем. Меня просто трясет от злости и отчаяния.

Потому что он прав. Я собираюсь продать фирму Давида за его спиной.

Но на другой чаше весов здоровье мужа. Я ходила с ним на прием к кардиологу месяц назад. И прекрасно помню слова врача о том, что сердце Давида вовсе не в порядке. Он не просто так отошел от дел.

Но что я выиграю? Только отсрочу неизбежное. Рано или поздно муж узнает правду.

Но я все равно хочу схватиться за эту отсрочку, как за соломинку. Может, я смогу за это время найти какой-нибудь выход. Или придумаю, что делать дальше. Хотя бы попытаюсь подготовить Давида. Не хочу вываливать на него все сразу. Возможно, если выдавать информацию по частям, он сможет воспринять это спокойнее.

Чувствую себя загнанной в тупик.

Муж столько сделал для меня с дочкой. А я всего лишь должна была позаботиться о его спокойной старости.

Неужели, я и с этим не справлюсь?

Но надежда умирает последней. Какая-то глупая вера в то, что все еще может наладиться, заставляет меня не складывать лапки, а продолжать грести изо всех сил.

Весь вечер кручу в голове ситуацию и так, и эдак. Неужели выхода нет?

Перед сном Даша целует в щеку читающего в кресле Давида, и я подхватываю ее на руки, чтобы уложить в кровать. На ней смешная пижамка с единорогами и пончиками. И сама она похожа на сладкий пончик с сахарной посыпкой.

Ей досталась необычная внешность. Светло - русые волосы, даже светлее чем у Германа. И светло – серые глаза, как у меня. С белой кожей без единой веснушки она кажется какой-то феей или фарфоровой куколкой.

Очень красивой и совершенно нереальной.

- Папа Давид обещал отвезти меня завтра в парк кататься на карусель, - говорит моя малышка, сонно зевая, пока я укрываю ее одеялом.

Она всегда так и говорит «папа Давид».

Потому что я решила прислушаться к психологам и не обманывать дочку, чтобы в более старшем возрасте это не стало для нее шоком. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что Давид ей не родной отец. И рано или поздно она бы сама все поняла. И, возможно, восприняла бы очень болезненно.

Поэтому с тех пор, как она научилась говорить и задавать вопросы, время от времени я подкидываю ей тот факт, что Давид для нее второй отец. А раньше был другой. Но он ушел, потому что не захотел с нами жить. Почему? Потому что не все люди дорожат своей семьей. У некоторых слишком черствое сердце, чтобы любить близких.

- Может, мой дугой папа Кай? – спрашивает Даша.

Я целую ее маленький носик.

- О чем ты, солнышко? – с улыбкой уточняю я.

- В садике мы читали сказку, - объясняет дочка. – Про королеву из снега…

- Снежную королеву – поправляю я, начиная понимать, куда клонит ребенок.

- Тому папе в сердце попала льдинка, и поэтому он нас разлюбил, - делится дочка своей догадкой.

Мне жаль разрушать красивую сказку, но правда нужнее иллюзий.

- Нет, малыш, - говорю я и целую сначала правую, а потом и левую ее щечку. – Никто не заколдовывал того папу, он сам выбрал не любить нас. Это его решение.

- Ла-а-адно, - разочарованно тянет Даша и оставляет эту тему.

Я желаю ей спокойной ночи и ухожу из детской.

Все эти разговоры совсем не доставляют мне удовольствия. Но для ребенка они важны. Психологи советуют говорить правду, учитывая возраст ребенка, конечно.

И я вижу, что Даша нормально воспринимает то, о чем мы ей сообщаем. Значит все правильно. Все на своих местах.

Прежде чем уйти в свою комнату, захожу в гостиную пожелать Давиду спокойной ночи.

- Ты чем-то расстроена? – спрашивает он, откладывая в сторону свою книгу.

Пожимаю плечами.

- Нет, все нормально, - вру я с улыбкой на лице. – Просто устала немного. Ты был прав – нанятый директор плохо справлялся со своей работой. Но ты не волнуйся, все наладится. Я во всем разберусь.

- Перешли мне отчеты, пожалуйста, - просит муж. – Если тебе сложно, я должен помочь. Не такой уж я дряхлый. Смогу подсказать, что делать.

- Хорошо, - соглашаюсь я, заранее зная, что реальных отчетов Давид ни за что не увидит.

Следующую встречу Герман назначает уже в нашем офисе. Или его, если прекращать врать самой себе.

Я рассказываю все Глебу, и тот обрушивает на меня свое осуждение.

- Ладно, Воецкий - сволочь, каких поискать, - выговаривает мне друг. – Ему ты запретила при разводе доказать твою правду. Но Давид чем виноват? Он не заслужил такого обращения!

- Это для его же блага, - спорю я. – Хочешь снова везти его в больницу с инфарктом?

Мы обедаем вместе в ресторане недалеко от офиса, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы убедить собственного адвоката в целесообразности своего решения.

- Ладно, - в конце концов соглашается он. - Может, ты и права. Нужно потянуть время, если это возможно. Я попробую нарыть больше информации о сделках, на которых погорел ваш директор. И на подставную фирму Воецкого поищу компромат. Может, это поможет найти выход.

Я прямо выдыхаю, заручившись поддержкой Глеба. Все-таки в одиночку против бывшего мужа мне не выстоять. Помощь не помешает.

Глеб накрывает мою лежащую на столе руку своей и становится немного неловко.

- Я тебя прошу, - говорит друг серьезно, - будь с Воецким осторожна. Не нравится мне, что он хочет с тобой работать.

Киваю и осторожно отодвигаю ладонь, прерывая смущающий меня контакт. А мне-то как не нравится это решение Германа.

Но вариантов лучше у нас пока нет. Так что в назначенный день я еду в офис вместе с Глебом. Воецкий же сам предложил подключить адвокатов. Так что он не должен быть против беседы с Глебом.

И я почти спокойно встречаю бывшего мужа в коридоре, чтобы проводить в переговорную.

Его команда в виде Карима и того мужчины, что присутствовал на прошлых переговорах, отстала, запутавшись в поворотах у лифта. А Глеб как раз в этот момент отошел на перекур.

- Что за вид? – грубо спрашивает Герман вместо приветствия, пользуясь тем, что нас пока никто не слышит. – Ты совсем опустилась, да? Решила соблазнить меня своим развратным видом? Разочарую тебя, детка, я на дешёвок не бросаюсь. Жизнь научила видеть грязные трюки таких, как ты.

Глупо моргаю глазами, ничего не понимая. Он совсем сдурел? Я даже юбку не стала надевать, чтобы избежать любого внимания к своему телу.

Схватила из шкафа первые попавшиеся брюки и блузку.

И убедившись, что нигде ничего не облегает, до этой секунды чувствовала себя в полной безопасности от таких нападок.

Взгляд Германа направлен ниже моего лица, и я опускаю голову, чтобы понять на что же он так таращится.

И просто стону от стыда.

Не знаю, как это вышло, но пуговица на моей блузке оказалась расстегнута, демонстрируя стоящему рядом мужчине и край кружевного черного белья, и выпирающее полушарие груди.