— Тимур, возьми трубку, возьми трубку, — шептала я, прислушиваясь к длинным гудкам, которые звенели в трубке.
Живот ни капельки не отпускал, даже несмотря на то, что я легла на кровать и подняла ноги на подушку. Я гладила низ живота и внутренним голосом просила малыша потерпеть, осталось не так много. Сейчас не надо двигаться, не надо шевелиться в направлении к выходу, слишком рано…
— Тимур, пожалуйста, возьми трубку, — ещё раз произнесла я заново набирая сына. Все это ерунда и ложь о том, что дети всегда будут делиться на своих и чужих. Сейчас я переживала за Тима, как за своего, за свою кровинку, за свое сердце. Я помнила все, что связано было с ним. Я помнила, как тяжело мне было, будучи молодой девушкой, без материнского опыта, пытаться наладить с ним отношения, и когда я только появилась, он на самом деле был более мягким, он сильнее во мне нуждался, но с каждым годом израстаясь, он все больше и больше ставил под вопрос мои желания, мои слова, я его за это никак не могла осудить, потому что он знал у него есть родная мать, и есть Есения…
Есению можно не любить, но надо слушаться, а можно любить, но слушаться не стоит. Если он что-то делал, он делал это не из-за того, что он хотел это сделать, а потому, что ему не позволяла наша с ним жизнь поступить иначе. Я знала, что я лажаю где-то очень сильно, потому что со своим ребёнком я была бы менее терпимой, с Тимуром я терпела все, я терпела его истерики в супермаркетах, когда он ложился на пол и начинал выть о том, что ему не купили ту или иную игрушку, я терпела с Тимуром, что в игровой комнате он мог закатить скандал, потому что я не разрешала ему кататься на самой высокой горке.
Я все это терпела, потому что я знала, что если я проявлю чуть больше строгости, то что-то будет не так. И вот сегодня я её проявила, и Тимур сбежал.
— Тим, возьми, пожалуйста, трубку, возьми, я тебя умоляю, — прошептала я чувствуя, как сбивается моё сердцебиение и как кровь по венам разгоняется с невыносимой скоростью. — Тим, мальчик мой, пожалуйста, подними трубку, я тебя умоляю…
Я не ощущала, как по вискам стекали вниз слезы. Я боялась за Тимура, и все это глупости о том, что если не родной, значит не так страшно.
Одинаково страшно…
Я не засекала время, не понимала, сколько прошло минут с момента отъезда Рустама, но когда вновь за окном услышала звук открывания ворот, у меня сердце забилось с такой скоростью, что могло посоперничать с гоночной тачкой.
Я, тяжело опершись о локти, села в постели, вытащила подушки из-под ног и, придерживая живот, вышла в коридор.
Вязкая слюна стояла на языке, я её даже проглотить не могла, поэтому, сжавшись в комок, я постаралась спуститься по лестнице.
Где-то на середине я услышала, как дверь дома открылась ключом, и злобный рык мужа на весь холл заставил меня чуть ли не потерять сознание.
— Поросёнок мелкий! — Рустам проревел это так, что все стекла зазвенели в доме.
Я, перехватив перила обеими руками, стала спускаться быстрее, когда я оказалась внизу, то застала картину того, что Рустам держал за шиворот спортивной куртки Тима, а тот рычал и брыкался.
— Сбежал, засранец, сбежал, Есю заставил переживать, нервничать. Ты что себе думаешь, что ты себе позволяешь?
— Пусти меня. Пусти меня, тоже мне нашёл время воспитывать, где ты все это время был до этого.
Рустам зарычал и выпустил реально Тима из своей хватки своей, и сын, дёрнувшись в сторону, поправил на плечах куртку и бросил на меня злой цепкий взгляд.
Я не понимала, в чем я виновата.
У меня затряслись губы.
Я тихо произнесла:
— Тим…
Но сын никак не отреагировал.
Он, рыкнув, дёрнулся в сторону и побежал по лестнице наверх.
— На спортивной площадке сидели поросята, — оскалился Рус, делая шаг ко мне, а я не понимала, что мне тяжело сдержать слезы, и поэтому они катились по щекам. — Сидели довольные, а этот поросёнок игнорировал звонки. Есь, ты чего застыла?
— Как-то нелепо…
Рустам, глядя на меня, покачала головой, и я шмыгнула носом.
— Ты чего плачешь, все хорошо, как я и говорил, они недалеко отошли…
— Как он вообще ушёл из дома?
— Надо строительную лестницу убрать с той стороны, где у него спальня.
Я вскинула бровь и провела ладонью по губам.
— Ну, помнишь, позавчера приезжали рабочие чистить все водостоки, строительная лестница так и стоит возле его окна. Ну, он вылез, спустился, дошёл до калитки, тихонько её открыл, вызвал такси, поехал.
Я снова шмыгнула носом, стараясь сдержать слезы, но Рус сделал шаг ко мне, обнял и прижал к себе, чтобы я уткнулась ему носом в плечо.
— Ну, что распереживалась, будет хорошо, все будет хорошо, идём. Я тебя в спальню провожу.
Рус реально проводил меня в спальню, где я нервно и судорожно стянула с себя халат и опять залезла под одеяло.
Рус пометался ещё перед дверью, но все же решил не испытывать судьбу.
— Может быть, тебе чая налить?
Я покачала головой, сжимаясь в комок, притягивая к себе подушку.
Я так расстроилась, я так распереживалась, что сон не шел. Где-то глубоко за два часа ночи меня наконец-таки срубило каким-то непонятным муторным состоянием, что я не могла правильно оценить, спала я или бодрствовала, наверно просто дремала.
И вместе с этим воскресное утро началось для меня безумно рано, потому что живот продолжал тянуть. И как бы я не хотела успокоиться, у меня это не получалось. Я тихо спустилась на первый этаж и прошла в кухню, поставила чайник, включила мультиварку, чтобы сварить кашу.
Чем больше я ходила, тем меньше у меня дёргало внизу живота.
Я не понимала, как это связано, но подозревала, что, скорее всего, это был обычный спазм.
Я приоткрыла окно, потому что от чайника и парящей мультиварки на стеклах стала собираться влажная плёнка.
Пройдя к левому ящичку, я не сразу поняла, что меня привлекло.
Я прислушалась.
— Я тебе ещё раз говорю никаких звонков и никаких встреч.
Я выдохнула. Оперлась руками о столешницу и прижалась лицом к стеклу, рассматривая, что происходило на улице.
Рустам стоял на самом краю веранды, которая не дотягивалась до кухонного окна, и разговаривал с кем-то по телефону, держа мобильник перед собой.
Как обычно.
И ведь не учил его ничему случай с Аликом.
Опять громкая связь.
— А знаешь что? — раздался звонкий голос. — Если ты сегодня не приедешь, то завтра я приеду к твоей жене…