Я оттолкнулась от столешницы и сделала два шага назад, сжала в ладони кухонное полотенчико. И подумала, что в принципе можно подождать.
Я не узнала голос из-за того, что у меня гремел чайник, булькала мультиварка, плюс все искажалось расстоянием, но если эта девица так настроена, то в случае неприезда мужа, она приедет ко мне, тогда да, наверное, стоит подождать.
Я снова шагнула к столешнице, опять опёрлась на неё руками, подтянулась к окну, чтобы получше слышать, но Рус что-то шипел близко, притянув мобильник ко рту, а потом и вовсе сошёл на такой шёпот, что даже со слуховым аппаратом я бы не разобрала, что он говорил.
Я понимала точно одно: у Рустама была женщина.
Эта женщина была сведущая в делах его семьи.
Эта женщина чем-то его шантажировала.
Ей что-то нужно было от него, и у меня есть подозрение, что сообщение написала вчера тоже она. Я не успела запомнить набор цифр на экране, там не было подписано кто ему прислал сообщение.
Я тяжело задышала и опять оттолкнулась от гарнитура, запищала громко мультиварка, я дёрнулась в сторону, открыла крышку и провела ложкой по каше, скривилась надо было помешивать, тогда бы низ не подгорел, чайник забурлил, засветился синим и тоже спустя мгновение запищал.
Я дёрнулась к вытяжке, включила её, чтобы парность вытягивала ещё и с её помощью. Но этого оказалось мало.
Со стороны кабинета послышались какие-то шорохи. Я поняла, что Рустам зашёл в дом, а если он зашёл, значит, он скоро поймёт, что я уже встала, и, вполне возможно, слышала его разговор.
Тяжёлые шаги приблизились.
Рус оказался на пороге кухни и замер.
— Почему ты встала? — Спросил муж холодно.
— Потому что выспалась, — произнесла я тихо, не обращая на супруга никакого внимания, я специально демонстративно делала вид, будто бы его не было.
— Тебе вчера было плохо, зачем ты соскочила в такую рань?
— Просто так получилось, — произнесла я сквозь зубы и открыла холодильник, чтобы вытащить творог и сметану оттуда.
— Не крутись. Давай я сам сделаю завтрак.
— Я почти все сделала. Каша готова.
Рус нелепо застыл в проёме, потому что не знал, как реагировать на меня.
Я его раздражала своей холодностью, а ещё нежеланием идти на контакт и тем, что я дала себе слово не нарываться.
У меня был план, и надо было ему следовать.
— Понятно, — произнёс Рустам с заминкой.
Я коротко взглянула на него, заметила:
— Ты меня вообще не обяжешь, если поднимешь Тимура на завтрак.
— Хорошо.
Я отвернулась, мне показалось, что Рус должен был пойти за сыном, но он продолжил стоять.
— Есения… я… — начал медленно муж, но я не пыталась ему помочь. — Еся, мне кажется, события последних дней…
Рустам тяжело вздохнул и зашёл все-таки на кухню, отодвинул барный стул и прошипел:
— Ты можешь не суетиться, а посмотреть на меня.
Я застыла возле полки с крупами, убирая туда упаковку с овсянкой, а потом, развернувшись, протянула:
— Я не хочу смотреть на тебя, я не хочу с тобой разговаривать. Если ты этого не понял по моему равнодушному поведению, то я тебе скажу это через рот. Мне абсолютно неважно, что случилось в наших с тобой отношениях за последние пару дней.
Муж нахмурился, свёл брови на переносице.
— Есения, как ты говоришь, это неправильно…
— То как я говорю, Рустам, это единственно правильный вариант. Я и не собираюсь что-то обсуждать с тобой накануне родов. Мне важнее родить здорового ребёнка, нежели чем оказаться правой или виноватой. Поэтому все события, которые произошли за эти пару дней, будем считать, что они случились и случились, но каждый остался при своём мнении, спорить и переубеждать я не собираюсь никого.
Рустам сцепил руки в замок. И тяжело вздохнул.
— Есь, я понимаю, что ты раздражена. Ты рассержена...
— Рус, ты ничерта не понимаешь, — психанула я, разворачиваясь к мужу лицом.
Я как стояла с этой чёртовой пачкой геркулеса, так и осталась держать её в руках.
— Ты не понимаешь, какого это, когда у тебя за несколько недель до родов происходят настолько фатальные изменения в жизни, что живот беспрестанно тянет. Ты не представляешь, какого это, когда за несколько дней до родов ты слышишь от близких людей о том, что, во-первых, ты не мать ребёнку, которого ты растила чёртову прорву времени. Во-вторых, что ты не имеешь права ничего этому ребёнку сказать. И в-третьих, то, что за несколько недель до родов до тебя доходит осознание того, что муж тобой пренебрегает…
— Есения… дело вообще не в этом…
— Рустам мне наплевать, в чем дело, — вскинула я подбородок, потому что боялась не сдержать слезы, но маска высокомерия отделяла меня, отгораживала словно бы щитом, от всего этого. — Я просто не хочу ничего это обсуждать, и уж тем более влиять на положение дел.
— Есения, я тебя очень люблю,— сказал тихо Рустам. Это было нашей фишечкой, когда Рус говорил, я тебя очень люблю, я всегда капризничала и спорила с ним: нет, это я тебя люблю намного сильнее, и он потом говорил: нет, я сильнее, а я опять спорил:нет я и так до тех пор, пока мы не целовались в финале.
Но сейчас, вместо того, чтобы заспорить, я моргнула и тяжело сказала:
— Спасибо, Рустам.
Развернувшись, я открыла полку с тарелками и стала накрывать завтрак.
Ближе к обеду я заметила некоторые движение на первом этаже. Поэтому, выйдя из спальни, я проследила за тем, как Рус ходил и куда-то собирался.
Он демонстративно поправлял на запястье часы, приглаживал волосы, а когда я спустилась на первый этаж и в упор посмотрела на мужа, то он вскинул бровь и заметил.
— Мне надо в город съездить, кое-какие дела решить…
Я сложила руки на груди и не смогла удержаться.
— Серьёзно, Рус? Тогда я сейчас быстренько соберусь, с тобой поеду. У меня там тоже дела есть хорошо?
Я приподняла бровь и пристально посмотрела на мужа, ожидая его реакцию, ведь я знала, что он поехал встречаться с женщиной, с которой разговаривал утром, и все…