Измена. Во власти лжи (СИ)

Глава 26

Я положила ладонь на запястье Алёны и, не сводя с неё глаз, чуть ли не по слогам произнесла:

— Я не собираюсь с тобой ни о чем говорить.

Я отвела её руку от себя, медленно развернулась и пошла в сторону дамской комнаты, но Алёна не хотела просто так оставить эту ситуацию.

Она поспешила за мной.

— Почему Есения, ты действительно боишься узнать, каков на лицо твой любимый супруг?

Она старалась забежать вперёд, чтобы смотреть мне в лицо, но даже несмотря на то, что я была беременна, накануне родов, я все равно умудрялась идти быстрее.

— Меня не интересуют любые разговоры с женщиной, которая продаёт своих детей, — холодно заметила я и толкнула дверь дамской комнаты. Алёна юркнула следом за мной и, перегородив дорогу к кабинкам, заметила:

— Это та правда, которую знаешь ты, а не которая была с моей стороны!

— И что ты хочешь от меня сейчас? — уточнила я, теряя терпение.

— Я хочу, чтобы ты поняла, что ничего в этой жизни не меняется. Если ты надеешься, что через пару лет, когда ты взбрыкнёшь или тебе что-то не понравится, ты не окажешься на моём месте, то ты ошибаешься, и одно дело, что я знала, Тимура воспитываешь ты. Романтичная, мягкая, воспитанная девица, но ни я, ни ты не знаем, кого он в следующий раз приведёт домой, а ты родишь скоро.

Бывшие не могут по определению говорить правду друг о друге.

Все это всегда будет подано через призму эмоций, поэтому необъективна была Алёна.

— Моего ребёнка я воспитывать буду сама, — сказала я ей и шагнула в сторону, толкнула дверь кабинки в надежде, что Алёна поймёт все без слов и куда-нибудь удалится. Но она, словно хищный зверь, замерла, и когда я, опустив крышку унитаза, села на него и стала протяжно дышать, чтобы выровнять сердцебиение, Алёна заметила:

— Так я не планировала никогда своего ребёнка оставлять.

Она сказала это через дверь, но прозвучало так, как будто бы она шептала мне это на ухо.

— Если ты считаешь, что ты чем-то лучше меня, если ты считаешь, будто бы Рустам до безумия влюблён, то ты ошибаешься. Он никогда никого не любил. Он преследует только свои интересы, и как только ты перестанешь плясать под его дудку, ты окажешься на улице.

Я психанула и с вызовом спросила:

— А что же произошло у вас, что ты оказалась на улице?

Алёна замолчала и молчание это было долгим. Настолько, что я обрадовалась, из-за того, что мне показалось, что она ушла, но когда я приоткрыла дверь, Алена стояла напротив, сложив руки на груди, прижимала к себе дутую синюю куртку серебряного цвета.

— С замашками его мириться не захотела. Я глава семьи, как я сказал, так и будет. Это мой ребёнок.

Алёна специально пародировала недовольный голос Рустама. Я не понимал, чего она этим добивается, если она знала своего бывшего мужа, то она должна понимать, какой у меня нынешний супруг. Уйти я никуда не могла, потому что, ну, это реально было самоубийством: уйти накануне родов и начать рожать черт пойми где.

Я прекрасно знала истории родовых травм, я прекрасно знала историю того, как отцы приезжали в роддом и забирали детей.

Никто не даст гарантию, что, пока я отхожу от наркоза, главврач больницы не подпишет документы о том, что я невменяемая и не передаст младенца Рустаму. Нет, я так рисковать не собиралась.

Я вздохнула и прошла мимо Алёны.

— Ты чего добиваешься? Чего ты хочешь? Ты же для чего-то приехала.

— Я просто была в этом торговом центре и увидела тебя, — сказала Алёна, стоя за моей спиной, пока я ополаскивала руки в раковине.

— Но ты же ведь что-то преследуешь, ты же зачем-то решила со мной поговорить, что ты преследуешь, чего ты хочешь?

В этот момент я развернулась и пристально посмотрела ей в глаза.

— Сына украсть, — хрипло выдохнула Алёна. А я от растерянности, от шока, от саднящей боли в груди не нашлась, что ответить на это.

Просто сделала шаг в сторону.

— Это без меня, — произнесла я тихо, по той простой причине, что мне бы своего ребёнка забрать, и, если честно, противное чувство собственничества, того, что это я растила Тимура и теперь мне в открытую говорили «отдай его», больно ударило не по самолюбию, не по гордости, оно больно ударило по материнским эмоциям.

— Есения, ну что тебе стоит? Все не так плохо. Ты спокойно можешь выехать с ним куда-нибудь на прогулку или ещё что-то. А я его просто встречу. Он просто уйдёт, — бросилась вслед за мной Алёна, но я уже её не слушала, не хотела в этом участвовать. — Есения, ну почему ты упираешься? Тебе же легче будет. Я заберу своего сына. Тебе легче будет.

Выйдя из туалета и услышав последнюю фразу, я резко обернулась, посмотрела на бывшую жену Рустама и, склонив голову к плечу, заметила:

— А ничего, что на протяжении последних лет он был моим сыном? — спросила я вполне резонно, и в этот момент по лицу Алёны пробежала злая тень. Она как будто бы потемнела, брови сошлись на переносице, губы дрогнули.

— Есения, — хрипло произнесла она, но я развернулась, и в этот момент из-за угла появилась свекровь со своим водителем, который тащил все наши покупки.

— Еся, девочка, — охнула свекровь, и тут же её взгляд похолодел, стал острым, как бритва, — а эта дрянь, что здесь делает? — рыкнула свекровь, уже не обращая на меня никакого внимания.

Она сделала несколько резких шагов и тут же отстранила меня от Алёны.

— Ты посмела приехать. Ты посмела сейчас разговаривать ещё…

Свекровь аж заикаться начала, её стало потряхивать. А на лице проступили некрасивые алые пятна.

— И вам здравствуйте, — холодно отозвалась Алёна, складывая руки на груди.

— Что тебе надо от нашей семьи? Ушла — уходи, что ты все крутишься, что ты вертишься возле Есении. Она не дура, она не будет слушать твои лживые сказки.

— Я не лгала, — сказала Алёна с вызовом, и в этот момент моя свекровь зарычала:

— А что ж ты тогда никому никогда не рассказывала, на что пришлось пойти Рустаму?