Измена. Я требую развод (СИ)

Глава 15

Сюрприз, правда, выходит не из приятных. Мне опять звонит незнакомый номер, я опять спросонья беру трубку и опять сталкиваюсь с любовницей моего мужа.

Ну, сговорились вы что ли? Да я чуть концы не отдала, болею, отлеживаюсь, ну почему нельзя оставить меня в покое?

Однако, на этот раз она не кричит, не пытается меня оскорблять, а просит, именно просит, о разговоре. Интересно.

— О чем ты хочешь поговорить, Марианна? — спрашиваю я максимально спокойно, хотя внутри всё подрагивает. Я разговариваю с любовницей моего мужа, той самой, которую видела голой в нашей постели, с которой некогда любимый человек изменял мне не раз и не два.

Да, сейчас я его презираю, но обида никуда не девается. Эти двое сделали мне очень больно.

— Марк говорит, что ты не даешь ему развод, но я понимаю, что-то тут не чисто. Я слышала, как ты говорила, что наоборот его хочешь. Я просто не понимаю, в чем тогда дело.

Ее голос выдает беспокойство и волнение. Она разговаривает со мной, как с какой-нибудь знакомой, может, соседкой по креслу на маникюре или девушкой, которая заняла соседний шкафчик в раздевалке спорт-клуба. Совершенно обычный разговор. А я просто не понимаю, как же так, почему ее никак не волнует всё это, а менятакволнует. Это что, юношеский максимализм, глупость, просто такое другое поколение? Ей должно быть лет девятнадцать, судя по фото, понятное дело, что между нами — пропасть.

— Не знаю, почему должна с тобой разговаривать и что-то объяснять, но да, я очень хочу развод. И имущество пополам. А он делиться не хочет, но иначе ничего не получится. Вот и вся история.

— Так это же его квартира, его ресторан, почему пополам? — спрашивает она таким удивленным тоном, как будто ее совсем запутали.

Поразительно, и квартира, значит, его, и ресторан, может я вообще так, мимо пробегала? Балабол, какой балаболище! Лишь бы в глаза малолетней любовницы выглядеть богатым и успешным. Чего ты без меня стоишь, Марк? Что у тебя есть своего? Ну вот отсудишь ты ресторан, а потом что?

Интересно, кого ты на кухню поставишь, не её ли?

— Потому что он наглый лжец. Квартира — целиком моя, а ресторан — на пятьдесят процентов. А ты не повар случайно?

— Я? Нет, — тянет она, видимо, все меньше и меньше понимая, что происходит.

— Ну, тогда Марку не повезло, — хмыкаю я и вешаю трубку. Бросание трубок, кажется, входит в привычку. Не вежливо? Извините.

Разговор даже немного поднял мне настроение, хотя ничего такого и в помине быть не могло. Ха, разговоры с любовницей мужа, хоть и развлечение очень на любителя, но всё же не всегда бесполезное занятие.

По крайней мере, я знаю, что он ей растрепал, могу поделиться этим с Давидом, да и просто посмеяться.

Но есть кое-что, что я очень хочу сделать еще со вчерашнего дня.

«Привет! Как твое самочувствие?»

Телефон издает бульк, отправляя мое сообщение одному хмурому дровосеку. Я успеваю подумать о том, что даже как-то странно общаться с человеком, который находится ровно на этаж ниже, с помощью гаджетов, пару раз пожалеть, что я вообще что-то написала, и еще пару раз испугаться, что я навязываюсь, когда экран телефона загорается ответным сообщением.

«Жив, не очень здоров, но это поправимо. Спас тут одну прекрасную девушку на днях, могу претендовать на звание героя»

Сердце ухает в пятки в первую же секунду. Боже, мне ответили! Меня назвали прекрасной! А он вообще понимает, что это я ему пишу? Надо уточнить.

«Это она тебе и пишет, вообще-то. Или ты пачку девушек спас на этой неделе?»

Черт, наверное, это слишком грубо. Фамильярно. Он вообще поймет, что это я так по-дурацки шучу? Я не флиртовала с мужчинами уже лет… никогда? Никогда я не флиртовала с мужчинами! Они флиртовали со мной, а я краснела, глупо шутила в ответ или вообще зависала, не понимая, как реагировать. И вот опять, время ничего не исправило, а только усугубило.

«Я в курсе, Эмма. Я как раз писал тебе, думал спросить о здоровье, но ты меня на пару секунд опередила»

На этом моменте мне хочется одновременно провалиться сквозь землю, потому что я так ужасно поспешила, и растечься сладкой лужицей по полу, потому что он мне писал. Он где-то взял мой телефон и хочет написать мне! Это хорошо, да? О, да это, наверное, Лидия Петровна, та еще сводница, у нее-то точно есть мой номер. Спасибо, дорогая моя соседка, вообще без иронии, спасибо.

Я раз десять печатаю и стираю текст сообщения, пока не останавливаюсь на самом нейтральном. Но и этот текст меня не устраивает, он какой-то… глупый.

«Спасибо, иду на поправку»

Пфф, это ужасное сообщение, оно совсем не передает, что я хочу поговорить, узнать как у него дела. Да что угодно. Но и тут дровосек меня удивляет.

«Тебе привет от Лизы. Вот выздоровеешь, пойдем гулять все вместе»

Я улыбаюсь и прижимаю к себе телефон с лучшим из возможных в мире сообщений.

.

Спустя пять дней антибиотиков, мне все же становится лучше. Слабость немного отступает, а порывистый, тяжелый кашель становится не таким частым явлением. Лидия Петровна ходит ко мне каждый день, сразу после того, как заходит к Егору.

Сегодня она приносит грибной суп, прямо как тот, что я ела в детстве. Густой, наваристый, грибочек к грибочку, а еще основательная ложка сметаны. М-м-м.

— Что это ты, Эммушка, по комнате скачешь? Рано тебе еще, иди-ка ложись.

— Не могу больше лежать, Лидия Петровна, всё тело затекло, так хочется косточки размять. А за суп вам спасибо большое, всё сил не хватало самой что-то полезное приготовить. Ну не признаю я доставки. Видимо, профдеформация.

Мы обе улыбаемся, а потом идем на кухню. Пока я ем ароматный суп, старушка пьет чай и рассказывает мне местные новости, а потом мы как-то внезапно переключаемся на Егора.

— Он встает уже, конечно, но сотрясение мозга серьёзное, да и прихрамывает, вывих же.

Ох, я и не знала. Мы общаемся в мессенджерах эти дни, говорим о разном, но ни разу он не упомянул о последствиях моего спасения. Ну, надо же. Сотрясение мозга, вывих, еще и воспаление легких на закуску. У меня-то только последнее.

— Я так виновата. И понесло же меня на этот пирс… — сокрушаюсь я, но Лидия Петровна гладит мою руку и качает головой. Мол, чего уж, поздно об этом думать.

— Вы живы, это уже хорошо. Нечего жалеть о прошлом. Но вот могли бы уже и съехаться, — надувает губы Лидия Петровна и выразительно на меня смотрит. — Не пришлось бы мне по лестницам ходить туда-сюда.

Я заливаюсь густым румянцем. Пара месяцев — не тот срок, чтобы съезжаться. Я даже не уверена, что нравлюсь ему. Ну, мало ли, поцеловал он меня на берегу, так адреналин, сотрясение мозга, чем не причины? Да и на лифте можно ездить, даже этот один этаж. Но нельзя же мне быть такой неблагодарной, вот и суп мне носят, и одиночество скрашивают. Эх, Эмма.

Когда Лидия Петровна уходит, я вдруг решаю испечь кексы. Чувствую себя значительно лучше, да и руки бы занять не помешало. Вообще, не знаешь что делать — иди и пеки!

А потом с этими кексами я схожу к Егору, ведь меня начало мучить чувство вины. Спасти-то он меня спас, но и сам пострадал очень значительно. Надо сказать спасибо. И накормить. Да, накормить — самое то, моя естественная женская и поварская потребность всегда заключалась в том, чтобы накормить родных, гостей, друзей, да хотя бы и знакомых. А тут целый спаситель, я бы сказала герой!

В итоге кексы получаются такими румяными и аппетитными, что глаз не отвести. Спустя некоторое время я обнаруживаю себя перед знакомой дверью.

Когда она открывается, я замираю на месте и просто пялюсь перед собой, ведь в дверях стоит дровосек. Похудевший, немного осунувшийся и почему-то без рубашки. Этого и так достаточно, чтобы меня немного пришибло, но ведь это не всё! Видимо, чтобы не оставить мне шанса, судьба обрядила его в низко сидящие голубые джинсы, такие мягкие на вид, что хочется их потрогать.

И я вообще-то взрослая женщина, вся из себя умудренная опытом, но мои ноги сейчас — свинец, вросший в пол. Я просто молча смотрю в упор на его пресс и, кажется, сейчас еще и слюну пущу. Раз кубик, два кубик, три…

Шесть? А ниже там прячутся еще два кубика или нет? Я и шесть-то никогда живьем не видела, а тут… Черт, Эмма, соберись!

Дровосек приходит в себя первым, он смотрит на меня, в полной прострации разглядывающую его голый торс, а потом хмыкает. Есть в его виде и вот в этом хмыке что-то мальчишеское, хулиганское и немного самодовольное. Ну, конечно, он знает, как выглядит и отлично видит, какое впечатление на меня производит.

Ну да, тут всё понятно, у него просто появилась еще одна поклонница. Настолько пустоголовая, что даже глаза не может отвести. Ну, правда, совсем не могу отвести глаза!

После долгой борьбы с собой, я все-таки поднимаю глаза, но становится только хуже. Теперь мы смотрим друг на друга, я — растерянно, а он с улыбкой.

Он, вдруг, протягивает мне руку, которую я на автомате принимаю, и тянет меня в квартиру. Перешагиваю через порог безропотно, как послушная овечка, тащу с собой кексы и стараюсь не зацепиться ни за что по дороге. Какой-то абсурд, я вообще не понимаю, что происходит. Скажет он снять платье, и я ведь сниму, скажет — танцуй, и буду танцевать. Что со мной происходит?!

И вот я стою посреди его прихожей, судорожно сжимаю несчастные кексы, которые прокляла уже раз двести, в руках и переминаюсь с ноги на ногу. Наверное, надо что-то сказать. Но и слова тоже покинули мою голову.

Егор, похоже, что-то для себя решает и подходит ко мне вплотную. Тарелка с кексами оказывается сначала в его руках, а потом на тумбочке у двери. Черт, теперь я не знаю, куда деть руки.

Но долго думать об этом у меня не получается, потому что его пальцы вдруг обхватывают мой подбородок и приподнимают его. Я смотрю в его глаза и тоже за одно единственное мгновение решаю для себя абсолютно всё.

Я не знаю, кто к кому тянется первым, но наши губы сталкиваются примерно на полпути и это, честное слово, лучшее, что случалось со мной за последнее время. Да, наверное, за всю жизнь.

Это не мурашки по коже, это просто какое-то электричество. У меня внутри зажигается свет, губы искрят, дыхание сбивается, и краем сознания я понимаю, что это взаимно. Егор судорожно сжимает мои плечи, спускаются на талию и прижимают ближе, крепче. Его кожа обжигает, мышцы будто из стали литы, напрягаются под моими руками. Мы никуда не торопимся, но и замедлиться никак не можем.

Можно это тоже записать на сотрясание мозга? Наверное, нет. Да и плевать.

Я целую его, и это потрясающе. Он целует меня, и это лучшее, что могло случиться со мной когда-либо. Теперь я понимаю, что имели в виду мои подруги, когда говорить «страсть», когда многозначительно говорили «между нами химия». Теперь я знаю, как это.

Все должно было быть именно так.

Теперь всё правильно.

.

Мне ничего больше не хочется. Ну… только, может быть, чтобы он не переставал меня обнимать. Вообще никогда.

Мы не можем разомкнуть рук уже, наверное, полчаса, хотя кто считает. Может быть, прошел целый год, а мы и не заметили.

Я не сразу задалась вопросом, а где же Лиза, но как только эта мысль пришла мне в голову, я попыталась вывернуться из объятий Егор. Но он на то и железный дровосек, что и объятия его практически железные. Он только посмотрел на меня вопросительно, и на моё «Лиза» совершенно серьёзно ответил «у бабушки» и опять потянулся ко мне. Ну а кто я такая, чтобы спорить? Просто слабая женщина, которой сложно устояться перед искушением. Слабая и влюбленная, это важное уточнение.

У меня в голове роятся вопросы и восторги вперемешку, так что в ушах звенит и шумит, но, может быть, это просто влияние одного рыжего великана. Как знать.

— Я тебя смущаю? — спрашивает Егор, переводя взгляд на мои щеки, и я понимаю, что наверняка опять раскраснелась. Но мне не стыдно, если он об этом. Хотя, а что он вообще имеет в виду?

Видимо мое непонимающее выражение лица говорит само за себя, потому что он хмыкает и объясняет:

— Я без рубашки. Тебяэтосмущает? Просто я собираюсь целовать тебя еще полчаса, не меньше, так что привыкай. Тут нечего стыдиться. Ты нравишься мне, я — тебе. Я вообще твой спаситель и жажду достойного вознаграждения.

И в его этой речи смущение угадывается еще больше, чем в моих алеющих щеках. Меня это очень веселит.

— Я не смущена, Егор. Что угодно, только не это. А вот ты чувствуешь себя неловко, ха! Большой железный дровосек смущается, поразительно.

Мне все еще не верится, что сейчас этот мужчина, который казался таким неприступным, хмурым и холодным, обнимает и целует меня. Он какой угодно, только не холодный! Иначе почему у меня рядом с ним мозг плавится?

— Я уже забыл, как это, — он притягивает меня еще ближе и целует в самую макушку. Ох, какой высоченный, мне до него и не допрыгнуть, если сам не наклонится. Но он не просто наклоняется, он удобно сажает меня на тумбочку у двери, двигая забытую тарелку с кексами.

— Погоди, ты мнекексыпринесла, как вознаграждение? — он округляет глаза и посмеивается.

— Это лучшие кексы в мире, чтоб ты знал! — парирую я. Но да, это просто кексы, а он жизнь мне спас. Я не думала о них как о вознаграждении. — А чего бы ты хотел? Ну, как вознаграждение.

Он задумывается на минуту, так и не выпустив меня из своих крепких рук.

— Посиди со мной, попей чаю вот с этими кексами. Поговори со мной. А через пару дней, как с ногой станет получше, пойдем все вместе гулять к морю. Ты, я и Лиза. Не надо убегать, Эмма.

— Я не убегаю, Егор. Вот, поверь мне, это последнее, о чем я сейчас думаю. Скажи только…почему сейчас?

Я сама не знаю, что именно «почему сейчас», не знаю, что между нами происходит, почему он меня целует, почему зовет гулять со своей дочерью. Я не могу во все это поверить, не могу без его подтверждения.

Наверное, мне нужно что-то вроде «Эмма, давай встречаться», как говорили мальчики в школе, классе эдак в седьмом. Тогда всё было понятно, встречаемся — отлично, ты можешь нести мой портфель, гулять за руку, купить мне жвачку, поцеловать в щёку.

Я могу привести тебя домой и познакомить с бабушкой, которая будет говорить «какой хороший мальчик», кормить тебя домашними пирожками, пока мы вместе будем делать домашнее задание. Еще мы погуляем вокруг школы, робея и стесняясь. Вот и вся любовь.

А тут-то что?

— Я понял, что мог тебя потерять, — говорит он коротко, тихо и очень серьезно. И меня как судорогой пронзает, но какой-то приятной. Он говорит это очень…значимо. Это очень короткая, но очень важная фраза, ведь он признает, что я для него важна.

— Ты мне нравишься, я понял это, еще когда мы в лифте застряли. Просто не торопился. В конце концов, у тебя тоже не самые легкие времена. Развод и всё такое, да и ты говорила, что мужчины тебе сейчас не интересны, как и мне женщины.

Ну, вообще он прав, мужчины меня всё еще не интересуют, кроме одного конкретного. Вот этого, высокого железного дровосека.

— Ты поцеловал меня там, на берегу. А потом — ничего. Я думала, что это… нк, не знаю, может. адреналин. Или сотрясение мозга, — улыбаюсь я.

— Тогда было не время, но я не сдержался, — он пожимает плечами. Но мне мало этого ответа. Я хочу еще.

— А теперь? — я смотрю в его глаза, отмечая расширенный зрачок и красивую, бархатную радужку с темным ободком. Такие глаза всегда самые красивые, мне кажется. Или это просто потому, что он мне нравится?

— А теперь — самое время, — он тянется к моим губам. А я и не думаю его останавливать.

Потом мы будем пить чай с кексами, обсуждать всё на свете, ответим друг другу на миллион вопросов вроде любимого цвета или места для отдыха, потом дождемся Лизу от Лидии Петровны.

Но это будет потом. А сейчас я целую его и забываю обо всем.