Измена. Я требую развод (СИ)

Глава 19

В наш городок пришло солнце. Эта весна была пасмурной и холодной, к удивлению местных жителей. А мне кажется, что это я привезла ее с собой.

На душе было пасмурно и беспросветно, и погода очень это дублировала. И тут вдруг в моей жизни появилось сразу несколько солнц, так что, почему бы погоде и не подстроиться?

Сегодня мы гуляем с Егором и Лизой, стараемся схватить первые настоящие лучи по максимуму, совсем раздетые и в солнечных очках. Я сегодня в ярко-зеленом платье, которое вызвало у Лизы бурю эмоций. Ее папа тоже остался доволен, судя по тому, как крепко сегодня он держит нас за руки.

Хоть городок и маленький, но всё-таки курортный, так что тут есть самое настоящее колесо обозрения, куда и мы и движемся.

— Эмма, ты не боишься высоты? — спрашивает Лиза.

— Нет, детка. Колесо обозрения меня не испугает, если ты об этом.

— А мы поднимемся высоко-высоко, и папа нас будет защищать, если будет страшно! — выдает ребенок и хитро улыбается.

— Ну, раз папа будет защищать, то я, конечно, самую малость испугаюсь, — отвечаю я и посматриваю на довольного Егора.

Мне всё еще странно видеть его таким, потому что во все наши первые встречи он демонстрировал на редкость угрюмое выражение лица. А теперь вот — душа компании.

Спустя полчаса мы с сахарной ватой наперевес сидим в просторной кабинке, которая поднимает нас вверх. Всё вокруг зеленое и солнечное, прямо сердце радуется.

— Пап, смотри какие смешные, — дочь дергает Егора за руку и указывает на кабинку с другой стороны колеса.

Там семейство с двумя маленькими дочками смеется и явно хорошо проводит время. Мы оба киваем, мол, да, смешные, конечно. Но Лиза на этом не успокаивается.

— Пап, купи мне сестричку! Смотри, там их две, и им явно веселее, чем нам!

Егор удивленно смотрит то на Лизу, то на меня, а потом мы оба начинаем смеяться. Лиза смотрит немного обиженно.

— Что я смешного сказала? Ну, им же весело, а у меня нет сестрички, значит надо ее купить.

Ее детская непосредственность меня очень умиляет, но надо бы, наверное, сказать ребенку, что это не так делается. Или нет? Я смотрю на Егора, которого явно посещают те же мысли.

Как вообще детям рассказывают о том, откуда они взялись? У меня совершенно точно нет в этом опыта. Когда я была маленькой, бабушка сказала, что детей находят в капусте. И я долго потом искала капусту, чтобы поискать в ней сестричку.

Потом одногрупник в саду сказал, что детей аист приносит. Долго же я тогда искала аиста, а когда нашла, пыталась залезть на столб, где находилось гнездо. Конечно, я не смогла туда залезть, но любопытство меня не оставило.

— Детка, а кто тебе сказал, что сестричек покупают в магазине? — спрашивает Егор.

— Бабушка Лида, конечно, — резко отвечает она.

— Ну, бабушка Лида, наверное, забыла. Дело в том, что когда мужчина и женщина любят друг друга, у них появляются дети. Растут они в животе у женщины, а потом рождаются на свет. А в магазине можно купить им коляску, колыбельку или одежду.

Егору явно сложно далась эта речь. Он становится очень собранным, серьёзным и даже немного краснеет. Лиза же задумывается и затихает.

Пара минут проходит в тяжелом молчании, Егор явно размышляет, каким будет ее следующий вопрос, а я просто веселюсь про себя, но очень зря. Потому что Лиза поворачивается ко мне с улыбкой.

— Эмма, тогда ты роди мне сестричку!

Этого я не ожидала. Я смотрю на девочку широко раскрытыми глазами, открываю и закрываю рот, совсем не понимая, что на это ответить. Егор сидит и тихо ржет, потому смехом это назвать неправильно. А Лиза смотрит на меня и ждет ответа.

Я судорожно соображаю, что сказать, но никак не могу понять, чего от меня ждут, как правильно ответить ребенку, да и что об этом думает Егор.

Конечно, я хочу детей. Я всю жизнь хотела детей, только каждый раз Марк находил причину, почему «не пора». И сейчас я почти свободна, напугана немного, но в целом моя жизнь начинает стабилизироваться. Конечно, сейчас вроде тоже «не пора», я только ремонтирую домик для кафе, планирую упорно работать, печь, месить, мешать… Только, почему нет? Чем всё это может помешать, я ведь, в теории, не одна, если Егор в деле. Ну, не прямо сейчас, конечно, но раз он спас мне жизнь, говорил, что влюблен и почти подарил дом, то его намерения похожи на серьёзные.

Наверное, Егор почти видит, как в моей голове вращаются шестеренки, так что решает помочь.

— Мы обсудим это с Эммой, детка. Всё это сложно и долго, но, шанс получить сестричку или братика у тебя точно есть.

Он улыбается и смотрит на меня так, что я мигом краснею и киваю, как болванчик.

— Ну, тогда ладно, — удовлетворенно кивает Лиза, а я смотрю на довольного дровосека.

Иметь со мной детей он явно не против. Только вот до процесса, от которого они появляются, мы как-то пока не дошли.

.

— Смотри, деточка, вот это я, — Лидия Петровна держит на коленях альбом со старыми фотографиями и указывает пальцем на милую девушку в нарядном платье. Она такая же рыжая и кудрявая, как я. Надо же.

— Ух ты! Да вы тоже рыжая, Лидия Петровна!

— Да, прямо как ты была. И подруга моя лучшая тоже была рыженькая, на тебя очень похожая. Что-то фото не могу найти. Ну, потом как-нибудь.

Надо же, и в самом деле у нас есть что-то общее. Рыжие волосы, веснушки. Вполне можно представить, что это моя бабуля.

Меня бабуля и растила, родители ушли рано, как и у Егора, а бабушка осталась и стойко растила меня до шестнадцати. А потом и она ушла, осталась я, одна в ее квартире, под надзором опеки.

Завещание на мой двадцатый день рождения нашло меня уже в объятиях Марка.

Этот день я пытаюсь провести спокойно и радостно, как и вчерашний, и позавчерашний. Солнце светит, море пенится, только ленивый не пойдет гулять, а ленью я уж точно не отличаюсь.

Я немного занимаюсь домом, ставлю тесто на синабоны, оставляя его подойти. Вообще эти булочки с корицей и сырным кремом — моя большая слабость. Бабушка готовила обычный булочки с корице и, мне кажется, после них весь дом пах сказочно. Чем-то добрым и родным, почти сказочным. Я много раз пыталась повторить её рецепт, но не получалось, пока я не нашла где-то статью про синабоны. Они совсем другие, но я всё равно чувствую запах сказки и вспоминаю бабушку, когда их готовлю.

Дальше я немного гуляю по набережной, пока Егор с Лизой отбывают повинность у зубного, а потом держу путь домой. Медленно и неторопливо я иду к дому, даже не смотря по сторонам.

Я уже привыкла чувствовать себя спокойно, так что рука на моем запястье ощущается, как что-то запредельно невозможное.

Стоит мне обернуться, как я перестаю верить своим глазам. Марк стоит передо мной со странным выражение лица, и это его рука держит мою. Но разве может он оказаться тут?

Я в недоумении смотрю на свое запястье, на его пальцы, которые смыкаются вокруг него, а потом перевожу взгляд на него еще раз.

Ну да, Марк. Что ему тут надо?

И тут он дергает меня к себе.

Я от неожиданности почти лечу вперед, но вовремя начинаю тормозить ногами. Упираюсь ими в асфальт и пытаюсь вытащить руку и его плена, то тщетно.

Конечно, от сильнее меня, тут и думать нечего. Но зачем ему тащить меня куда-то?

Я судорожно осматриваю пространство вокруг Марка и понимаю, что он, наверное, планирует тащить меня в машину, что стоит метрах в тридцати от него. От нас. Тридцать метров — это же всего ничего!

Нет! О, нет-нет-нет! Мне нельзя в машину, совсем нельзя! Что он там со мной может сделать? Я уже сидела связанная в гараже, мало ли, что у него теперь может быть на уме. Тем более, глаза его сейчас совсем сумасшедшие.

Я начинаю брыкаться как сумасшедшая, вспоминаю, что за мной должна наблюдать охрана, только вот где она? Где эти сильные здоровые мужики, готовые меня защитить в любую минуту? Не мог же Егор мне соврать.

Тем временем, Марк сдвигает меня уже на несколько метров, и с каждой секундой я становлюсь ближе и ближе к его цели. Черт! Так не должно быть! Не должно!

Но что я, маленькая и легкая, могу сделать против крупного и сильного мужчины? Пусть, он не так высок и силен, как Егор, но разница у нас всё равно значительная, и явно не в мою пользу.

Я понимаю, что надо кричать, но как во сне — не могу этого сделать. Из горла вырываются какие-то писки и хрипы. Нервы сдают.

Я кричу, как могу, брыкаюсь и даже зову на помощь, но почему же никто не приходит? Я почти у дома, всего стометровка до поворота и вот он, красуется, мой дом, моя крепость. Но я не могу преодолеть эту стометровку. Никак.

Уже обе мои руки в тисках, наверняка останутся синяки и ссадины, но какое же мне дело до этого, если моя жизнь сейчас под угрозой. Ну, к чему ему тащить меня куда-то средь бела дня, не иначе с ума сошел. Слетел с катушек из-за беременности любовницы, чем не вариант?

— Пусти, Марк! Пусти, кому говорят! — кричу я звонко.

Но ему все равно, вообще как слону дробина, эти мои редкие удары ногами, брыкания и вопли.

Страх сковывает, проникает под кожу и подмораживает легкие. Тяжело дышать, запястья сводит, как и руки в целом. Но я не сдамся. Я буду бороться до последнего, потому что понимаю, дальше может быть что угодно.

Вот уже и дверь авто. Марк пытается швырнуть меня на сидение, но я вцепляюсь освободившимися руками и ногами в дверцы. Я не пытаюсь сбежать, это бесполезно, он держит меня, а когда отпускает — блокирует пусть вперед.

Мы боремся из последних сил.

Вернее, из последних сил борюсь только я, иногда выкрикиваю бесполезное «помогите». У Марка сил, судя по всему полно, он не устает, не покрывается испариной, его руки всё такие же железные, но я продолжаю пинаться и держаться за проем руками.

И тут я чувствую резкий удар по лицу, скулу обжигает болью, а дверь со всего размаха проезжается по руке, которая не дает ей закрыться. Я автоматически убираю руку, а потом понимаю что она была последней преградой.

Я кричу, понимая, что это конец, вот сейчас он запихнет меня внутрь и закроет дверь. И всё. Моя жизнь, возможно, будет закончена.

Судорожно ищу варианты, но в голову ничего не приходит.

Марк хватает меня, сопротивляющуюся и упирающуюся в открытую дверь, за шею, и мне ничего не остается, как отпустить руки и схватиться ими за его сильные руки, в попытке их разжать.

Я остаюсь один на один со своим агрессором.

.

Правду говорят, вся жизнь пробегает перед глазами в момент ужаса. Вереница ничего не значащих, никак не связанных кадров пробегает под моими веками, хотя я даже не закрывала глаза. Наоборот, я хочу видеть всё, что происходит. Я не хочу пропустить ни секунды, ведь от этого может зависеть моя жизнь.

И правильно делаю, ведь разъяренное, перекошенное лицо Марка вдруг исчезает.

Я оказываюсь в машине одна, никем не удерживаемая, свободная. Бежать! Сейчас же бежать! Резво встаю, хотя откуда бы силам взяться, казалось бы, и решаю срочно выбраться из этой машины, которая сейчас кажется моим персональным окошком в ад, которого я совсем не заслужила.

Но, вылезая, я вдруг понимаю, что бежать уже не нужно. Я вижу, как двое больших и крупных мужчин скручивают Марка, заламывая ему руки. Он лежит на земле, и мелкие камни впиваются ему в щеку раз за разом, когда он пытается брыкаться. А он пытается раз за разом, еще как, и издает при этом такие звуки, что у меня мороз по коже. Раненое животное, которое знает, что сейчас его настигнут охотники.

Но куда ему до этих груд мышц. Вот твой бумеранг, сволочь, твоя очередь трястись от страха.

И примерно в этот же момент я вижу Егора, который с совершенно ошарашенным выражением лица идет ко мне. Ну как идет, почти бежит, на самом деле.

Только оказавшись в его объятиях, я немного успокаиваюсь. Щека пульсирует, сердце вырывается из груди, но вот это чувство, что теперь всё точно будет хорошо, без всяких подвохов, разливается по всему телу. Каждая клеточка и каждый нерв гудят, как после хорошей тренировки и это очень, очень хорошее чувство. Паззл опять складывается, каждый кусочек, каждая эмоция — на своём месте.

— Эмма, ты как? — выдавливает из себя Егор, выдыхая мне в макушку. Он не размыкает рук, и мне даже становится сложно дышать, такие его объятия крепкие, но черта с два я скажу ему поумерить пыл.

Ни-за-что.

— Жива. Что это было вообще?

Мой голос меня предает, я понимаю это с первой же буквой. Никаких интонаций, только сплошные хрипы, еще хуже, чем в моменты паники, когда я пыталась звать на помощь. Ну да, этот гад успел подержать меня за горло.

— Твой муж, — он еле заметно кривится, когда произносит это слово. — Ложная тревога у Лидии Петровны, к ней все бросились и упустили тебя из виду. Какой я идиот, какой идиот! И никто ничего не понял… Я сразу бросился к тебе, как понял…

Я почти ничего не понимаю из того, что он говорит, но этот голос и эти руки, да еще адреналин в сумме с ними творят со мной что-то странное.

— Егор, а с ним что теперь будет? — осторожно спрашиваю я.

Мой железный дровосек хмурится, сжимая меня крепче.

— Сдам в ментовку. Они уже едут. Показания твои будут нужны, побои снять…

И тут я вдруг понимаю, что не хочу ни с кем разговаривать, не хочу сдавать побои и давать показания. Я понимаю, чего мне на самом деле хочется. Что именно вибрирует и звучит во мне, заставляя прижиматься ближе в мужчине, которого я люблю.

Может быть, это стресс, адреналин, посттравматический синдром или сотрясение мозга от удара, но мне сейчас наплевать на причины.

— Егор, а… Лизе все еще нужна сестра?

Егор смотрит на меня непонимающе, совершенно растерянным взглядом и часто моргает.

— Думаю, да, — тянет он непонятливо. Но меня уже не остановить. Я смотрю на него пристально и уверена, что глаза мои сейчас буквально горят, а щеки напоминают два спелых помидора.

— Тогда я согласна. Пойдем делать детей прямо сейчас.