Измена. Я требую развод (СИ)

Глава 5

Я всё больше привыкаю к новому месту, и всё больше нахожу в нем черты настоящего дома. Особенно море в окне успокаивает, волна за волной, будто охлаждает мой воспаленный мозг, забирает мою скорбь по разбитому прошлому и шепчет, что впереди еще что-то есть. Я сплю много и хорошо, наверное, добирая про запас или в счёт бессонных рабочих часов.

Этим утром я просыпалась так тяжело и неохотно, что совершила огромную глупость. На автомате взяла трубку, не посмотрев даже, кто звонит.

— Неужели ты, наконец, ответила?! — кричит трубка голосом мужа.

Почтибывшегомужа, отмечаю про себя, но всё равно внутренне сжимаюсь от предстоящего разговора. Ну что ж, бегать всегда невозможно, когда-нибудь это должно было случиться. Звонил он по пять раз в день, минимум, и это я не считаю незнакомые номера, сообщения слал сотнями.

Вернись, я всё прощу.

Всё пытался давить на жалость, выставляя меня виноватой. Конечно, это ведь я, эгоистка такая, виновата, что всё бросила и уехала, а не он — циничный предатель, осквернивший наш брак.

Всё, выдыхай, Эмма. Нервы тебе еще понадобятся.

— Доброе утро Марк. Не скажу, что рада тебя слышать, — отвечаю я, кривя душой только самую малость.

Я не хочу его слышать, потому что это очень, очень больно. Но, на самом деле, я так соскучилась по его голосу. Я соскучилась по его глазам, по его рукам, мне так хочется сейчас повернуться и увидеть его рядом, без костюма «идеального мужчины», а сонного, растрепанного, босого, в обычных пижамных штанах. Он бы щурился от солнечного света, прижимал меня крепко и целовал в макушку, желая доброго утра.

Ведь все это было еще пару лет назад. Мне казалось, мы были счастливы. Я даже никогда не обижалась на его ворчание, потому что, ну, человек он такой. Это не мешало мне его любить.

Всё это было, но было ли правдой?

И вот теперь я слушаю этот голос, в попытке оставаться холодной и здравомыслящей, а сердце разрывается. Сердцу ведь не прикажешь.

— Объясни мне, что происходит? Какого черта твой адвокатишка лично привез мне повестку в суд?

А, всё понятно, значит, Давид по своим каналам ускорил вручение повестки моему благоверному. БлагоНЕверному. Интересно, это вообще законно?

Хотя о чем я. Давид Аракелян и закон это почти синонимы, почти — только потому, что мой гениальный адвокат знает все ходы и лазейки, так что вывернет всё так, как надо ему.

Надо ему торт испечь. Или два. Боже, когда я получу развод, я испеку им с Мириам все торты мира.

— Марк, после того, как я застала тебя с этой соской в нашей постели, я имею полное моральное право подать на развод. Заниматься этим самой — как в грязи изваляться, видеть тебя больше не могу, — говорю я спокойно и холодно, а внутри воюют огонь и вода. Ярость и слёзы.

Я повторяю, что застала его в постели с другой, снова и снова, вслух, при каждой удобной возможности. Для меня это напоминание, что всё кончено. Для него — причина развода, которую я повторяю снова и снова, чтобы он не смог даже попытаться её обесценить. А обесценить её он, конечно, опять пытается. Но ничего не выйдет.

— Эмма, это полный бред. Ну ошибся, с кем не бывает, да не бывает моногамных мужиков! Все мужчины изменяют женам, все! Да, я виноват, что ты узнала, ну что теперь-то? Восемь лет, Эмма, восемь леткоту под хвост? — его голос из яростной истерики за секунду переходит в режим мягкого убеждения, и моё сердце ёкает. — Вернись, Эмма. Я найду, чем мне загладить вину и всё будет хорошо. Всё будет, как раньше, даже лучше. Ну, хочешь, детей заведем? Не ставь на нас крест, на ресторане…

Внутри растекается разочарование и оно кислое, разъедающее. А я-то, было, уши развесила. Не ставь крест на ресторане.

А как заливал, знал куда бить. Детей заведем! Заведутся они, ага. Так это просто, оказывается, ну как котёнка завести, значит?

А потом что? Сбыть няне, а самой пропадать в ресторане сутками, как он и хочет? Ну, как же, галочку-то поставила, есть ребенок. А где он есть, с кем?

Ярость затапливает меня целиком, слёзы заливают щёки, но это слёзы обиды и бессильной злости, а не потери. Удивительно, но я больше не оплакиваю его. Хватит.

— Иди ты в жопу, Марк! И подстилке своей привет передавай.

Отбрасываю трубку подальше и вытираю глаза ладонью. Какая там ностальгия, какая любовь, что в этом человеке вообще можно было любить? В попытке подкрепить правильные мысли, решаю позвонить Давиду.

— Здравствуй, дорогая, — слышится веселый голос в трубке. — Как ты устроилась?

— Привет, Давид. Всё в порядке. Я из окна вижу море, — говорю в ответ без улыбки в голосе, хоть и очень стараюсь придать ему доброжелательное звучание. Но как тут звучать позитивно, когда восемь лет твоей жизни оказались бессмысленными?

— Мариам передает тебе привет. А что с голосом? — тут же спрашивает он.

— Передавай ей тоже привет. А голос… Так ведь развод. Только что неосторожно взяла трубку, а там Марк, просил вернуться, а потом упомянул ресторан, и мне всё стало ясно.

Я медленно вдыхаю и выдыхаю в попытке вернуть себе самообладание. Ты на море Эмма, у тебя начинается новая жизнь, без указок, без нытья и манипуляций. Только твоя, классная, веселая жизнь. Да, пока всё грустно, но это пройдет.

— Я вручил ему повестку лично. Ты бы видела его лицо! Никогда не забуду, он раздулся весь, как рыба Фугу и всё рот открывал беззвучно. Жаль не сфотографировал, — Давид хохочет в трубку, и я невольно улыбаюсь.

Фугу — это хорошо. Но, говорят, если ее неправильно приготовить, можно встретить свою смерть. Это очень похоже на Марка, как я теперь понимаю. Ядовитый подводный гад.

— Спасибо, Давид. Я твоя должница.

— Забудь, Эмма. Мы же друзья, — улыбается он в трубку и мне становится очень тепло на душе. — Испечешь нам когда-нибудь торт.

Я обещаю ему все торты мира, а потом прощаюсь. Сегодня мне предстоит еще один поход к банкомату. На большее я пока не способна.

.

Местный лифт совсем не добавляет мне хорошего настроения, он старинный, тесный и скрипящий, прямо чудовище какое-то. Причем, форма еще такая странная, не квадрат, а тесный прямоугольник, я таких еще не видела. Каждый раз думаю, дай пешком пойду, а потом ленюсь, да и быстрее все-таки, чем по плохо освещенной лестнице мимо мусоропровода.

И только я предвкушаю, что сейчас выйду из тесной коробки, как прямо на выходе сталкиваюсь со знакомым высоченным мужчиной. Ни кто иной, как знаковый дровосек, преграждает мне дорогу. Почему я вдруг стала его так называть? Он ведь довольно симпатичный, если глаза открыть, не тянет на железного дровосека из сказки.

— День добрый, Егор. По-моему, у нас с вами привычка сталкиваться, — примирительно говорю я и выдаю подобие улыбки.

— Не знаю, что у вас там за привычки, а у меня таких нет. Добрый день, — бурчит он в ответ в попытке протиснуться мимо меня.

Так, про «симпатичного» беру свои слова обратно. Злой какой-то, недовольный. Я ему фразу, просто по-соседски, а он мне «не знаю, что у вас за привычки». Я перекривляю его голос про себя, растягивая фразы, и улыбаюсь. Ну и ладно, не испортишь ты мне этим настроение, лесоруб.

Увы, видимо, судьба ко мне сегодня неблагосклонна, потому что ровно в этот момент я понимаю, что меня что-то тянет за ним. В смысле, физически тянет, никаких метафор. Я пытаюсь понять, что случилось и, наконец, замечаю шнурок на моей куртке, крепко за что-то зацепившийся.

— Егор, подождите, — мямлю я, вынужденно следуя за ним. Он резко оборачивается и выражение его лица не оставляет меня равнодушной. Он весь пышет гневом. Да что я ему сделала?! Это просто мелкая неприятность, которую можно за секунду устранить.

— Эмма, так вас зовут? Меня не интересуют женщины вроде вас.

— Вас не интересуют женщины? — я пораженно хлопаю глазами, позабыв о шнурке. Женщины? Вроде меня, это какие? В смысле, вообще все женщины?

— Черт, да я не об этом. Мне не интересны ваши этизнакомства, — он тяжело прикрывает глаза своей большой крепкой рукой, и я даже зависаю немного. Вот это ручищи, наверное, вечером с ним ходить очень безопасно. Махнет рукой — любой грабитель отлетит метров на двадцать.

Эта мысль сбивает меня с толку, то ли головная боль сказывается, то ли я выпила слишком много кофе…

— А женщины вам, значит, нравятся, — бессмысленно повторяю я, смотря на него снизу вверх.

— Да нормальный я, черт возьми! Не до того мне, хватит за мной ходить! — выпаливает он грозно, и я даже сжимаюсь в попытке укрыться от его негодования. Ой, если дровосеки из Красной шапочки были такими, понятно, почему волк не выжил.

— Егор, вы меня не так поняли, я просто… — пытаюсь показать ему на шнурок, но он уже не слушает.

— Боже, Эмма, сосредоточьтесь. Не надо за мной ходить, улыбаться не надо. Мне это всёне нужно. Все вы, бабы, одинаковые! Сначала одно, потом второе, потом «помоги, у меня прорвало трубу», а дальше на шею и ножки свесить. Держитесь от меня подальше! Я четко выразился? — он говорит это всё раздраженно, четко и медленно, видимо, чтобы я точно всё поняла. А вдруг отсталая какая-то, надо помедленнее. Он смотрит на меня вопросительно и даже сжимает руки в кулаки.

А мне становится так обидно, так неприятно. Я же ничего такого ему не сказала, на знакомство не напрашивалась. Да мне самой это неинтересно, я вообще-то прохожу через адский развод, мне муж изменил, я в чужом городе, в чужом доме, а тут всякие неотесанные лесорубы мне будут высказывать? Это вообще не честно! Злость, что копилась во мне, начинает выплескиваться через край.

— Да в вашем замке застрял шнурок от моей куртки! Вы бежите, а я у вас на буксире, отцепиться не могу! — высказываю я ему громко. — Не собиралась я с вами знакомиться, тоже мне сокровище какое, злющее и агрессивное. Как бабой назвать да голос повысить, так, пожалуйста, а услышать несколько слов, так нет? Все вы, мужчины, одинаковые!

Я чувствую себя такой оскорбленной, что почти выплевываю последнюю фразу. Егор застывает на месте и, наконец, замечает нашу общую проблему. Его щёки розовеют, и сам он выглядит смущенным. И поделом! Нечего налетать на практически незнакомую женщину с обвинениями.

В полнейшей тишине общими усилиями мы выпутываем злополучный шнурок, и я оказываюсь на свободе. Окинув его хмурым взглядом, я фыркаю и спешу на улицу.

Ну, надо же, какой самоуверенный, прямо пуп земли какой-то. И даже не извинился. Ууу, мужчины, как же вы меня все раздражаете. Ладно, все, кроме Давида. Давид — молодец.

Да и плевать, у меня есть дела поважнее. Например, снять наличку, как вчера и позавчера.

Мой денежный конверт, который я спрятала под скрипящей половицей в гостиной, становится всё более пухлым, а с ним крепчает и уверенность в завтрашнем дне. Я всё смогу.

Знать бы еще, что именно я хочу делать.

Я только и умею, что готовить, но зачем тут, в маленьком приморском городке, пафосный шеф-повар? Да и ресторан открыть стоит заоблачных денег, таких у меня точно нет. Продать квартиру? Это можно, после развода, но ценник на жилье тут совсем не низкий, ведь после Короны многие перешли на удаленную работу и стали жить там, где понравилось. Был бы интернет. Это повлекло рост цен на недвижимость.

Я вот всегда хотела жить у воды, но повар на удаленке — это что-то за гранью.

С другой стороны, на модную молекулярную кухню я уже смотреть не могу, к чему тогда всё это?

Тяжело вздохнув, плетусь дальше, обдумывая, чем заняться, и ноги сами приводят меня к морю. Да, приехать сюда было чудесным решением. Море — это лучшее, что со мной было за последние годы.

Вдалеке я опять вижу хама-дровосека со своей чудесной дочерью, всё на том же месте на берегу. С ней-то он совсем не выглядит хамом, а ведь я не в первый раз вижу, как они гуляют по берегу вдвоем.

Интересно, где же ее мать?