Измена. Я требую развод (СИ)

Глава 2

Половину сознательной жизни меня преследует мигрень, что, конечно, значительно ухудшает ее качество. Выматывающая всепоглощающая боль. Светобоязнь. А от любого, даже тихого звука хочется лезть на стену. Таблетки помогают не всегда, а предсказать причину тоже невозможно.

Но сегодня я нахожу в этом неожиданный плюс.

Этим утром я просыпаюсь рано и делаю вид, что сегодня тот самый адский день. Я симулирую прием таблеток, держусь за виски, прячусь от света под одеялом и ни на что не реагирую.

Какое-то время Марш шуршит на кухне, потом в гостиной, несколько раз бесшумно проверяет, как я. Наверное, побаивается, что я могу выкинуть после вчерашнего.

Под одеялом он разве что силуэт мой различить может, а вот я хорошо вижу в щель его ботинки. Еще и обутый ходит, сволочь, а. Но вида я не подаю, ведь мне очень нужно, чтобы он, наконец, ушел.

Так и выходит. Марк, еще немного повозившись, спокойно собирается и уезжает на работу в ресторан. Видимо, думает, что инцидент исчерпан, раз у меня появились более насущные проблемы.

Так и есть, только мои насущные проблемы заключаются в том, чтобы собраться и поскорее исчезнуть.

Вообще, он очень интересно мыслит, мой будущий бывший муж. Ну, неужели он уверен, что я останусь, и буду пытаться измениться? Прощу его, стану на задние лапки и позволю погладить себя по голове, как собачонка?

Ха. Ха.

Когда дверь за ним закрывается, я остаюсь в кровати еще минут пятнадцать, для уверенности. А потом быстро встаю и начинаю собирать вещи.

Очень хорошо, что я купила большой удобный чемодан накануне. Будто знала. Тогда я, правда, думала, что возьму его с собой в наше общее путешествие, ведь будет же оно когда-нибудь.

Я представляла высокие горы со снежными шапками. Лазурный океан с бунгало прямо на мостике, ведущем от песочного пляжа. Японские сады с цветущей сакурой. Гондолы в Венеции. Горный Алтай во всем его разнотравье. Бескрайний Байкал.

А получила дырку от бублика.

С другой стороны, теперь меня ничто тут не держит. Мне не нужно оставаться в столице. Чего же моя душа желает? Есть одна занятная идея.

Ну… видимо, путешествию всё же быть.

За окном идет дождь и серость пробирается под кожу, даже если просто бросить беглый взгляд. А когда у тебя в душе такая же серость, что и говорить.

Собирать вещи сложно, с каждой из них связано какое-нибудь воспоминание, так что каждые пять минут я не сдерживаюсь и пускаю слезу, хоть и пытаюсь торопить себя изо всех сил.

Все тело ноет после вчерашнего бега, но душа ноет еще больше. Предательство, наверное, всегда так чувствуется, будто по тебе катком проехали.

И как он предлагает мне жить с этим дальше? Закрыть глаза, сомкнуть зубы и лечь с ним постель, а потом, может, стерпится? Нет уж, я на память не жалуюсь. И эти кадры с ним и тряпкой его отпечатались где-то под веками. Как же мне это теперь развидеть?

Я складываю свитера и майки, джинсы, платья, одно из них — подаренное мужем на день рождения. Черное, как его душа. Другое — серое, унылое, как моя жизнь.

Обида причудливо смешивается со злостью, слезы появляются и высыхают, но я упорно складываю вещи. У меня их совсем немного, но это и хорошо.

Полчаса я перерываю полки в поисках документов и когда всё-таки нахожу их, выдыхаю спокойно. Не додумался забрать, красавчик, значит всё пройдет спокойнее, чем я думала. Паспорт, загран, свидетельство о рождении, полис, страховка, диплом один, второй, свидетельство о браке, грамоты, документы на квартиру… Все верно. Всё своё ношу с собой.

А теперь минутка дружеской поддержки.

— Давид, здравствуй. Дела? Не скажу, что хорошо. Ты нужен мне, как адвокат. Ну и как друг тоже. Да, это полный трэш.

С Давидом Аракеляном мы знакомы с детства, уже тогда у него были задатки дипломата и переговорщика. Он отлично мог отбить моих кукол у вражеской шайки шестилетних девчонок с соседнего двора. Не вступая в драку, что важно, потому что девочек бить нельзя, да и самим девочкам драться не пристало. Пара слов — и конфликт всегда решался в нашу пользу.

Так что никто не удивился, когда он решил стать юристом, а потом и адвокатом. Он всегда шутил, что у нас баш-на-баш — я его вечно кормлю, ничего не прося взамен, так что когда-нибудь он мне профессионально отплатит. Шутки шутками, но этот момент настал.

— Дорогая, зная твоего мужа, разводиться вы будете долго и сложно. Ты уверена?

Мы с Давидом сидим в сетевой кофейне, рядом со мной стоит чемодан, на который то и дело падает его взгляд. Выгляжу я откровенно плохо, хоть и держусь максимально спокойно. Слезы льются уже не сами по себе, а только если начать думать о вчерашнем дне, или о муже, или о чем-то тесно связанном с ним. Вот сейчас я вытру глаза салфеткой, и даже не стану рыдать в полную силу. Это уже прогресс.

— Прости, что вопросом на вопрос, но… Ты умеешь прощать предательство, Давид? — я пристально смотрю на него, продолжая вращать в руках чашку с остывшим кофе.

— Нет, не умею, — он делает широкий жест руками, как будто показывает, что сдается. — Для меня это вопрос чести. Предал однажды — честь потерял, а дальше точно предаст еще раз.

Я несколько раз медленно киваю головой. Да, именно так, один раз предал — второй раз не заставит себя ждать. Сколько этих раз скопилось за последнее время? Думаю, не сосчитать.

— Значит, ты меня понимаешь. Это был его день рождения, Давид. И он сказал, что только я виновата. Что я лохматая, рябая, толстая, да еще и, оказывается, то, что пашу как проклятая — тоже моя вина. Не его просьба, амоя вина, понимаешь?

Давид выглядит ошарашенным. Он судорожно шарит взглядом по моему лицу, но в этом нет неприятной подоплеки, его взгляд даже не оценивающий, он просто судорожно скачет из точки в точку. Это не взгляд человека, который пытается понять, что видит перед собой. Он знает меня так давно, что каждая морщинка на моем лице ему хорошо знакома.

— Толстая? Рябая? Дорогая, но если тебе еще на кило похудеть, ты же анорексию заработаешь. А веснушки тебя очень украшают. Я что-то вообще ничего не понимаю, — растерянно отвечает он. — Так. Ты устала, явно плакала всю ночь, ну, это понятно. Но у меня же глаза есть, и я говорю — ты очень красивая. Ты. Красивая. А Марк твой, конечно, редкий му…

В этот момент мимо кафе проезжает машина скорой помощи, своими сиренами заглушая то, что хотел сказать Давид, а у меня с сердца сваливается огромный камень.

С самооценкой, конечно, еще работать и работать, но мнение со стороны — важная штука.

— Давид, у тебя есть какой-нибудь срочный нотариус? — интересуюсь я аккуратно.

— Нотариус есть, а зачем он должен быть срочным? — удивляется он.

— Я хочу дистанционный развод.

.

Море всегда манило меня своей лазурью. С самого детства я мечтала, что когда-нибудь куплю домик на берегу и буду жить припеваючи, печь огромные шоколадные торты, купаться утром и вечером. Обязательно два раза, какой иначе смысл жить на море!

Ни о какой зиме я, конечно, не думала, да и о том, как совместить мечты стать певицей, актрисой, министром культуры и кондитером, не размышляла. Почему бы министру культуры не сниматься в мюзиклах и не печь торты по вечерам? Уверена, есть такие уникальные люди!

В итоге, на море я ездила редко, хорошо, если раз в пару лет, дом не купила, мультифункциональным политиком не стала.

Стала поваром, а потом, спустя вереницу курсов и стажировок, и шеф-поваром. Вышла замуж и пахала, пахала, пахала. Были у меня и стажировки в Париже, где мой багет, приготовленный для уток, унесла жирная чайка, и курсы в Японии, где я училась готовить суши, которые сама тогда терпеть не могла, и мастер-классы по идеальной пасте в Италии. Вот уж где я оторвалась и поправилась на пару кило.

Но всё работа, работа, подушка, опять работа.

И вот я на море, прямо с чемоданом и местным бомбилой, стою на набережной, кутаясь в шарф, и вдыхаю ни с чем несравнимый запах.

Я совершенно свободна.

Ладно, поправочка, вот сейчас разведусь, и будусовершенносвободна. На этой фразе глаза обжигает солью, но я тут же беру себя в руки, ведь ее тут и без меня хватает. Не сейчас.

Погода тут лучше, чем дома, явно теплее и весна уже чувствуется. Десять градусов выше нулевой черточки на термометре — с этим очень даже можно жить, только вот дождь собирается, а я даже не знаю, куда мне идти.

Мне было не до поиска квартиры, и когда я сошла с трапа самолета, оказалось, что никто меня тут не ждал. Остались либо апартаменты с колоннами и джакузи, которые стоят больше моего годового бюджета, или такие откровенно ужасные места, вроде жилого гаража у черта на куличках, куда я сунуться не рискнула бы даже в самом плохом случае. И все почему-то посуточное, а я так хотела бы разобрать чемодан, выдохнуть и понять, что я тут надолго. Гостиницы к этому совсем не располагают.

Глубоко вздохнув, прошу таксиста отвезти меня в какую-нибудь хорошую кофейню, в надежде сесть там и продолжить поиски. Увы, он понимает меня очень по-своему, потому что, войдя в помещение, я понимаю, что это обычная булочная.

В углу сиротливо ютится пара столиков с ненадежными на вид стульями, а на витрине масса выпечки. В основном это хлеб: багеты, батоны, чиабатты, какие-то круглые пышные хлебины, лепешки и шоти, пара сладких улиток и плюшки сердечками. На барной стойке стоит старенькая кофемашина с табличкой «не работает».

Я унываю еще больше, но покорно становлюсь в длинную очередь. Что ж, Марк сказал, я толстая? Вот и славно, можно не бояться лишних калорий и зажевать горе сладкой булкой с хрустящей корочкой. Или двумя.

— Девушка, миленькая, подскажите, что вот на этом ценнике написано? Совсем стара стала, зрение ни к черту! — колоритно просит бабуля, стоящая передо мной. Ей, наверное, лет семьдесят пять, а одета она, будто очень модные пятьдесят. Приятная такая, лицо доброе, голос мелодичный.

— Пишут, что чиабатта, а вот цены нет, — отвечаю с улыбкой.

— Бесценная, значит, булка-то заморская, — улыбается бабуля в ответ и переводит взгляд на мой чемодан. — А ты приезжая, что ли, милая? Что с чемоданом-то ходишь? Ой, ничего, что я на ты сразу? Подумалось мне, что ж такую молодую девицу на вы, вроде рановато.

— Что вы, я совсем не возражаю. Я только с самолета, да вот квартиру найти пока не удается. Решила кофе попить, а меня в булочную вместо кофейни привезли. Дай, думаю, булку прикуплю, такие очереди лучше любой рекламы.

— Это верно, тут лучшая выпечка в городе, — кивает головой бабуля. — А я уже пару недель квартирантов ищу, да мои объявления, наверное, не находят своих адресатов. Все сейчас в этих ваших интернетах, а я по старинке, пишу да на доску информационную клею…

Случайности не случайны, всегда говорила мне моя дорогая бабушка. Вот и сейчас, почему не воспользоваться шансом? За спрос денег не берут.

— А, может, мне ее посмотреть, ну, квартиру вашу? — говорю я наобум. — Вдруг мне подойдет.

— Посмотри, деточка, почему не посмотреть. Тут рядом, да и соседке я такой бы порадовалась, очень ты на меня в молодости похожа, — улыбается бабуля.

Я покупаю булку себе и чиабатту для Лидии Петровны, и решаю, что попытка не пытка.

Да и бабушка эта выглядит как-то…правильно. Женщина без возраста, между седьмым и восьмым десятком, приятная, интересно одетая, общительная и явно молодая душой. После Марка я уже не могу утверждать, что хорошо разбираюсь в людях, но мне почему-то кажется, что Лидия Петровна — тот самый человек, с которого начнется моя история в этом городе.

Хорошая история, на этот раз.