Изменщик! Я преодолею боль

Глава четырнадцатая

Никита.

Влада наконец уложила детей спать. Выходит ко мне на кухню наряженная в весьма откровенное платье. Думает, видимо, что у нас радостный повод для разговора. В былые время я бы засмотрелся, любуясь на его вырезы. Возможно, даже сделал бы ей комплимент. Но те времени далеко позади. Она этого не понимает. Или не хочет понять. Вот наивная. И эта наивность не к лицу ее годам. Наивность идет молодым. Тем, кто еще не познал боли. Кто смотрит на жизнь с широко раскрытыми глазами. Готов тонуть в ней и гореть. А тот, кто станцевал на граблях, в своей наивности становится откровенно тупым.

К великому счастью (или, может, сожалению), но я знаю, о чем говорю. Мне довелось видеть достаточно и просто наивных, и глупых людей. К первым отношусь снисходительно. Ведь все приходит с опытом. Вторые меня бесят. И сейчас, глядя на свою жену, я понимал, что испытываю не просто раздражение, а искреннее отвращение. Эта женщина непробиваемая, как баран. Все надеется на чудо. Но я не Дед Мороз. Я не дарю подарков только потому, что кто-то себя хорошо ведет.

Она неспешно садится напротив меня. Улыбается во весь рот, как Чеширский кот. Даже не по себе становится.

— А ведь мы очень давно не оставались с тобой вот так наедине, — начинает она, — Не представляешь, как я скучала. Каждый вечер сидела и представляла нас вдвоем. И вот ты здесь!

Меня передергивает. Я очень хотел бы, чтобы напротив меня сейчас сидела Марина. Чтобы все эти слова принадлежали ей. Я бы кинулся расцеловывать ее ноги. А после — полетел бы в чертов магазин за помолвочным кольцом. Мое мнение на тему брака не потерпело никаких изменений. Это бессмысленно и глупо. Но если таков единственный способ удержать возле себя любимую женщину, то я готов.

Влада продолжает что-о щебетать. Пока я резко ее не прерываю.

— Мы разведемся. Я пришел обсудить с тобой вопросы связанные с деньгами и нашими детьми.

Буквально на мгновение она впадает в ступор. Но тут же берет себя в руки. Видимо, вынужденное одиночество отучило ее от психоза и истерик по любому поводу.

— Ну, любовь моя, почему ты так категоричен? Неужели наш штамп как-то мешает тебе? Ты ведь сам говорил…

— Все изменилось.

Не хочется перед ней оправдываться. Но я так устал от собственных дум. Так устал от невозможности хоть с кем-то ими поделиться. А сейчас напротив меня сидит женщина, готова сделать все, лишь бы я задержался на пороге ее дома. Уловив мое настроение, она достает вино.

— Или, может, тебе налить чего покрепче?

Не знаю, чего мне хочется больше. Свалить от нее поскорее и напиться в ближайшем баре? Или напиться тут и поныть о своей несчастной любви?

— Раз молчишь, значит, покрепче.

Ставит передо мной стопку и виски. Надо Владе отдать должное. Мои предпочтения она знает как никто другой.

— Поухаживаешь за дамой? — пододвигает мне свой бокал.

— Иди к черту, — не сдерживаюсь я от грубости. Совсем неподходящий момент она выбрала для флирта. Наливаю только себе. Выпиваю. Влада ставит перед нами сырную тарелку. Наливает вина себе. Терпеливо ждет моего душеизлияния.

— Вот объясни мне, почему вы, женщины, все так усложняете?

— Пф, мужчины усложняют все не меньше.

Наливаю себе еще.

— Я к тому, что мы все — люди. Мы все ошибаемся. И перечеркивать все из-за какого-то единичного случая….

— Просто есть неблагодарные женщины, Никит. И они не способны по достоинству оценить того, кто рядом.

Я знаю, к чему она клонит. Ее лесть слишком очевидна. Но я так давно не слышал в свой адрес добрых слов, что готов распустить уши. Наливаю себе еще.

— Знаешь, — продолжает она, — Я раньше очень сильно на тебя обижалась. Видела в тебе похотливое животное, если уж говорить начистоту. В самых искренних молитвах просила, чтобы у тебя член отвалился.

Я наливаю себе еще.

— Я задавалась вопросом, за что мне такое наказание свалилось на голову. А потом пришла к выводу, что слишком принижаю твои достоинства. Игнорирую их, увидев единственный недостаток. А ведь ты чертовски умный. Ты добился таких высот на работе! Никто лучше тебя не разбирается в вопросах управления. Я уверена, что при должном желании вполне и место директора займешь. Мозгов тебе хватит. Другой вопрос, что тебе такой гемор не нужен. А еще ты всегда был щедрым. Сколько мне колец напокупал. Мне завидовали все!

Я не сдерживаю улыбки. Да. Мне нравилось делать дорогие подарки. Это правда. И я прекрасно помню, как у Влады глаза на лоб при виде ценников вылезали.

— Какие у тебя мысли интересные в голове обитают. Ты ведь помнишь, я часами была готова выслушивать твои размышления.

Это тоже правда. Наши диалоги превращались в мой бесконечный монолог. Я говорил. Влада слушала. Раньше я был уверен, что она просто тупая. И поддержать разговор не в силах.

— Ну говорить о том, что ты красив, и что и у тебя прекрасный вкус вообще смысла нет. И так все очевидно. Сколько сам видишь обрюзгших мужиков на улице, брр.

— Ну и сколько тебе понадобилось времени, чтобы понять, как я хорош?

— Много.

Я наливаю себе еще. И еще.

— Ты ведь прав, — продолжает она, — Все мы — люди. А люди не без недостатков… Вот когда любишь человека по-настоящему, то принимаешь и его темную сторону.

Наливаю себе снова. А она медленно поднимается со своего места и подходит ко мне ближе. Садится передо мною на колени. Тянется к моему ремню. Я смотрю на Владу, как зачарованный. Успел позабыть, насколько инициативной она была.

— Раз уж ты намерен со мною развестись, — продолжает она, — Так давай расстанемся друзьями…

— Слабо смахивает на дружбу, — говорю я и заливаю в себя еще виски, — Но ничего против не имею.

Я и не заметил, когда успел возбудиться. Снять напряжение мне точно не помешает. С женщиной это делать гораздо приятнее, чем наедине с рукой. Закрываю глаза в предвкушении. В минете Владе равных нет.

Влада.

Я знаю, что нужно моему мужчине. Он устал. Он подавлен. Он хочет быть любимым. Я встаю перед ним на колени и гляжу ему в глаза. Вижу в них те искры, которые так тщательно старалась в нем разжечь. Медленно облизываю ладонь. Никита весь в нетерпении. Пусть и пытается выглядеть расслабленным, но я вижу его насквозь. Помогаю ему оголиться. Член его уже пульсирует. Бедолага. Сосвсем затосковал по женской ласке. Я медленно массирую его вверх-вниз. Глаз не отрываю от своего любимого. Он напрягается все сильнее. Ну ничего. Я заставлю его простонать мое имя.

Начинаю ласкать его головку. Сначала едва прикасаюсь губами, потом — языком. Никита вздрагивает. Закрывает глаза. Забыл уже, насколько я умею делать приятно. Медленно, но настойчиво провожу языком по всей длине. Снова и снова. Хочу помучить своего Никиту. Отомстить за всю ту боль, что он мне причинил.

Он сдерживает стон. Я знаю, что он кончит, стоит мне только немного ускориться. Но нет. Я буду держать его на грани. Пусть просит меня. Пусть умоляет.

Кладет свою руку мне на голову. Пытается задать мне темп, но я не поддаюсь.

— Влада, — шепчет он мне, — Ну какая же ты…

Мои губы обхватывают его член плотнее. Язык вырисовывает узоры на головке. Сквозь его плотно сомкнутые губы пробивается едва слышный стон. Мой любимый мужчина. Мой ненасытный мужчина… Неужели ты откажешься от такого удовольствия и отдашь предпочтение другой?

Закрываю глаза сама. Мне хочется отдать накрывающей меня страстью. Моя рука ускоряется. Язык становится все настойчивее. Я загладываю его член так глубоко, как мне только позволяет глотка.

Его член пульсирует сильнее. Понимаю, что он скоро кончит.

— Хочу на грудь, — выпаливает он, и я повинуюсь. В одно мгновение расстергиваю платье и довожу его своими упругими холмами.

Он двигается в такт. Глаз не отрывает от моих набухших сосков. Соскучился по ним, я вижу сразу. А я соскучилась по нему…

Мы ускоряемся еще сильнее. Его дыхание сбивается и наружу вырывается протяжный стон. Струя его семени обжигает мою кожу. И я чувствую волну удовлетворения.

— Чтож, — говорит он со сбитым дыханием, — А ты умеешь порадовать, да…