Изменщик! Я преодолею боль

Глава девятнадцатая

Марина.

Мы едем на кладбище домашних животных. Нужно навестить Мону. Наверное, это ненормально. Своих родственников навещают не так часто, как я навещаю собаку. Но для меня это пушистое создание было не просто питомцем или другом. В ней я видела отражение самой себя. Такая же настороженная. Такая же потерянная. Отчаянно нуждающаяся в любви… Делая счастливее ее, я делала будто счастливее себя. И с ее потерей моя жизнь заметно опустела.

Я стою над могилкой. Вспоминаю очаровательные черные бусинки-глазки и виляющий, словно на моторчике, хвостик. Чувствую, как меня снова начинает накрывать.

— Скажи честно, — дрожащим голосом обращаюсь я к стоящему позади Диме, — Как ты думаешь, это ведь моя в том, что ее теперь нет? Ведь ее, вместо меня, могла взять другая хозяйка. Подарить долгую и радостную жизнь.

— Марин, — говорит он как можно мягче и кладет мне руки на плечи, — Я своими глазами видел, насколько ты хорошая хозяйка. Ты делала все, чтобы Мона прожила долгую и счастливую жизнь. Произошедшее никак не зависило от тебя.

Не знаю, как бы я пережила этот период своей жизни, если бы не Дима. Он стал для меня всем. Без приуменьшения. Я ушла в какое-то небытие. У меня не было сил на то, чтобы существовать дальше. Дима же поддерживал меня и заботился обо мне. Готовил мне и заставлял кушать, когда в горло не лез и комок. Буквально кормил с ложечки. Сидел рядом и читал вслух книги, включал мне старые добрые фильмы и мультики, отпугивая таким образом страшные и очень навязчивые мысли. Дима быстро понял, что я панически боюсь внезапного появления Никиты и вытекающих из этой встречи последствий. А а потому принял решение караулить мой сон — спать рядом, в одной комнате, кое-как скрючившись на раскладном кресле. Он проветривал квартиру, прибирался в ней. Одним словом, хозяйствовал. И я была очень благодарна ему. Пусть пока и не могла выразить свои чувства даже словами. Нашел мне психолога. Дважды в неделю возил к нему на прием. И там мне помогали справиться с прилипшим чувством вины перед Моной. Он буквально вернул меня к жизни. Не дал утонуть в собственном горе. Раньше я сочла бы это проявлением любви. Но теперь стараюсь не обманываться. Думаю, между нами дружба. Просто очень крепкая.

— Знаешь, — говорю я ему, — А ведь никто столько всего для меня не делал. Ну, мама, конечно, исключение.

Он пожимает плечами. Говорит, что я преувеличиваю. И что ничего особенного в его действиях нет. Будто и правда не понимает, что без него бы я не справилась. Или старается этой мысли просто не допускать.

— Помнишь, я когда-то давно говорила, что была вынуждена переехать сюда? Что меня на это подтолкнули определенные обстоятельства.

— Был такой разговор, да, помню.

И я наконец решаюсь рассказать ему о своем прошлом. Раскрыться перед ним, как человек. Повествую о наших запутанных отношениях, о Владе, о том, как я потребовала развода, об изменах. Я рассказала, как мечтала о полноценной семье, о детях, как от меня отмахивались. Долгим вышел монолог. И очень неприятным. На глазах моих застыли слезы. Я старалась быть сильной. Старалась не плакать. Но в сердце моем все еще ощущалась сильная обида.

Два года… Я потратила на человека два года! Старалась быть любящей и понимающей, мудрой и прощающей. И вот чем Никита мне в конце концов отплатил. Да, может быть, я поступила не самым правильным образом. Может быть, мне стоило с ним встретиться, поговорить, попытаться расставить все точки над и. Может быть, стоило попытаться сохранить какие-то дружеские отношения между нами. Но тогда я так не могла. Мне было слишком больно. Мне было слишком неприятно. Даже если бы я пересилила себя, то наш диалог завершился бы скандалом — я уверена.

Дима слушал меня очень внимательно. Не перебивал. Изредка задавал какие-то уточняющие вопросы. Лицо его становилось все мрачнее и мрачнее. Видно, совершенно не такой истории от меня он ожидал. Или не такой искренности.

— Вот такая вот я дурочка, — подвела я итог собственного монолога и отвела куда-то в сторону глаза. Боялась, что мой собеседник посмеется над моей наивностью и недальновидностью. Или, может, даже осудит, что, мол, сама такого мужчину себе выбрала. И что нужно принять последствия своего выбора.

— Не называй себя так, — хмурится он, — Ты не дурочка. Ты просто хороший человек. В твоей натуре нет места подлостям и обману. Поэтому ты просто не могла разглядеть таких наклонностей у своего бывшего.

Мне становится приятно. Из глаз все-таки льются слезы. Но уже не от горя. Дима аккуратно их вытирает. Я не перестаю ему удивляться. Ведь в самом начале нашей дружбы я делала все возможное, чтобы этого человека оттолкнуть. Столько колкостей ему наговорила, столько подшучивала над ним. А он все равно видит во мне хорошую…

— Возможно. Но от этого не легче. Я очень стараюсь пересилить себя, глядеть исключительно в будущее, но не могу перестать оглядываться назад. Задаю себе вопрос, а точно ли будет лучше? А точно ли меня не будут обманывать? Точно ли не сделают больно? Эти мысли поедают. И я пыталась сбежать от них, уйдя с головой в работу. Думала, что время лечит. И все само собою пройдет. Так вот. Не прошло. Ну, ты и сам все видишь.

— От такого прошлого бежал бы кто угодно, — крепко обнимает меня Дима. И я обнимаю его в ответ, — Знаешь, я ведь даже и подумать не мог. Ты производила впечатление скорее скромного или зажатого, чем изренненого такими "отношениями" человека.

— Значит, мне действительно хорошо удавалось отвлекаться. Я ведь поэтому и завела Мону. В какой-то момент поймала себя на том, что перегибаю с работой. И что остальной жизни не вижу совершенно. Вообще, мне очень хотелось познакомиться с тобой поближе, — продолжала откровения я, — Но я боялась.

Он удивляется. Такого откровения точно не ожидал.

— Да, ты показался мне вполне милым. И я хотела проводить с тобой время.

— Забавно. Мне ведь сначала показалось, что ты меня не переносишь совершенно. Я даже задавался вопросом, что во мне не так.

Мы засмеялись.

— Нет, просто я не была готова подпускать к себе кого-то. И на выручку пришла Мона. По мне видно же, что я — сова. Но, знаешь, нашим утренним прогулкам я совершенно не сопротивлялась. Иной раз себя лаже ловила на том, что…

— …что?

— Чувствую себя счастливой. Очень счастливой. К тому моменту я уже успела позабыть, каково это. А тут меня будто разбудили ото сна.

— Ты еще будешь счастливой, обещаю. А теперь прости, нужно сделать пару звонков. Работу все-таки никто не отменял.

Он ушел. А я сидела на кровати и улыбалась.