Извращённые cердца

Глава 20

Когда я вошла в наш дом, на сердце у меня было тяжело. Рука Диего на моем плече ощущалась не столько как опора, сколько как якорь, который ему нужно было держать прямо.

Подъездную дорожку охраняли два солдата Каморры. Внутри мы нашли маму, склонившуюся над кухонным столом и плачущую. Я поспешила к ней и обняла ее. Она крепко заключила меня в объятия, дрожа всем телом.

— Где Карлотта? — мягко спросил Диего.

— Наверху, с вашей тетей.

Папина сестра жила неподалеку, так что, конечно, она первая, кто помогла нам в этот раз.

Диего обнял нас с мамой за плечи.

— Я позабочусь о вас.

Я знала, что он будет работать каждую секунду каждого дня ради нашего обеспечения. Он убил бы себя, чтобы убедиться, что с нами все в порядке, но он не смог бы сделать это сам. Даже если двух месяцев будет недостаточно, чтобы организовать свадьбу или заставить Савио заплатить за то, что он сделал — я, все равно выйду за него замуж, чтобы Диего мог принять деньги, не теряя лица.

Я заставила маму лечь в постель, но Диего отказался отдыхать. Он сидел на диване, склонившись над нашими счетами. Я знала, что это был его способ отвлечься, поэтому позволила ему.

Прозвенел звонок, и Диего вскочил на ноги. Схватив пистолет, он открыл дверь. На пороге стояла Тони, а за ней один из солдат Каморры. Она перевела взгляд с Диего на меня, и выражение ее лица смягчилось. Я пошатнулась и упала прямо в ее объятия. Она крепко обняла меня в ответ. Диего медленно попятился и вернулся на диван.

Обняв меня за плечи, Тони повела меня наверх и легла рядом со мной в постель. Она обнимала меня всю ночь, пока я плакала.

У нас была большая семья, и все же они не составляли и половины тех, кто присутствовал на похоронах папы и Нонны. Верные клиенты из ресторанов и члены Каморры заполнили церковные скамьи. Диего поддерживал маму, которая, казалось, съежилась под напором своего горя.

Увидев Савио, Римо и Нино в сопровождении их жен, меня охватило удивление. Я ожидала, что они приедут на кладбище; зная их отвращение к религии, не думала, что они появятся в церкви. Они подошли к тому месту, где мама, Диего и я стояли рядом с открытыми гробами. Каждое слово соболезнования оставляло еще одну рану в моем сердце. К этому времени оно уже была изодрано в клочья. Я ни разу не осмелилась взглянуть на тела Нонны и папы, мне было невыносимо находиться здесь.

Савио остановился передо мной и взял меня за руку. Он не сказал, что сожалеет, и я была рада. Эти слова были бессмысленными, неспособными охватить всю глубину нашей потери. Его прикосновение было теплым, уверенным утешением, в котором я отчаянно нуждалась. Диего шатался под давлением того, что он стал хозяином нашей семьи, но Савио был крепким и сильным.

Я с трудом сглотнула, мои пальцы сжались вокруг его, когда он уже собирался отступить. Мне нужен был кто-то, кто поддержал бы меня. Я чувствовала, что больше не могу сдерживаться. Это было уже слишком. Скорбь наполняла не только мое сердце, но и церковь, и дом — каждый сантиметр дома. Я потянула его за руку, и он нахмурился. Наклонившись ко мне, мои губы приблизились к его уху.

— Уведи меня отсюда, — взмолилась я.

Он кивнул и, обняв меня за плечи, отвел в сторону, подальше от сотен мрачных лиц и заплаканных глаз. Но не прочь от моей вины и горя. Они цеплялись за меня.

Он затащил меня в маленькую боковую комнатку и закрыл дверь.

— Так лучше? — спросил он мягким голосом.

Он внимательно посмотрел мне в глаза. На его лице не было и намека на обычное высокомерие или поддразнивание, и я почти желала этого — этого проблеска нормальной жизни среди руин моей собственной. Последнюю неделю я провела в пузыре тьмы. Мама и Диего, даже Карлотта, были так же сломлены, как и я. С каждым новым членом нашей большой семьи, которые навещали нас — их печаль добавлялась к нашей собственной, пока я не согнулась под ее тяжестью.

— Джем, скажи что-нибудь. Скажи мне, что делать.

Я подняла руку, которую он уже не держал, и положила ее ему на шею.

Выражение его лица стало настороженным. Я шагнула ближе, моя грудь прижалась к его груди. Такой ровный и теплый, такой сильный. Фальконе были непобедимой силой, все до единого. Я знала эти истории, что им пришлось пережить. Они не должны были находиться здесь — никто из них — но они побеждали смерть снова и снова. Последние несколько дней я так боялась потерять еще больше людей, которых любила — Тони, маму, Карлотту, Диего…

С Савио я знала, что он никогда не позволит смерти взять верх над собой. Глупая мысль, и все же я ей поверила.

Мои пальцы сжались вокруг его шеи, пытаясь притянуть его к себе, когда я встала на цыпочки. Савио сопротивлялся, и в его темных глазах мелькнуло замешательство.

— Джем, скажи что-нибудь.

Его голос был грубым, мурлыканье глубоко в груди, которое я чувствовала там, где наши тела соприкасались. Даже стоя на цыпочках, я не могла дотянуться до его губ.

— Савио, — тихо позвала я. — Пожалуйста.

Мне не нужно было говорить то, что я хотела, он знал.

— Ты пожалеешь об этом.

— Возможно, — сказала я, но прямо сейчас это мне было нужно больше, чем воздух.

Наконец Савио позволил мне притянуть его к себе, и его губы прижались к моим. Я погрузилась в его вкус, в его тепло.

Я тосковала по нему, по всему его телу. Его сила и запах были опьяняющими. Его язык дразнил, гладил, ласкал. Руки удерживали меня на месте, поглаживали по спине, затем обхватили мои щеки, углубляя поцелуй еще больше.

Я была полностью в его власти. Его присутствие заставляло меня чувствовать себя защищенной, заботливой. Встав на цыпочки, я наклонилась к нему, желая быть ближе.

— Черт возьми, Джем, у тебя прекрасный вкус, — прохрипел он между восхитительными взмахами языка.

Я не могла ответить, подчиняясь тем ощущениям, которые вызвал во мне этот поцелуй. После нескольких дней холода мне стало тепло. Он опустил меня на скамью, не прекращая поцелуя, и склонился надо мной. Я прижалась к его шее, обхватила ногами его талию, когда он опустился передо мной на колени.

Зазвонили колокола, возвещая о выходе прихожан. Я замерла, и Савио вырвался из нашего поцелуя. Наши губы все еще соприкасались, когда мы тяжело дышали.

— Мы в церкви, — прошептала я в ужасе от собственного бесстыдства.

Как я могла позволить этому случиться? Нонне и папе было бы так стыдно за меня. Это был день для скорби, а не для этого. Я чувствовала, что рассыпаюсь в прах, но не знала, как это остановить.

— Эй, — сказал Савио, поглаживая меня по щеке. — Ты всегда хотела получить свой первый поцелуй в церкви. Этого не случилось, но, по крайней мере, мы заставили твой второй поцелуй сработать.

Я покачала головой, не в силах говорить под тяжестью своей вины.

Савио посерьезнел и крепко обхватил мое лицо ладонями, заставляя встретиться с ним взглядом. Его темные глаза были полны ярости и сочувствия.

— Мы живем не для мертвых. Мы живем для живых. Если поцелуй со мной поможет тебе справиться со своим горем, то никто не имеет права судить тебя, иначе я их уничтожу.

Я судорожно вздохнула, когда с моей груди свалилась тяжесть. Я медленно спустила ноги с талии Савио, но мы оставались рядом. Я пообещала себе держаться от него подальше, чтобы наказать его, но в этот момент я была непоколебимо эгоистична, потому что он был единственным, кто мог остановить меня от того, чтобы утонуть в моей печали.

Губы Джеммы были приоткрыты. Мои губы все еще горели от нашего поцелуя. Жаль, что я не знаю, о чем она думает.

Ее взгляд упал на мой шрам на запястье, который она начала обводить. Я подавил желание оттолкнуть ее, позволив ей сделать это. Ее брови плотно натянулись.

— Как ты продолжаешь двигаться дальше?

Я накрыл ее руку своей, успокаивая блуждающие пальцы.

— Во-первых, назло людям, пытавшимся меня убить.

Она издала тихий, грустный смешок.

— После того, как ты потерял кого-то, я имею в виду…

Я никогда не терял того, кого любил. Когда я узнал, что наш отец был убит, я почувствовал гнев за Римо, потому что он сам хотел убить этого человека, но ни капли печали. И мать тоже… Я ненавидел ее каждой клеточкой своего тела.

— Ты просто делаешь это. Ты фокусируешься не на том, что потерял, а на том, что у тебя осталось.

Она отвела взгляд.

— Я потеряла половину своей семьи. Такое чувство, что я потеряла часть себя. Что может занять их место?

— Скоро у тебя будет большая семья, Джем. Моя семья. Они не заменят того, что ты потеряла, но все равно заполнят пустоту.

Джемма повернулась ко мне.

— Ты впервые сказал, что я буду частью твоей семьи.

Я был для нее чертовым ублюдком.

— Конечно, ты будешь частью моей семьи. Ты станешь моей женой.

Она сглотнула и начала отстраняться. Я встал и помог ей подняться на ноги.

— Мы должны отправиться на кладбище. Моя семья нуждается во мне.

Я кивнул, и мы вместе вернулись в опустевшую церковь. Мы поехали на кладбище на моей машине. Когда мы прибыли, они уже опускали гробы в землю.

Диего коротко кивнул мне. Джемма вложила свою руку в мою, и я коротко сжал ее. Она не отпустила меня, даже когда мы стояли на стороне ее семьи. Слезы текли по ее лицу, и даже тогда, даже без намека на макияж, она была великолепна. Когда гроб погрузился в землю, мать Диего вырвалась из его рук и упала на колени у края ямы. Она испустила вопль, который разнесся над кладбищем — плач, который даже я почувствовал в своем черном сердце. Джемма затряслась, прижимаясь ко мне, потом тоже упала на колени рядом с матерью, крепко прижимая ее к себе. Диего застыл на месте.

Я никогда еще не сталкивался с такой грустью. Мои глаза скосились на братьев. Нино обхватил рукой Киару, которая тоже плакала. Выражение лица Римо было самым свирепым, какое я когда-либо видел, когда он сжимал руку Серафины. Она тоже плакала, но по-своему, гордо и с достоинством. В прошлом это были только мои братья и я, нам было нечего терять, кроме друг друга, но теперь число людей, о которых мы заботились и которых поклялись защищать, росло с каждым годом, и оно будет расти. Я посмотрел на Джемму.

Мои братья приняли на себя новые обязанности, и я тоже приму.

Я дал Джемме несколько дней после похорон, прежде чем спросил ее, могу ли приехать. Нам необходимо было спланировать нашу свадьбу. Жизнь должна продолжаться. Было легко потеряться в своем горе, но я не хотел этого для Джеммы.

Когда я пришел, она была в спортивных штанах и футболке.

В доме было странно тихо с ее мамой и сестрой у их тети. Только Диего и Джемма жили теперь в доме, и Диего стал ужасно тихим.

Она впустила меня, но держалась на расстоянии. Я подозревал, что два наших поцелуя были результатом ее разбитого сердца.

Мы опустились на диван, и она посмотрела на меня с таким спокойным вниманием, что я занервничал.

— Все еще уверен, что женишься на мне через шесть недель?

Я рассмеялся.

— Киара уже наполовину закончила планирование. Она мне яйца оторвет, если я сейчас все отменю.

Джемма даже не улыбнулась.

— Я говорю серьезно.

Вздохнув, я взял ее за руку.

— Я уверен, что женюсь на тебе. Возможно, я буду никудышным мужем, но сделаю все, что в моих силах.

Она судорожно сглотнула.

— Я хочу, чтобы ты был мне верен. Хочу, чтобы ты был только моим, как я, только твоя.

— Я буду тебе верен.

— Ты будешь. Значит, до нашей свадьбы ты будешь встречаться с другими девушками?

Я облегченно вздохнул.

— Я уже две недели не был с другой девушкой.

С тех пор, как я почти потерял ее и понял, что не могу вынести эту мысль.

— Поздравляю, — сказала она, поджав губы.

— Что ты хочешь услышать, Джем? Это самый долгий период без секса с тех пор, как я потерял свою девственность в тринадцать лет.

— Ждать придется еще дольше, ты уверен, что твой бык справится?

Я спрятал улыбку от ее дерзости. Лучше это, чем ее горе.

— С ним все будет в порядке. Шесть недель пролетят в мгновение ока.

Конечно, это будет нелегко, особенно моему бедному члену. Одна только мысль о том, что у меня будет только рука для удовольствия, чуть не вызвала слезы на моих глазах.

— Шесть недель? — эхом отозвалась Джемма.

— До нашей свадьбы, или ты передумала ждать свадьбы?

Я не должен был дразнить ее, но ничего не мог поделать.

— Определенно нет, — сказала она со странной улыбкой.