У слона было какое-то замысловатое азиатское имя, но в России его называли коротко — Хайям. Слон был презентован персидским падишахом последнему российскому самодержцу. Родиной слона была Индия, пожил он в Персии и попал в Россию. В течение всей жизни вращался, так сказать, в высших сферах — салютовал хоботом сначала магарадже, потом Льву и Солнцу персидского шаха, а в конце концов попал и под двуглавого орла, был доставлен в Царское Село.
В конце Александровского парка за оградой возник красновато-серый, обширный, с колоннадой спереди кирпичный слоновник. Его и предоставили как резиденцию высокопоставленному слону. У слона был собственный придворный штат-азиат, не то перс, не то афганец, а может быть, и уроженец севера Индии, первый министр слонового двора. Он знал несколько народных перепевов стихов Гафиза и Омара Хайяма, от него слон и получил кличку Хайям. Затем был еще русский «помощник министра», обучавшийся уходу за слоном. Потом шли человек шесть уборщиков, свой заведующий обеденной частью — тоже с помощником. Еженедельно приезжал лейб-ветеринар проверять здоровье сиятельного слона.
До февральской революции вход в парк для публики был закрыт. Лишь по особому разрешению дворцового управления некоторые могли гулять в парке, но только в указанной его части — не везде. Вокруг парка непрестанно на конях сновали патрульные казаки из четырех сотен, стоявших в Федеровском Городке, в непосредственной близости от двора.
Люди в светло-серой форме с собаками на поводках внезапно возникали то здесь, то там. Это были сыщики охранного отделения. Александровский дворец казался крепостью, попавшей в осаду, и выглядел безжизненным, словно в нем никогда никто не жил. С Петроградом его связывала особая железнодорожная линия, Царская ветка.
После февраля семнадцатого года парк все же открыли для всех, и с пятилетнего возраста я повел с ним знакомство, продлившееся двадцать пять лет.
Однажды слон выкинул штуку, совсем, казалось бы, неподобающую его высокопоставленному положению. Рано утром русский вожак вывел слона, и они направились к башне Арсенала, чтобы потом сделать круг по всему парку и вернуться к слоновнику. Слон прогуливался с достоинством. Сразу же при переходе через мост он пожелал спуститься к берегу, набрал хоботом воды и устроил себе небольшой душ.
Остановившись около красной тюдоровской махины Арсенала, он задумчиво потрогал оконные рамы первого этажа, обошел вокруг и хоботом проверил, заперты ли двери. Еще раз посмотрел в окна, в помещение, где на столах стояли мастерски сделанные модели всех кавалерийских полков России, начиная с петровских времен. Конский топот заставил слона приподнять уши: в это время по главной аллее, ведущей от заднего конца парка до Китайского мостика у входа, проскакал казак.
Казак оглянулся, заметил слона, дернул повод и подскакал к вожатому.
— Тут проходил сейчас кто-нибудь? — торопливо спросил он.
— Нет, никого не видели! — ответил вожатый.
Казак опять дернул повод и, выскакав на аллею, понесся в сторону выхода.
— Кого-то ловят опять, Хайям, — объяснил слону наставник. — Давай-ка пойдем своей дорогой, пока вся эта шатия сюда не пожаловала!
Они свернули направо и по узенькой аллейке, где свисавшие ветки стали поглаживать слона по шершавым бокам, выбрались к другой башне, называвшейся Башней Спасителя, — там стояла мраморная статуя Христа.
Из кустов вынырнул человек в поношенном пальто и в кепке. Он оглянулся, увидел, что со слоном русский, и быстро подошел к нему. Слон вежливо приподнял хобот, свернул его в полукольцо и шумно дыхнул в сторону пришельца.
Человек одним легким движением руки удалил с лица светло-русые накладные усы, и вожатый узнал его. Через парк удавалось переправлять конспиративное, и этого посланца петроградских рабочих вожатый знал, встречал его раньше.
— Казак поскакал в город, видел? — спросил вожатый.
— Они меня заметили, когда я пролезал сквозь ограду, но на конях не могли пуститься вдогонку, поскакали к слоновнику, — переводя дух, ответил беглец.
— Теперь берегись, из управления набегут сюда с собаками, искать будут! — остерег вожатый.
— У меня в подкладке номера «Рабочей правды». Что делать, спрятать куда? — торопливо спросил питерский.
— Снимай пальто! — скомандовал вожатый.
Едва успел беглец скинуть пальто, залаяли собаки.
— Видишь, там сено, а тут тележка? Живо иди, наложи сена и потихоньку вези к Арсеналу, до слоновника! — быстро сказал вожатый. Но тут лай послышался сразу в двух местах.
— Стой, это не пойдет! Бери пальто! Не бойся, мы тебя спрячем. Хайям, его подымай, алле! Его подымай, туда, туда! — указывая на глубокую нишу в стене Башни Спасителя, скомандовал вожатый.
Слон шагнул вперед, обхватил человека хоботом, устроил ему из хобота кресло, поднял и стал ждать указаний.
— Вот туда, туда, наверх! — торопил вожатый. Слон шагнул и подсадил человека в нишу.
— Глубже! Там в стене есть ход. Сиди, пока я не дам знать, — поспешно сказал вожатый. Человек кивнул и скрылся в нише. Вожатый подошел к сену, взял охапку и, вернувшись к слону, свалил сено на место, где стоял беглец.
Два крупных эрдельтерьера выскочили из кустов. Пометались туда-сюда, но к слону не пошли, потому что тот стал переступать с ноги на ногу и угрожающе всхрапывать. Около кустов собаки заметались, рванулись вперед и помчались по следам туда, к концу парка.
Двое в сыскной форме возникли на аллейке, на поводке у них был доберман-пинчер.
Вожатый спокойно подкладывал слону сено, а слон легкомысленно помахивал осиновой веточкой, которую он только что сломил с большой ветки.
— Куда собаки пошли? — подозрительно глядя то на слона, то на вожатого, спросил старший сыщик.
— Вон в те кусты бросились, — показал вожатый.
— Встречал ты кого в парке? Говори! — потребовал сыщик.
— Казака встретил, поскакал к Екатерининскому, — охотно ответил, слоновод.
— Дурак, на что мне казак! Я спрашиваю, постороннего встречал или нет?
— Никогошеньки! Да если б и были, ко мне не подойдут, Хайяма боятся — добродушно стал объяснять вожатый.
— Пошел ты со своим слоном!.. Спускай Трефа, вот здесь! — указал сыщик молодому.
Доберман тоже рванулся в кусты. Это вроде бы подтверждало слова вожатого, и его оставили в покое.
— Пронесло, Хайям! — сказал он. Слон солидно кивнул хоботом.
Эрдели лаяли уже там, вдали, где конспиратор пролезал сквозь ограду.
— Выглянь, ушли! — позвал вожатый. Человек показался в нише.
— Газеты, говоришь, в подкладке? — спросил спасатель.
— «Рабочая правда», на папиросной бумаге, двести номеров, — сообщил сверху человек.
— Вот что. Пальто оставь, я надену. А ты, как сойдешь, валяй вон туда, к Баболову и Соболеву. Потом круг сделай по городу и поездом в Питер. Понял? — распорядился вожатый.
Слон осторожно снял человека с высоты и поставил на землю. Как, к лицу ли? Слон сделал хоботом три «салама».
— Не поминай лихом, беги. А Хайяму скажи спасибо. Он сегодня шах не то что королю, а императору всероссийскому сделал! — все еще посмеиваясь и застегивая пальто, говорил слоновод.
Питерец погладил слона по хоботу и сказал:
— Спасибо, товарищ Хайям!
Так Хайям сделался революционером. Газета непонятным образом распространилась среди рабочих царскосельской электростанции. Сыщики сбивались с ног, стараясь найти, кто доставил эти номера «Рабочей правды».
И, пожалуй, даже белая статуя в башне была довольна успехом Хайяма.