Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет

Сила слова

Библейская истина: вначале было СЛОВО.

В начале древней Руси было «СЛОВО о полку Иго-реве». А вот в начале моей родословной было СЛОВО царя Петра Великого. Речь пойдет о генезисе фамилии Бакурских.

...В 1939 году младший брат моего деда по матери (значит — мой двоюродный дед) Евгений Иванович служил на Украине лейтенантом в кавалерийском полку Красной Армии. Этому полку после сговора Сталина с Гитлером о разделе Польши было приказано вступить в Западную Украину. Перед началом операции штаб полка проводил предписанную проверку личного состава и, споткнувшись о фамилию лейтенанта Евгения Бакурского, вызвал его для объяснений: случаем, не поляк ли он? И мой двоюродный дед добросовестно и полно, как положено, рассказал штабисту всю историю своей фамилии, которая передавалась в семье из поколения в поколение. В 1940 году, когда Евгению Ивановичу дали отпуск на побывку у родственников, я услышал эту историю от него самого.

Мы — потомственные кузнецы Юматовы из села Бакуры, объяснял он штабисту, и, когда семья переехала в соседний город Петровск, к нам пристало название Бакурские, оно и стало фамилией. «А что это еще за такие Бакуры?» — спрашивает штабист. В ответ было сказано, что царь Петр I, заботясь об укреплении восточных границ России, посетил в 1698 году Саратовские земли и, увидев, что там мало укрепленных постов, приказал построить город-крепость, названный Петровском. А еще он увидел в одном месте укрепление, уже походившее на поселение, в котором солдаты стали даже разводить разную живность. Осмотрелся царь и воскликнул удивленно: «Ба, куры!» Царское слово прозвучало, и с того слова произошло название поселения — «Бакуры». Штабист, как рассказывал Евгений Иванович, посмеялся, но больше вопросов не задавал и от должности его не отстранил.

Вроде бы всего лишь занятная история, но она о важном: силе СЛОВА, вере в СЛОВО.

Информационная среда на протяжении XX века изменилась радикально. Вспоминаю детство: этажерка с двумя десятками книг, на стене — черная картонная «тарелка» городской радиотрансляции, из которой льется бравурная музыка, перемежающаяся речами, сводками, объявлениями. По подписке приходят местная газета и несколько любимых журналов: маме — «Работница», мне — вначале «Мурзилка», затем «Вокруг света», «Знание — сила», «Техника молодежи» и для всех — семейный «Огонек» с его красочными вкладками: репродукциями картин знаменитых живописцев. Еще была городская библиотека, где время от времени книги проверяют и какие-то уничтожают, как крамольные. Это моя память довоенной поры.

Газеты и радио направляли нас, книги и журналы — развивали и развлекали. Нас учили быть «правильными»: любить вождей, ненавидеть врагов, не выделяться в коллективе, всегда быть готовыми к труду и обороне. В свое время, школьником, я «сдал нормы» на значок ГТО («Готов к труду и обороне») и, как другие, гордо носил его. И обязательно нужно было выполнять общественные поручения, ходить на пионерские сборы и комсомольские собрания, «прорабатывать» кого следует, порицать за «неправильное» поведение. А еще выпускать стенгазету, что я однажды делал, и чтобы в ней все, любое СЛОВО, было «правильно написано». Все равно классный руководитель, а то и завуч проверят прежде, чем газета появится на стене.

Это был образ жизни, это было информационное пространство, которое формировало наш образ мыслей, привычки, характер. Подобное происходило по всей стране на протяжении десятков лет, и так были вылеплены характеры нескольких поколений, довоенных и послевоенных.

... Но вернемся к СЛОВУ. Чему оно служило? Слово было превращено в орудие власти, власти деспотичной, которая стремилась обратить нас всех в строительный материал, в «кирпичики» и «винтики», лишенные индивидуальности. Со смертью Сталина лопнул этот обруч, затянутый вокруг страны на четверть века. Новые коммунистические лидеры уже не могли совершенно игнорировать саму природу человека.

В открывшейся полусвободе вольнодумцы стали шаг за шагом одерживать победу над догматами деспотов, как ортодоксальных (Ленин, Сталин), так и новых, «просвещенных» (Хрущев, Брежнев, Черненко, Андропов). Одряхлевшее Политбюро сбросило на руки Горбачеву страну, все еще советскую империю, в которой уже мало кто верил в СЛОВО. Большинство людей СЛОВО Божие не читали, а в СЛОВЕ марксистско-ленинском разочаровались.

Что последовало за этим — еще совсем свежо в памяти. Жестко, но метко определено глубоким исследователем горестей России в XX веке А. И. Солженицыным: «Россия в обвале». Обвал — верное СЛОВО, а что дальше?..

Произнося чье-то имя, я также задумываюсь о его внутренней силе. Магия имени, как мне кажется, существует. Даже если имя не всегда гармонирует с природой личности, оно как-то влияет на характер, а то и довлеет над ним в силу распространенных ассоциаций с широко известными благодаря этому имени личностями. Ну, скажите, если вам представился некий человек по имени Александр, то не придет ли вам хотя бы на миг сравнение с Александром Суворовым, императором Александром I, а то и с самим Александром Македонским. Ну а если он назвался Александром Сергеичем...

Перебираю в памяти имена людей, которых хорошо знал, и нахожу много подтверждений того, о чем говорю, — часто имя отражает суть человека! Не утверждаю, что это — правило, но в этом, как говорят, «что-то есть».

Думаю о знакомых мне Тамарах и Татьянах и не могу отделаться от мысли, что почти все они — натуры сильные, динамичные, а то и авторитарные, в браке — как правило, главенствующие. Не могу не упомянуть об одном курьезном случае из моего далекого детства: в кругу знакомых моих родителей была пара, о которой все говорили: «Татьяна и ее муж», а когда кто-то интересовался именем мужа, никак не могли его вспомнить. Так и был он всегда просто «Татьянин муж».

Имя Петр — также сильное, волевое, Николай — опять же что-то крепкое, надежное... Имя Андрей вызывает невольные ассоциации с благородством и красотой, обладатель этого имени как бы обязан постоянно тянуться к высокой планке.

В середине 20-х годов появилось много Владиленов — создали такое искусственное имя в память В. И. Ленина. Этим людям, как мне представляется, жить было непросто — трудно «оправдать» подобное имя. Кто-то, не помышляя менять имя официально, в обиходе предпочитал называть себя попроще. В то «авангардное» советское время были имена и «покруче»: мальчиков называли Тракторами, а то и — Красармами (от Красная Армия!), девочек — Ленианами, Эрами, Октябринами...

Но появилась в те прошлые времена и славная песня: «Как много девушек хороших, как много ласковых имен...» Романтично звучали и звучат Надежда, Лариса, Оля, Вера, Катюша, Наташа. Хотя горько, что после обвала России наташами и катюшами стали звать непутевых российских девушек, ринувшихся за «легким» заработком куда-нибудь в Германию или Турцию.

Казалось бы, мы стали возвращаться к нашему русскому естеству. Но уже в 2000 году читаю в одной газете, что в исконно русском городе Вологде юные папы и мамы продолжают экспериментировать с именами своих любимых чад. Только за год в книге регистрации местного загса появилось 240 разновидностей экзотических имен. Таких, как Афсун и Евника, Элнур и Асмаа, Вивиан и Русала, Даринаи Мелек. А еще — Миледи. Хотя, слава Богу, пока чаще всего родители называют девочек Анастасиями, Екатеринами, Аннами или Мариями, а мальчиков — Александрами, Дмитриями, Никитами, Максимами.

Известно, что в некоторых странах существует разумный обычай давать новорожденному сразу несколько имен, и с годами прививается лишь одно из них, наиболее близкое к тому, как этот человек ощущает себя сам или как воспринимают его другие.