- Такая милашка, - прохрипел Музан. Его толстый большой и указательный пальцы держали Чернильные-Глаза за подбородок. Четырехпалая рука огра без труда могла раздавить ее хрупкий череп, и эта мысль ненадолго мелькнула в его глазах, когда он придвинул ее лицо поближе. От его зловонного дыхания, шерсть Чернильных-Глаз встала дыбом, оно пахло мясом, кровью и вином. – Такая милая, и такая жестокая.
Чернильные-Глаза, не мигая, смотрела в глаза огра.
- Ах, как ты меня дразнишь, сладкая, - продолжал Музан. – Я нашел тебя в болоте одну, изгнанную твоим собственным крысиным племенем. Ты явилась ко мне холодная и голодная, теперь ты сытно накормлена падалью, согрета работой, больше не одна. Ты бы сдохла без меня, маленькая крыска. – Огр зловеще захохотал.
- И все же, любишь ли ты меня за это? – хватка за подбородок Чернильных-Глаз стала болезненной. Под давлением слышался хруст кости. Кожистое лицо огра серовато-лилового цвета заполняло все поле ее зрения. – Я создал тебя такой, какая ты есть, и не получил за это никаких проявлений благодарности. Ты лишь жалкая негодница, моя сладкая незуми, неблагодарная, безответная, жестокая негодница.
От рывка его руки, Чернильные-Глаза отлетела во тьму. Она ударилась о стену спиной, затем головой, и, обмякнув, сползла на холодный пол. Шатаясь, она поднялась на колени.
- Я творение твоих рук, Хозяин.
- Ха! – Вскричал Музан и с неожиданной скоростью метнул в нее тяжелым креслом. Оно бы раздавило хрупкое тело незуми, если бы она осталась на месте, но Чернильные-Глаза откатилась в сторону. Дерево треснуло о каменную кладку, и кресло развалилось на части. Прежде, чем она смогла подняться, огр уже возвышался над Чернильными-Глазами со сжатыми кулаками. Музан был массивным, весь из мышц и костяных выступов, а рев его был оглушителен. – Смотри! Ты сломала мое любимое кресло!
Музан сомкнул пальцы на ее горле и поднял ее, брыкающуюся, над полом. В очередной раз его тошнотворное дыхание обдало ее лицо.
- Ты починишь мое кресло! – Потребовал он.
- Конечно, - прохрипела Чернильные-Глаза. Она уже не могла дышать, поэтому говорила шепотом. – Я починю его, как обычно, Хозяин. – Тьма начала окутывать края зрения Чернильных-Глаз.
- Хорошая конфетка, - сказал Музан, выронив ее, наконец. – Такая милая, такая нежная.
Чернильные-Глаза схватилась за свое горло, кашляя и глотая воздух. Музан повернулся к ней спиной и, шатаясь, побрел в тень. Темнота поглотила его. Чернильные-Глаза слышала, как он возится с очередным бурдюком вина, наполняя свою треснутую кружку. Эхо его мрачного голоса доносилось до нее, отражаясь от голых камней.
- Мой Хозяин требует больше крови. Он говорит о банде незуми, разбившей лагерь неподалеку.
Чернильные-Глаза выпрямилась. Ее черные глаза блестели в тусклом свете комнаты. – Банда незуми? – спросила она. – Ты уверен, что он сказал именно так?
- Конечно, конечно. Хозяин был предельно ясен. Ты хочешь знать, не твоя ли это драгоценная банда Окиба, а? Кто знает? Все крысы одинаковые: жалкие и сопливые. Спроси меня, к какой семье принадлежат жабы снаружи, и мой ответ будет тем же. Кто знает, кто знает? – Чернильные-Глаза слышала, как он сделал долгий глоток, и влажно срыгнул. Его голос донесся сквозь мрак комнаты. – Все, что тебе нужно знать, это кто ведет крыс, сладкая. Найти самого жирного крыса, перережь его крысиное горло, и принесли мне его крысиную кровь.
Чернильные-Глаза поклонилась. – Как пожелаете, Хозяин.
- Как мой хозяин пожелает, - поправил ее Музан и громко отрыгнул. – Но прежде чем уйдешь, почини кресло, моя маленькая милашка.
Поэт как-то назвал Болота Такенумы, Похитителями Рассвета. Солнечный свет не касался их мутных глубин с тех времен, как ками обратили свой гнев на материальный мир, почти двадцать лет назад. Теперь, каким бы ни было время суток, раскидистые бамбуковые топи были окутаны бледным серым свечением в постоянном сумраке.
Чернильные-Глаза протиснулась сквозь тонкий, гниющий бамбук, склоненный под тяжестью мха. Туман стелился у ее ног, когда она с всплеском брела по мелководью. Она хорошо знала эти места Такенумы, и избегала наиболее опасных ловушек, огибая воронки трясины, гнезда жуков-кожеедов, и неупокоенные могилы также легко, словно она скользила сквозь поле из лилий.
Ночь была все еще ранней, и ее жертва еще не спала. Великий Хозяин получит сегодня свою кровь, но это займет еще несколько часов. Чернильные-Глаза срезала кусок бамбука длинным лезвием своего танто, подходя к нужной поляне.
Стоя открыто последи грязи и тумана, Чернильные-Глаза сняла нагинату со спины. Она поставила древко алебарды в вязкую почву, и погрузила рядом лезвие танто. Чернильные-Глаза сделала глубокий вдох, закрыла глаза, и вытянулась.
Вскоре она начала слышать всю мелодию Такенумы. Квакали жабы, стрекотали насекомые. Время от времени, неожиданно и назойливо кричала ночная птица. Это были первые звуки, проникшие в уши Чернильных-Глаз, звуки природы, постепенно они растаяли на фоне, сменившись более странным шумом.
Чернильные-Глаза слышала стоны – ками погибших людей, потерянные и блуждавшие среди бамбуковых рощ – заглушившие звуки болота. Она была уверена, что ее слух не должен был выделять подобные голоса, и, тем не менее, они были слышны независимо от того, желала она их слышать или нет. Лишь некоторые из их слов были внятными, но Чернильные-Глаза чувствовала, что эти призрачные стоны были движимы эмоциями – местью, или тоской, или же просто потерянностью, и жалостной растерянностью.
После еще большей концентрации, растаяли даже крики призраков. Послышалась третья мелодия, совершенно неестественная, не от этого мира, но из-за его пределов. Мучительные вопли животных, неразборчивая, бессвязная речь тысяч голосов, говорящих одновременно, и пузырящееся бульканье утопающих в трясине окружили Чернильные-Глаза со всех сторон. Это были кошмарные бормотания ками, осевших в Такенуме; они-то и были причиной ее медитации.
Темные голоса ками потоками кружили вокруг Чернильных-Глаз. Сначала они были не более чем шепотом. Шепот перерос в шумную суету, давящую на ее разум. Суета переросла в какофонию, кричащую ей в уши, угрожая разорвать ее рассудок на куски. Чернильные-Глаза выстояла под натиском потусторонних звуков, выискивая в них свою цель с помощью собственной души. Спустя несколько жутких мгновений, она нашла то, что искала – тихий, безмятежный эпицентр бури ярости ками. Какофония осталась, кружась и набрасываясь на немую сферу, в которую она обернулась, но Чернильные-Глаза сконцентрировалась лишь на тишине. Ибо в этой тишине находились нужные ей знания.
Как только Чернильные-Глаза коснулась рукой кокона из тишины, она отдалась невидимым силам, и ее тело начало двигаться. Левая стопа скользнула в сторону, в мягкую грязь, взбаламутив в ней личинки ночных жуков. Вторая стопа скользнула вперед. Вес тела сместился. Затем начали двигаться руки, голова и хвост. Одна, в ночи, посреди Такенумы, Чернильные-Глаза танцевала, словно на невидимых марионеточных нитях, в пузыре своей бесшумной медитации.
Она танцевала несколько часов в тишине, ведомая потусторонними силами. Чернильные-Глаза считала себя наиболее искусной ниндзей среди незуми, однако, ее никогда не учил ни один смертный сенсей. Всегда, когда у нее появлялась возможность, она возвращалась на эту поляну, место, где она могла полностью отдаться своим тренировкам. Несколько лет назад, голоса призраков и ками, которые могла слышать лишь Чернильные-Глаза, мало что могли предложить разуму измученной девочки. Почему-то, одно то, что она вообще могла их слышать, успокаивало ее, хоть и не много. Совсем скоро, Чернильные-Глаза обнаружила, что стремится к чему-то большему, нежели простое спокойствие в гуще потусторонних звуков, в этой несвязной песне ками.
Когда она впервые обнаружила лакуну тишины, место, где ее разум не разрывался потусторонними голосами, Чернильные-Глаза начала меняться. Она стала заметно быстрее и сильнее после подобных медитаций, более искусна со своим оружием. Ее способности уже превосходили все то, чему она могла обучиться от сотен учителей. Эти навыки не только сохранили ее здравомыслие, но и обеспечили выживание. Чернильные-Глаза выполняла несметное количество кровавых миссий Музана и его темного хозяина, без единого провала. Музан никогда не спрашивал, как его конфетке это удавалось. Одного того, что ей все удавалось, было для него достаточно.
Чернильные-Глаза замедлила движения, затем остановилась полностью. Звуки ками растаяли, словно сброшенные в глубокий колодец. На несколько мгновений их сменили призрачные голоса, но также быстро стихли. Вскоре она вновь была окружена жабами, насекомыми, ночными птицами, и тяжелыми звуками ее собственного дыхания. Как это было всегда после ее подсознательных уроков, она обнаружила нагинату в одной руке, и танто в другой. По краям поляны, широким кругом, гнилой бамбук был вырублен почти до самой топкой жижи.
Незуми выпрямилась. Несмотря на загадочное свечение болота, бледный диск луны был ясно виден над головой. Уже была полночь, или около того, ее время пришло.
Возвышаясь в сумраке, перед ней стояли остатки некогда величественного храма. Его заостренная крыша все еще была на месте, хотя на ней не хватало примерно столько же черепицы, сколько осталось. То же касалось стен, обветшавших и местами оголенных, но все еще намекавших на былую роскошь строения. Чернильные-Глаза не задумывалась о том, кто служил при этом храме за сотни лет до того, как Такенума поглотила его. Вместо этого она осмотрела местность, чтобы спланировать свои шаги, выбирая точку проникновения в здание.
Остановившись, Чернильные-Глаза повязала черную маску, визитную карточку ее рода деятельности, поверх носа и рта. Помимо маски, одежды на незуми было не много, поскольку она использовала ровно столько брони, сколько требовала ее застенчивость.
Она бесшумно прошла сквозь туман, по дуге подкрадываясь к боковой стене оскверненного храма. Распахнутое окно на втором этаже темнело, как пустая глазница над ее головой. Слегка присев и оттолкнувшись от земли, она взмыла вверх, взобравшись в пустое окно. Охранников не было. Сигналов тревоги не последовало.
Коридор перед ней был почти полностью черным. Чернильные-Глаза передвигалась не спеша, с оружием в руке, прижавшись спиной к каменной стене храма.
Она остановилась, прислушавшись. Тихий храп раздавался из ближайшей комнаты. Незуми двинулась во тьме на звук, готовая выполнить свою миссию.
Прошептав единственное слово, Чернильные-Глаза призвала перед собой шар красного света. Он пульсировал и мигал, словно умирающее сердце, освещая коридор. Когда крыса-ниндзя двигалась, шар двигался с ней, впереди, освещая дорогу. Мастерство нидзюцу было не единственным результатом ее медитаций в Такенуме.
Почти небрежно Чернильные-Глаза вошла в комнату вслед за шаром. В кровавом свете на соломенной подстилке лежала фигура, закутанная в рваное одеяло. В комнате больше ничего не было, кроме грубой мозаики из неясных символов на стене. Это не были письмена изначальных служителей храма. Символы выглядели примитивными на фоне искусной каменной кладки стен святилища. Чернильные-Глаза легонько процарапала краем танто несколько символов, и они отшелушились хлопьями высохшей крови. Какой бы кровавой магией ни обладали эти письмена, их сила давно растворилась.
Чернильные-Глаза слегка провернула нагинату, обхватив ее так, чтобы лезвие было направлено вниз. Она шагнула вперед и вонзила оружие в живот спящей фигуры.
Покачнувшись, Музан сел прямо, раскрыв пасть в немом крике. Незуми полоснула ножом вбок, разрезав горло огра.
В пульсирующем свете глаза Музана лишь на миг сфокусировались на Чернильных-Глазах, прежде чем он умер.
Кровь из его ран хлынула на соломенную подстилку. Ниндзя одной ногой оттолкнула Музана в сторону, осушив труп от оставшейся крови. Когда жидкость начала собираться на полу, она отбросила оружие и встала на колени рядом с бывшим хозяином.
Чернильные-Глаза окунула ладонь в теплую кровь и быстро начертила на полу две дуги, затем окунула руки еще раз, чтобы сделать серию резких линий, пересекающих дуги. Кровь продолжала течь из трупа Музана, и незуми наспех начертила тот же узор по широкому кругу вокруг огра.
Спустя несколько минут, красный светящийся шар подлетел вперед и остановился над телом Музана. Шар начал расти. С каждой пульсацией, свет расширялся. Вскоре он был размером с череп, затем вдвое больше, затем величиной с торс Музана. Свет растягивался во все стороны, пока не превратился в погребальный костер, поглощающий труп Музана. Чернильные-Глаза поклонилась, вытянув руки перед собой, и замерла в ожидании.
Долго ждать не пришлось.
- Хорошо, - произнес голос, подобный десяти тысячам цикад.
Чернильные-Глаза подняла голову.
Свет теперь парил над трупом Музана, подобно сверкающей завесе из крови. За ней ниндзя рассмотрела огромный силуэт. Казалось, он находился на каком-то расстоянии, Позволяя ей увидеть себя во всей красе. Он грубо походил на человека головой и телом, но у него было два закрученных к низу рога на ширину плеч. Его руки и ноги были подобны искаженным костям, с узловатыми суставами и без всяких видимых мышц. Каждая рука венчалась массой щупалец, кишащих, как змеи.
И все же, прежде всего, Чернильные-Глаза обратила внимание на глаза óни. Три красных шара выжидающе взирали на нее.
- Я очень доволен твоим предательством, - произнес демон. – Встань, моя слуга.
Чернильные-Глаза поднялась.
- Ты принесла мне больше крови, и все же мне нужно еще больше, и потребуется больше после этого. Музан был слаб. Он пытался скрыть тебя от моего взора. И все же, я видел истинную слугу, кормившую меня все эти годы. Ты получишь награды за свои верные дела, слуга моя, и силу, за пределами той, что ты уже сама отыскала в Болотах Такенумы.
- Ты знаешь? Как…? – начала Чернильные-Глаза.
- Молчи. Я знаю о твоих медитациях, да, и я знаю, что они тебе дают. Выполняй мои приказы, и то, что ты уже познала, станет ничем по сравнению с твоим вознаграждением. Пусть же мои дары станут тебе напоминанием о необходимости исправно служить мне, и пусть труп Музана станет напоминанием о цене за провал.
Тело незуми замерло от удара разряда красного света. На мгновение она вскрикнула от боли, несравнимой ни с чем, что она испытывала до сих пор. Ее кровь словно вскипела в ее венах, глаза были готовы брызнуть из черепа. Каждая мышца ощущалась так, словно ее отдирали от костей. Однако, также быстро, как боль наступила, она исчезла, оставив лишь память об этой пытке. Чернильные-Глаза хватала воздух, лежа на окровавленном полу.
- Поднимись, Чернильные-Глаза, Слуга Куро. Встань, Чернильные-Глаза, Осквернительница.
Чернильные-Глаза поднялась.
Сила вытекала из ее глаз, в виде красного тумана. Ее тело ощущалось сильнее, быстрее чем когда-либо. После своих медитаций она всегда чувствовала себя обновленной, но ничто не могло сравниться с тем, что она испытывала сейчас. Ее прошлые способности казались едва ли не смехотворными в сравнении с тем, что она чувствовала теперь. Каждый ее орган был пропитан жаждой убийств.
Чернильные-Глаза склонила голову на бок, неожиданно осененная иным знанием. Она взглянула под мерцающий портал и протянулась к телу огра своей новой силой.
Палец Музана дрогнул.
Труп пошевелился посреди пропитанной кровью соломы, окутанный красным сиянием. Музан встал на ноги, обнаженный, с окровавленной прорезью в животе. Его голова свисала на бок, шея была почти полностью отрезана клинком Чернильных-Глаз.
- Как…? – хрипло сказал огр. Его пустой взгляд остановился на незуми перед ним. Он склонился перед Чернильными-Глазами. – Какова твоя воля, Госпожа?
Óни захохотал из-за своей завесы, и его кошмарный смех заглушил все остальные звуки в округе.
Чернильные-Глаза взглянула на своего нового слугу, стоящего перед своей Госпожой. В терпеливом ожидании огр смотрел ей в глаза. Хохот Куро заполнил ее слух.
Черная маска все еще закрывала ее рот, и все же, впервые за все время, что она могла вспомнить, Чернильные-Глаза улыбнулась.
- Пойдем, - махнула она трупу Музана. – У нас много работы, сладенький.