Камигава: Рассказы

Лицо под маской Rei Nakazawa

- Мы все умрем, - тихо сказал Ходзё, - поэтому скрываться нет особого смысла. – Языки пламени костра окрашивали его лицо мерцающим светом, пока он по очереди осматривал лица остальных. – Я знаю, что Сакашима находится в этой крепости, а мы – последние выжившие. Я выясню, кто из вас – он. Вы можете облегчить мне труды, и раскрыться сейчас. – Звериный рев эхом прокатился откуда-то, за пределами комнаты, и стены задрожали, осыпав мелкую пыль с потолка. Кейми собрала свое порванное, грязное кимоно, некогда гордую форму ученицы Минамо, дрожа всем телом. – Вам не кажется, что лучше принять смерть при свете истины? – лицо Сайте не изменилось; оно редко менялось, даже когда действительно жуткие шансы этой группы выживших оборванцев стали очевидны. Казалось, оно навсегда застыло в стоическом, холодном взгляде, присущим всем орочи.

- Поверить не могу, - прорычал Нисено. К этому времени, краска на его лице, отмечавшая его шаманом ямабуши, давно уже смылась потом, который даже теперь стекал по его обнаженной груди. – Нам грозит уничтожение, а тебя заботит какой-то призрачный враг, который, как любое разумное существо, наверняка, давным-давно сбежал?

- Я знаю, что он среди нас, - холодно ответил капитан самураев. – И мой долг его отыскать.

- Долг, - скептически повторил Черный-Нос. Запястья незуми выворачивались под путами, пока он дюйм за дюймом подбирался к огню. – Твой долг спасет нас из этого ада, прежде чем ками убьют нас всех? Удовлетворил твой долг твоего повелителя, который, вероятно, давно уже мертв? Или, может, твой долг накормит и напоит нас, чтобы мы переждали осаду бессмертных? Скажи мне, самурай, какая конкретно польза от твоего долга?

Ходзё открыл было рот, но передумал отвечать. Он встал и без единого слова вышел из комнаты. Орочи смерил незуми пустым взглядом, затем встал и проследовал за вышедшим человеком.

Нисено фыркнул. – Неплохая речь для крысы.

- Заткнись.

Я странным образом спокоен, несмотря на обстоятельства. Сакашима, сказал я себе, ты был и в худших переплетах, чем этот. Конечно, когда я задумываюсь всерьез, мне тяжело вспомнить хоть один более сложный случай. Поэтому, я пытаюсь об этом не думать.

Говорят, что перед смертью, вся жизнь проносится перед глазами. Если это правда, то меня это сильно волнует. Я помню Нацуми, которая была примерно моего возраста, когда поступила в наш приют. Мы играли вместе, ловили вместе рыбу, иногда делились рисовым шариком, ничего серьезного.

Одним голодным днем, меня что-то осенило: Нацуми внешне походила на мальчика. Тогда я не знал, что многие пятилетние дети выглядели, как бесполые, но для моего юного разума это было великое и грандиозное открытие. Я помню, как изучал собственное отражение в реке и думал, что если размажу немного грязи по лицу, правильно причешу волосы… то буду выглядеть точно, как Нацуми.

Я понимаю, как растерялись повара приюта, когда Нацуми закатила свою маленькую истерику, рыдая, что не получила ни единого рисового шарика. Они клялись настоятельнице, что дали ей еду всего пару минут назад. Нацуми пришлось тогда лечь спать без ужина за ложь и истерику. Я чувствовал себя виноватым за это, но лишь немного. Да ладно, у меня же было два рисовых шарика.

Лишь треск костра нарушал тяжелую тишину, окутавшую комнату. Кейми взглянула на Нисено и Черный-Нос, влажными глазами, полными вопросов. Ее губы раскрылись, но никакого звука не последовало. Ямабуши ухмыльнулся в изумлении. – Что ты хотела спросить, малышка?

- Эм… ничего важного, - шепотом ответила она. – Я просто задумалась, кто этот Сакашима, о котором говорил капитан.

Черный-Нос фыркнул. – Мерзавец и настоящее бедствие.

- Если незуми кого-то так называет, знаешь, он, должно быть, действительно ужасен. – Рассмеялся Нисено. Он с серьезным лицом вдруг повернулся к Кейми. – Сакашима, что-то вроде страшилки, только он настоящий. Говорят, он мастер перевоплощения – что он даже превращался в кицунэ, и ходил среди соратами, как один из них. Никто не знает, зачем он это делает, и в какие тайны проникает, но он хорош в своем деле. Настолько хорош, что большинство существ, включая ками, боятся его.

Кейми смотрела распахнутыми глазами. – Он обманул соратами? Я не знала, что такое возможно!

- Они тоже не знали, поэтому то они так сильно его ненавидят.

- Как он это делает?

- Никто не знает наверняка. Должно быть тут замешана какая-то сложная магия. Но если он здесь, то мне сложно винить Ходзё за его паранойю.

Вновь опустилась тишина. Она щекотала горло, требуя разговора, и в то же время душила его. – Как думаете, мы сможем выбраться отсюда живыми? – спросила Кейми, словно выдавливая из себя слова. Никто не ответил.

Могу ли я выбраться? Могу ли даже я, великий Сакашима, просто уйти отсюда, обернувшись ками? Возможно. Но с этой бескрайней ордой, ожидающей у ворот, желающей разорвать на части все, что хоть отдаленно было смертным, я рисковать не могу.

Идиот! Поверить не могу, что я думал, проникнуть в эту крепость будет так просто! Я прекрасно знал о том, что происходило всего в паре миль отсюда, в Эйгандзё. Но я рассудил, что раз люди Конды были уничтожены О-Кагачи, а ками бросились в погоню за своим сокровищем, то это будет пара пустяков, верно? Идиот!

Войти было просто, как я и ожидал. Эти редкие выжившие солдаты и беженцы были слишком отвлечены телами, которые ками оставили после себя. К тому же, моя маскировка довольно хороша, раз уж я сам могу так сказать. Но я поверить не могу, что не учел легион ками, осевший в этой местности! Если бы не защитные заклинания (почему их не было, когда явился О-Кагачи?), мы бы все уже были мертвы. Но кто знает, сколько они еще выдержат против такой армии снаружи? И хуже того, я умру, так и не найдя нужных мне знаний, ради которых я сюда пришел.

Идиот!

Пальцы Ходзё гладили холодный металл крепостных ворот, проводя ими по болтам и прорезям, по огромному знаку, начертанному на них кровью. Он попытался вспомнить, чья это была кровь. Ах, да, мага кицунэ… Он все еще не был уверен, лгал ли маг, утверждая, что его раны, кровью из которых был начертан знак, были нанесены ему им самим.

Он обдумал варианты: крепость была окружена с двух сторон горами – хорошо для защиты, плохо для бегства. Но с другой стороны, никакие отряды Даймё никогда не ожидали осады столь превосходящей силы противника. Одни ворота были погребены под горным обвалом, вызванным магией ками, после которого остались лишь врата, стоявшие перед ним, по ту сторону от которых за ними в ожидании наблюдал легион ками.

Он услышал тихий шорох, едва различимый на фоне нечеловеческих звуков за воротами. И все же, это был шорох. Ходзё повернулся, обнажив катану… Перед ним стоял Сайте, его змеиное лицо все еще оставалось плоским и равнодушным. Ходзё расслабился, убрав оружие в ножны. – О, это ты. Я… эм… проверял защитные символы. Возможно, нам придется здесь задержаться, поэтому крайне важно, чтобы знаки удерживали ками как можно дольше.

- Конечно, - ответил Сайте голосом, в котором самурай различил легчайший налет сомнения. – Ты действительно думаешь, что стоит тревожиться о Сакашиме?

- Как я сказал, Даймё лично приказал мне найти его. И я исполню его приказ.

- Даже если твой повелитель мертв?

- Особенно, если мой повелитель мертв, - последовал сухой ответ.

Глаза Сайте блеснули. – Значит, ты уже оставил надежду?

- Нет! Но…

Прежде чем Ходзё смог продолжить, врата затряслись. Пронизывающая симфония визга разразилась снаружи. Кровавый символ вспыхнул ослепительно белым светом, и по всей крепости прошла волна дрожи. Оберег мигнул, на мгновение вновь став таким же тускло-красным, как и несколько секунд назад. Этого мгновения было достаточно.

Длинный змеевидный ками в мгновение ока просочился меж створками ворот, десятки его глаз пылали ненавистью, а из пасти капал яд. Его эбонитовая чешуя светилась в лунном свете, а вокруг тела кружились бесформенные комки болотной грязи. Ходзё обнажил катану, а Сайте выхватил лук. Ками зашипел в предвкушении.

С невероятной скоростью Сайте зарядил стрелу и выстрелил. Ками вскрикнул, отпрянув от боли и ярости. Ходзё нанес три молниеносных удара, иссекая тело обесцвеченными полосами. Последовала еще одна стрела, за ней еще, и еще, выстреливающие быстрее, чем их мог отследить глаз Ходзё. Ками рухнул на спину, беспорядочно болтая головой. Ходзё бесшумно шагнул вперед и взмахнул катаной. Голова ками дважды отскочила от пола, прежде чем исчезнуть в мерцании духовной энергии. Его тело быстро проследовало ее примеру.

Ходзё выдохнул. – Как думаешь, еще кто-нибудь сможет прорваться?

- Не сомневаюсь, - спокойно ответил Сайте.

Самурай кивнул. – Значит, нам надо выбираться отсюда.

- Но как? – Лишь глумливый хохот ками был ему ответом.

Все пятеро вновь собрались у костра. Горстка оборванцев, пытающихся пережить катастрофу. Мы бы никогда не сотрудничали друг с другом, если бы у нас был выбор, или если бы положение было не настолько мрачным. Быть единственными выжившими, когтями цепляющимися за жизнь, все это странным образом объединяло. Полагаю, действительно нет никакого смысла продолжать мою шараду, но я не могу удержаться. Привычка. Кроме того, мне вполне понадобятся способности, которые мне дает эта маскировка. Хуже точно не будет.

Под покровом иллюзии, составляющей мою маскировку, никто не видит мои маски. Человек, огр, кицунэ… я могу надеть любую, и превратиться в кого-то другого. Я давно понял, что это не многим отличается от того, что большинство людей делают ежедневно.

Когда я надеваю маску, я очищаю разум, превращая его в чистый свиток, готовый к свежим записям. Не маска меняет мою внешность – я перерос столь аматорские уловки давным-давно. Фокус истинного перевоплощения: мысленно стать нужным субъектом, чтобы спроецировать этот образ другим. Они видят меня так же, как я вижу себя, поэтому я погружаюсь в свою личность, словно ныряя в теплый источник. Это волшебство, актерская игра, и немного инстинкта, собранные в одной, на первый взгляд простой упаковке. На самом деле, она совсем не проста. Я лишь делаю так, чтобы это выглядело легко.

Кое-что еще висело у меня на поясе: небольшой жетон с выгравированным ан нем гербом семьи Сакашима. Он был привязан к сумке, в которой меня младенцем принесли в приют. Я всегда ношу его с собой, как напоминание о том, кто я на самом деле, и кем все еще могу быть.

- Мы можем убежать от ками?

- Очень вряд ли.

- Кто-нибудь знает заклинание, которое бы позволило нам сбежать?

Кейми покачала головой. – У мен есть амулет Минамо, наделенный силой телепортации, но в нем осталось лишь два использования. И он работает только на коротких расстояниях.

- Разве мы не можем сразиться с ними? – раздраженно выпалил Ходзё. – Большая их часть – малые ками. Мы впятером могли бы…

- Уничтожить, может, четверть их количества, - тихо отрезал Сайте. – И пасть под натиском остальных. – Повисла тишина, каждое лицо застыло в глубокой, отчаянной задумчивости.

Черный-Нос фыркнул, с ненавистью уставившись на орочи. – Как ты можешь оставаться таким спокойным в такое время? Разве ты не понимаешь, что умрешь?

- А ты нет? – сухо ответил Сайте.

- Конечно, нет! Я как-нибудь выживу, даже если придется проползти по трупам каждого из вас! Но посмотри на себя! Ты сидишь, словно ждешь, когда тебе подадут полуденный чай! Ты что, не боишься смерти?

- Заткнись, - рявкнул Нисено.

Черный-Нос покачался взад-вперед, вырываясь из связывавших его веревок. – Реагируй, змей! Прояви эмоции! Что-угодно! Страх, смелость, мне плевать! – Долгая пауза. – Реагируй, чтоб тебя! – Кейми резко встала и выбежала из комнаты. Спустя мгновение растерянности, Ходзё встал и проследовал за ней. – Что с ней?

Нисено покачал головой. – Ты мне кого-то напоминаешь, крыс. Кое-кого, с кем я вырос в деревне в Сокензан. Он всегда хвастался, насколько он был хорош, каким был отважным, как он мог одолеть любого в деревне, даже братьев Ямазаки.

- Ты утомляешь меня, человек.

- Естественно, когда ками пришли в деревню, он исчез. Пуф. Ками уничтожили все в тот день. Выжившие, включая меня, смогли отыскать его лишь спустя месяц. За его трусость мы подвесили его за кишки.

Черный-Нос фыркнул. – Ты угрожаешь мне, ямабуши?

- Просто рассказываю историю. Рыбки? – Он ткнул шампуром с высушенной рыбой на конце в морду Черному-Носу. Незуми отвернулся. Нисено пожал плечами. – Как хочешь. – Он взглянул на Сайте, откусив кусок рыбы. Орочи мало чем отличался от статуи.

Это всегда было слишком легко. В первый раз, когда я проник в храм, претворившись малым ками, мое сердце, казалось, вылетит из груди. Я действительно боялся, что кто-то усомниться и нападет на меня. Когда я ушел, оставив за спиной склонившихся в поклоне священников, я все еще был напуган. Я не нервничал уже много лет. Конечно, лишь не многие обращают внимание на переходящую дорогу девушку, или на пастуха, ведущего своего буйвола. Но логично думать, что самураи Даймё заметят перемены в поведении своего генерала, или что монахи Дзюкай озадачатся, почему их глубоко духовный учитель неожиданно требует пятую часть их последнего урожая. И все же, этого никогда не происходило.

Это было первое, что мне предстояло выучить, оттачивая свое искусство. Люди хотят быть обманутыми. Они хотят верить своим глазам, доверять, что их соратники те, кем они являются. Они не хотят думать о чудовищах, которые могут скрываться под поверхностью, более ужасные, чем любые мстительные ками. Кроме того, те, кто не знает самих себя, не могут знать других. И очень многие, действительно ничего о себе не знают – или им это безразлично.

Я пытался проникать в более сложные и тайные места, лишь для испытания себя. Хонден Объятий Ночи? Легко. Самая глубокая нора акки? Я зевал всю дорогу туда и обратно. Тронный зал Даймё Конды? Даже неловко, насколько просто это оказалось. Со временем, я начал допускать осознанные промахи в своей актерской игре, давая окружающим шанс поймать меня на ошибке. Не помогло.

И что же осталось? Сам какуриё? Обмануть ками? Возможно, как-нибудь. Возможно, хоть они не разочаруют меня.

Но, скорее всего, разочаруют.

Ходзё нашел ее в помещении, ранее служившем штабным центром, склонившуюся над столом. Спина Кейми вздымалась с всхлипыванием, а лицо было зарыто в складках порванного кимоно на руках. Ходзё долгую минуту стоял в дверях, не проронив ни слова. Он прокашлялся, и спина ученицы Минамо мгновенно выпрямилась. – Эм… прошу прощения… я волновался, все ли у тебя в порядке.

- Нет, нет. Это я должна извиниться, - Кейми шмыгнула носом, вытирая лицо рукавом. – Просто… мне страшно. – Она поднялась со стула и подошла к окну, лунный свет блестел на влажных полосах, все еще сбегавших по ее щеке. – Я… я едва сбежала из Минамо. Моя подруга Нозоми спасла мне жизнь. Она к тому времени уже помогла стольким людям сбежать. Другим ее друзьям, даже тому, который не мог самостоятельно двигаться, он был таким говорливым. Я была последней. Как только я исчезла, я заметила того орга за ее спиной… Я пыталась кричать, предупредить ее, но… - Еще одна слеза стекла по ее нежной щеке, и она быстро вытерла ее рукавом. – Я пытаюсь вернуться домой. Даже не знаю, живы ли родители, но мне больше некуда идти. Когда я узнала, что Эйгандзё был осажден, я подумала, что буду в безопасности здесь. – Она горько усмехнулась, нелепый звук вырвался из ее горла. – Теперь получится, что Нозоми погибла напрасно.

Ходзё потянулся к девушке, но быстро одернул руку. – Так думать нельзя, - наконец, сказал он. – Как только решишь, что обречена, пропадешь. – Выражение удивления скользнуло по его лицу, словно он испугался собственных слов. – Нам нужна каждая ясная голова, чтобы сбежать отсюда. И твоя тоже. Если нам суждено погибнуть, мы погибнем, зная, что сделали все, чтобы выжить.

- Но, что я могу? Я никогда не была прилежной ученицей. Я неспособна на все то, что смогли бы сделать мои друзья. Какой от меня прок?

- Ты ученица Минамо. В Минамо не берут бесполезных идиотов. Ну-ка вспомни. Ты должна была выучить что-нибудь полезное за время учебы.

Слезы исчезли, и лицо Кейми напряглось в раздумьях. – Я не… погодите… думаю, я помню одно заклинание…

- Да..? – лицо самурая заметно посветлело, когда она описала его. – Великолепно! Это ключ к нашему спасению!

Кейми жалостно покачала головой. – Нет. Расстояние ограничено… Я практически должна находиться в центре вражеской орды, чтобы одно подействовало. Они убьют меня в одно мгновение.

- Может, и нет. Думаю, у меня есть план…

Я никогда не был талантливым учеником. Как не был особо хорош в искусстве, фехтовании, или волшебстве. Лучшее слово, описывающее меня во всех моих делах, было «средний». Не так уж плохо, но и не особенно хорошо тоже. Короче говоря, я никогда ничем не выделялся.

Не то, чтобы я об этом переживал. Но я уже видел перед собой все свое будущее: скорее всего я пошел бы в ученики к какому-нибудь торговцу или путешественнику, обучился бы достаточно, чтобы освоить собственную профессию, устроил бы более-менее сытную жизнь. Вероятно, осел бы в небольшой деревеньке, женился бы, завел бы кучу детей. Я бы умер, оставив после себя скромное дело моим наследникам. И больше ничего. Весь мой мир состоял бы из этой деревни и своей работы. Я бы затерялся в море лиц при жизни, и в еще большем море надгробий в смерти. Мое лицо, моя память, каждое мое достижение превратилось бы в пыль на куче пепла истории.

Если существует ад, то это был бы он.

Но если это была моя неотвратимая судьба, как мог я ее избежать? Я проводил долгие дни под вишневым деревом недалеко от приюта, размышляя над этим самым вопросом. Ответ не приходил годами. Но однажды я вспомнил Нацуми, и меня осенило… Возможно, Сакашима не мог изменить свою судьбу.

Но кто сказал, что я должен оставаться Сакашимой?

Остальные уставились на Ходзё – Кейми со страхом, Черный-Нос с отвращением, Нисено со странной смесью сомнения и восхищения, и Сайте со своей обычной бесстрастностью. – Дерзко, - наконец, произнес Нисено. – Мне нравится.

- Думаю, это самоубийство, - пробормотал Черный-Нос.

- Как и ожидание, когда ками пробьют обереги, - произнес Сайте. – Я не знаю, каковы шансы на успех, но не думаю, что у нас есть выбор.

- Это нелепо! – Настаивал незуми. – Невозможно! Например, как девчонка доберется в центр орды, чтобы завершить свое заклинание? Что она сделает, просто пройдет среди ками?

Намек на ухмылку скользнул по лицу Ходзё. – Здесь начинается твоя часть.

Черный-Нос моргнул. – Моя?

- Я много путешествовал в поисках Сакашимы, много чего узнал. В частности, опознавание определенных… качеств. – Ходзё замолк, пока незуми заерзал. – Ты ниндзя, не так ли? Из банды Окиба? Поэтому ты путешествовал так далеко от Такенумы – Я слышал, Мозго-Грыз начал истреблять вашего брата в последнее время.

Ерзание стало более явным. – И что, если так? К чему все это, вообще?

- Это ключ к нашему спасению. – С этими словами, Ходзё вынул вакизаси и подошел к испуганному незуми. Одним отточенным движением, путы Черного-Носа беззвучно опали на пол.

Ниндзя потер запястья, и ухмыльнулся. – Ты уверен, что хотел это сделать?

Ходзё пожал плечами. – Ты бы мог, я полагаю, тайно выбраться отсюда, и оставить всех нас умирать. Но я не думаю, что ты это сделаешь. Не потому, что мы тебе небезразличны, но потому что ты осознаешь, что, возможно, не сможешь избегать ками достаточно долго, чтобы уйти сухим. Мой план предлагает тебе большие шансы выжить, чем все, что ты смог бы сделать в одиночку, и ты это знаешь.

- Ты слишком много воображаешь, самурай, - огрызнулся Черный-Нос. – Я сваливаю прямо сейчас.

- Тогда, вперед. Я не стану тебя останавливать. – Все в комнате замерли.

Большинство людей меня ненавидят. Их проблема в том, что они не способны понять чертов юмор. Все из-за этой войны – она всех делает такими серьезными. Никто не учится на том, что я делаю. Они лишь пыжатся и срывают свои нервы и ярость на мне, не задумываясь о том, что немного изменений пошло бы им на пользу.

Чинсен был не таким. Я понял это в тот момент, когда он догадался, что я не был его учеником, пришедшим со свитками от другого йюши. Он даже рассмеялся, и похвалил меня за смелость. Он затем пустился в детальный, долгий разбор того, как я мог бы улучшить свои перевоплощения. Не помню, упал ли я на колени в тот же момент, умоляя его обучить меня. Думаю, вполне мог. Я не очень горжусь этим жестом, но и не сожалею о нем.

С самого начала было ясно, что я достиг всего, на что были способны маски и макияж. Именно Чинсен обучил меня искусству чистого свитка, становиться ничем, чтобы создавать мысли и форму чего-то иного. Медленно осваивая это искусство, я однажды заметил, что мои черты начали стираться. Я чувствовал нарастающее любопытство, но не тревожился, даже когда они полностью растаяли, превратив лицо в чистый лист. Чинсен улыбнулся, когда увидел, что происходит. Это был знак, сказал он, что мои навыки почти достигли своего пика.

Самое забавное, что я, в общем-то, не скучаю по своему лицу. Так же, как многие не носят одну и ту же одежду постоянно, я порой не понимаю, как они выдерживают постоянно быть одной и той же личностью, с одним и тем же лицом, изо дня в день, когда в мире можно столько еще всего исследовать…

- Знаешь, это вполне может сработать. – Нисено наклонил голову, наблюдая за тем, как Ходзё затачивал свой меч. Остальные разошлись, настраивая себя физически и морально к предстоящему испытанию. – Я впечатлен, самурай. Большинство людей Конды бросилось бы в бой с катаной наглого, особенно, если бы это вело к какой-то прославленной смерти.

- Что ж, я сегодня не готов умереть, - проворчал Ходзё, не поднимая глаз.

- И это главная перемена, не так ли? – лязг точильного камня о метал резко прервался. – Не удивляйся. Я видел это с самого начала. Пока ты прохлаждался здесь, бегая за Сакашимой, твои друзья и товарищи умирали в битве с О-Кагачи. От такого любой бы чувствовал вину, а? Словно он должен быть мертв со своими соратниками?

- Да… - Прошептал Ходзё, не совсем своим голосом.

- Я рад, что в тебе проснулся инстинкт выживания, и ты одумался. Этот твой план оживляющий, в безумном смысле. – Нисено помолчал. – Что думаешь о Сайте?

- О, он справится со своей частью плана хорошо.

- Я не об этом. Я до сего дня никогда не встречал представителей его вида. Как думаешь, что он делает так далеко от Дзюкая?

- Он сказал, что у него была просто тяга к странствиям, желание увидеть, что пролегала за пределами леса.

Нисено ухмыльнулся. – Не знал, что подобная импульсивность присуща орочи.

- Я тоже…

Открылась дверь. Объект их обсуждения стоял в дверном проеме, с Черным-Носом и Кейми по бокам. – Мы готовы.

Думаю, быть пойманным в данной ситуации будет всецело моей виной. Я всегда хотел приключений. Зачем еще я бы совершил такую глупость, как прогулка вокруг Дворца Оборо, словно я там жил? Чтобы узнать, что у соратами было на обед?

Вообще-то, ответ на этот вопрос весьма интересен, вероятно, более интересен, чем любая истинная тайна, которую хранит лунный народ. Военные тайны, темные страсти, тщательно спланированные заговоры… Все это блекнет в сравнении с их простейшими вещами… такими, как образ их жизни. Я помню, как Чинсен однажды сказал мне. – Ты можешь видеть сквозь сотню тысяч пар глаз, - сказал он, - ходить в сотне тысяч пар сандалий. Надеюсь, ты поймешь, насколько велик этот дар.

Он был прав. У меня ушли годы, чтобы понять это, но черт его дери, он был прав. Удивительно было в первый раз погрузиться в чужую личность, почувствовать, как сильно изменился мир. Словно мы все живем на разных планетах, каждая из которых лишь поверхностно напоминает другие, каждая выстроена из многих лет совершенно уникальных воспоминаний и опыта. Каждое существо, это богатое полотно из мечтаний, желаний, печалей, нескончаемой истории триумфа и трагедии.

А я ненасытный читатель.

Жизнь в Оборо была невероятным опытом. Впервые я понял, почему соратами такие, какие они есть. Взирающие вниз, на землю под ними, где даже Эйгандзё похож не более чем на разбросанные игрушки, оставленные беспечным ребенком… Наблюдая и испытывая их силу, то, как я мог заставить как форму, так и мысли танцевать по малейшей прихоти… Я проводил целые дни преобразовывая цветок лотоса, наблюдая за сменой его цвета и формы, когда я играл с ним, как с марионеткой.

Мне пришлось в буквальном смысле спуститься с небес на землю, почувствовать рыхлую почву под ногами, и тепло солнца на лице, чтобы вспомнить, кем я был на самом деле. Я провел две недели в образе жалкого фермера, возделывающего земли Арабы. Думаю, это было своего рода искупление, чтобы вернуться в реальный мир.

Но я бы не променял это время в облаках ни на что. Ни на какие драгоценности какуриё.

Орда ками увидела первого смертного, когда северные ворота распахнулись, и за ними появился самурай с мечом в руке. Смеясь над его глупостью, армия бросилась на него, благодарная за возможность, наконец, уничтожить смертных выскочек. Сверкнула катана, и ками рухнул на землю, но остальные ринулись вперед, топча своего павшего сородича.

В этот момент появился орочи, на северо-западном фланге от ворот, от него густо пахло заклинанием телепортации смертных. Армия ками думала, как один, и часть их тут же отделилась от передового напора, метнувшись в сторону орочи, который к этому времени уже осыпал их градом стрел.

Затем мелькнул ямабуши, появившись на северо-востоке от ворот, все с тем же запахом заклинания телепортации. Некоторые ками завопили от страха, но еще одна треть орды отделилась и бросилась к нему. В конце концов, он был один, а их было много. Возможно, нескольких он уничтожит, но остальные сотню раз отомстят ему за потери.

Таким образом, армия разбилась на три части, подобно рисовому тесту, разделенному на три порции. По центру орды образовалось пустое пространство, увеличивающиеся в размерах, когда куски теста окружали осажденных смертных. Посреди этого хаоса крови, стали, магии, и стрел, Черный-Нос прорвался сквозь кишащую массу ками, с липкой от пота шерстью. Каждый его нерв был туго натянут, каждый мускул пылал от напряжения, и его навыки ниндзюцу разогнаны до предела, когда он зигзагом шнырял сквозь армию, появляясь лишь на мгновение, прежде чем снова раствориться в очередном рывке.

Наконец он достиг центрального места и аккуратно поставил свой груз на землю. Кейми было нужно лишь мгновение, чтобы закрыть глаза и собраться с мыслями. Если бы какой-нибудь из более могущественных ками обратил на нее внимание, то заметил бы волны мистической энергии расходящиеся от девушки во все стороны ожесточенного сражения. Однако, заметили они это лишь когда духовные узы, привязывавшие их к уцушиё, растворились, затягивая их тела обратно, в эфирный мир. Ками взвыли от отчаяния и гнева, но это был лишь инстинктивный жест от тщетности их стараний, когда они исчезли из материального мира. В считанные мгновения, лишь пятеро вспотевших смертных остались на плато, уставившиеся друг на друга в ошеломленном неверии.

- Ну, будь я проклят, - прошептал Черный-Нос. – Сработало.

- А куда девался незуми? – солнце вставало, этот вид наполнил Ходзё легкостью, опьянившей его.

- Улизнул куда-то, как только удостоверился, что ками исчезли, - послышался ответ. – Нам, вероятно, стоит быть благодарными за то, что он не прикончил нас в тот же момент.

- Зачем ему это? Он сохранил свою жалкую жизнь. Он не терял времени, чтобы удрать, пока была возможность. – Пауза. – А остальные?

- Сайте сопровождает Кейми в ее деревню. А я, у меня тоже есть дом, в который я возвращаюсь. Было приятно с тобой познакомиться.

Ходзё кивнул. Он подождал несколько мгновений, пока человек перед ним повернулся к нему спиной и зашагал прочь. Он не знал почему – возможно, это было чувство драматичной поэзии. Он вынул из туники свиток и поднес его к теплым лучам восхода. – Уходишь без документа, за которым пришел, Сакашима-сама?

Человек, которого Ходзё знал, как Нисено, остановился, затем медленно обернулся. – Кажется, я тебя не расслышал.

- Думаю, расслышал. Я слышал, что ты говорил незуми. Как я сказал, я много путешествовал и узнал много всего. Я даже был знаком с братьями Ямазаки, еще когда они служили Даймё. Я знаю, что их деревня не была уничтожена ками.

- Ты знал это с тех пор? Ты снова впечатлил меня. Так, почему же ты…?

- Это было неважно, особенно тогда. Полагаю, это неважно и теперь.

Сакашима замолчал, уставившись на протянутый свиток. Он взял его и развернул. – Как ты узнал, что я искал его?

- Просто угадал. Я знал, что в крепости не было ничего ценного, лишь запасы и старые архивы переписи населения. Я увидел имя, и решил, что эта ставка могла сыграть.

- Что ж… Спасибо. – Ответа не последовало. – И что же ты намерен сделать теперь?

- Вернусь в Эйгандзё, посмотрю, чем я могу там помочь. Если Даймё жив, и он примет меня, я вернусь к нему на службу. Насчет моего приказа… Тебя тяжело найти, Сакашима.

- Думаю, да.

Ходзё кивнул ему. – Прощай.

Сакашима подождал, пока Ходзё не исчез за горизонтом, затем вновь взглянул на свиток. В нем, среди множества строк записей о рождении, находилось одно имя, которое он искал: Кенши Сакашима.

- Так это и есть мое имя, - пробормотал он. – Неплохо. У моих родителей был вкус.

Улыбаясь шире, чем за долгое время, Сакашима сунул свиток за пояс. Возможно, он отправится в Шинку, и какое-то время побудет оргом. Или, возможно, посетит незуми? Перед ним простиралась широкая дорога, и все было возможно.

Насвистывая веселый мотив, Сакашима сделал первый шаг в своем новом путешествии.