Камигава: Рассказы

Личные войны Rei Nakazawa

Кулак Ивамори с размаху ударился о дуб, и дерево, выстоявшее сотни лет, рухнуло с оглушительным треском. Мятежная орочи в его верхних ветвях перепрыгнула на соседнее дерево за считанные секунды до того, как земля содрогнулась от падения дуба.

- Ты начинаешь раздражать меня, монах, - прошипела Шисато. Яд капал с ее клыков, липкой жижей увлажняя землю.

- Ты слишком долго охотилась на меня и моих братьев, - послышался ровный, громогласный ответ. – Думаю, это мне следует быть раздраженным.

Глаза Шисато сверкали в тенях шуршащих листьев. – Знаешь, я могу спрыгнуть вниз прямо сейчас и накачать тебя ядом прежде, чем ты успеешь и моргнуть.

- Можешь попробовать. – Монах был высоким и массивным, с грудными мышцами, подобными валунам, и руками такими же толстыми, как и дуб, лежащий у его ног. Он размял костяшки, и их хруст громко прозвенел в тишине Дзюкая. – Ты удивишься насколько моя кожа толще, чем ты представляешь. Или же, я могу просто схватить тебя налету и свернуть тебе шею. Думаешь, твой отец будет сильно расстроен, если я это сделаю? Я бы лишил его хлопот делать это самому.

Блеск глаз орочи превратился в две огненные точки. – Я знаю, что ты пытаешься сделать, монах. Вынуждаешь меня совершить ошибку. Что ж, это не сработает. Я убью тебя на своих условиях, когда сама это решу. А до тех пор, предлагаю заключить перемирие.

Могучие ноги Ивамори оттолкнулись от земли, и он взмыл к дереву, на голос змеи. Но Шисато исчезла, прежде чем последний слог ее слов растаял на ветру. Ивамори фыркнул.

- Ты не сможешь долго убегать от меня, отщепенка. Клянусь, я украшу твоей шкурой свою комнату.

Ивамори низко поклонился, напомнив Аншо о маленьком мальчике, наполненном благоговением и уважением, присоединившемся к ордену столько лет назад. – Простите, Учитель Аншо.

- У тебя нет причин для извинений. Как, впрочем, и всегда. Шисато – проблема, но едва ли наиболее срочная в данный момент. – Лицо старого монаха было покрыто морщинами, но в теле все еще сохранилось много энергии и сил со времен его юности. Он все еще был более крепким и мускулистым, чем многие, вдвое моложе его. Как один из первых учеников Досана, и боец, о чьих подвигах все еще слагали поэмы, он ревностно исполнял свои административные обязанности по защите монастыря и Дзюкая. – Более того, я сомневаюсь в мудрости преследования ее.

Молодой монах выпрямился, с ужасом на лице. – Вы полагаете, я не должен был покидать монастырь без защитника? Вы совершенно правы, Учитель, и я прошу прощения за…

Аншо взмахнул сухой старческой рукой. – Успокойся, юноша. Если бы я имел в виду это, я бы так и сказал. Но я говорил не об этом.

Ивамори поднялся на ноги, возвышаясь над своим наставником, подобно Босейдзю. – И, тем не менее, моя оплошность в поимке Шисато означает, что я был небрежен в своих тренировках. После медитаций, я стану тренироваться сильнее, клянусь Вам.

- Если существует что-то, на что я всегда могу положиться, Ивамори, то это твои тренировки. – Он произнес это со слегка напряженной улыбкой, озадачившей Ивамори. – Я в тебе не сомневаюсь. – Аншо замолк, осматривая своего ученика. – Могу я задать тебе вопрос?

- Конечно!

- Я бы хотел, чтобы ты спросил сам себя, какова твоя цель в жизни, и в тренировках.

Ивамори моргнул. – Конечно же, достичь просвещения, и защищать Дзюкай ото всех, кто желает уничтожить его. Разве не этот вопрос Вы задаете всем своим новым служителям в испытание их внутренней силы?

- Возможно, но думаю, ты также получишь от этого пользу. – Повисла пауза. – Ступай, продолжай свои тренировки. Мы поговорим еще позже. – Ивамори поклонился и вышел из покоев учителя. Аншо покачал головой. – Столько же в нем беспокойства …

Когда Ивамори погрузился в медитацию, казалось, весь мир замер лишь для того чтобы умиротворить его. Птицы перестали петь, листья не решались шелохнуться, и легкий ветерок, насвистывающий меж деревьев, затаил дыхание. Монах с легкостью скользнул в глубины души, в которых внешний мир перестал существовать. Он не знал наверняка, но чувствовал, что Учитель Аншо был обеспокоен им, хотя и не представлял почему.

Как всегда, когда медитация была завершена, и его глаза открылись, Ивамори обнаружил себя наполненным странным чувством разочарования. Вероятно, это было оттого, что он не смог отыскать ответ на вопрос Учителя Аншо, помимо того, что он уже предложил? Откровенно говоря, он не был уверен, что существовал другой ответ.

Ивамори знал, что он не был самым просвещенным из учеников Досана; были многие, достигшие более высоких путей просвещения, чем он. Он не был и сильнейшим; были и посильнее его, хотя их было гораздо меньше, чем тех, кто был мудрее. Но почему-то, все знали его имя, даже в ордене Учителя Досана, чьи ряды были переполнены отчаявшимися беженцами от бушующей Войны Ками.

Низкий звон колокола эхом разошелся по лесу, приводя монастырь к неожиданной суматохе. Женщины бросали свои корзины и прекращали тренировки. Мужчины сгребали детей и хватали оружие. Ивамори, чувствуя, как кровь пульсирует в его жилах, не смог подавить ухмылку, бросившись бегом к высоким деревянным вратам, ограждавших монастырь от остального Дзюкая.

Как только врата возникли в поле зрения, его тотчас же обступили монахи, некоторые вооруженные копьями, другие лишь сжатыми кулаками. Они кричали, махали руками и просили приказов. Среди монахов не существовало официальной иерархии; они выказывали уважение друг другу, исходя из пути и мудрости собратьев. Но когда звенел колокол тревоги, когда монастырь был под угрозой нападения, они обращались лишь к одному человеку: Ивамори.

- Успокойтесь! – Прорычал он. Шум тут же стих, и тишину теперь нарушали лишь ритмичные удары колокола. – Что за опасность?

- Над Дзюкаем замечен ками, - выкрикнул один из монахов громче, чем требовалось.

- Всего один? – голос Ивамори звучал остро и раздраженно. – Надеюсь, дело серьезнее, чем оно звучит, в противном случае я буду очень разочарован тем, кто решил ударить в колокол.

Монах нервно сглотнул. К этому времени к собравшейся толпе подковылял взволнованный Аншо. – Дело не в количестве, Брат Ивамори… Дело в… величине.

- Это Ками Павших Героев! – Выкрикнул еще один. – Корин увидел его еще, когда тот был в западных областях! Он направляется сюда!

Теперь лицо Ивамори помрачнело. Даже в Дзюкай доходили слухи об Эийо – великом ками, могущественнее многих других, который разбил легион лучших офицеров Даймё. – Ясно.

- Мы готовы защищать монастырь так, как ты посчитаешь нужным. – Остальные монахи кивнули, стиснув зубы и крепче сжав оружие.

- Вы доверите мне сделать то, что нужно?

- Конечно!

- Хорошо. – Он обвел глазами собравшихся, смесь из телосложений, роста, возрастов, и эмоций. – Тогда, вот мой приказ: оставайтесь здесь и защищайте монастырь ценой своих жизней. А выйду в лес и попытаюсь развернуть Эийо.

По толпе собравшихся прошла волна шепота; Аншо нахмурился. – Сам? – осторожно спросил один из монахов.

- Да, сам. Нам понадобится каждый защитник, если Ками Павших Героев явится сюда, к тому же, компания лишь замедлит меня, а сейчас крайне важна скорость. – Он окинул остальных тяжелым взором. – Или вы сомневаетесь в моих способностях?

Бормоча и качая головами, монахи, нехотя, разошлись и заняли оборонительные посты. Лишь Аншо не двинулся с места, оставшись стоять с хмурым выражением лица. Ивамори повернулся к учителю. – Не волнуйтесь. Я позабочусь о вашей безопасности.

- А о своей? Кто позаботится о твоей безопасности? – тихо спросил Аншо.

- Разве это важно, если на кону безопасность остальных? – отвернулся он. – Раскрыть ворота! – Аншо наблюдал, как его ученик вышел в одиночестве за ворота монастыря, не отводя глаз, пока массивные врата не захлопнулись за его спиной.

- Ох, Ивамори… Вижу, ты еще не ответил на мой вопрос. – Он не двинулся в поисках укрытия, и не сошел со своего места. Он стоял, уставившись на врата, словно уже выжидая возвращения юного монаха.

Лес был зловеще тих, за исключением шагов Ивамори, давящих листья и ветви массивными ступнями. Это само по себе было знаком; не было ни птиц, ни зверей, в то время как Дзюкай должен был быть полон ими. Даже малых ками, беспокоивших охотников и путешественников, таинственным образом не было нигде видно. Они знали, что сейчас происходило, людям же требовалось немного больше времени на то, чтобы осознать это.

Тремя прыжками Ивамори взобрался на вершину древнего дерева, и его голова высунулась над зелеными кронами Дзюкая. На западе, наклонившись вперед, словно шагая по вершинам деревьев, шла металлическая фигура, чья броня ослепительно сверкала на полуденном солнце. Его можно было бы спутать с самураем, если бы они были тридцати футов росту. Громадные когти, созданные из многих сотен катан, выкашивали кроны высоких деревьев, прорезая просеку из срезанных ветвей и разорванных листьев. На его голове (или том месте, где должна была быть голова, если бы это был человек), была закреплена гневная маска кабуто с ненавистью в глазницах. Ивамори не знал, почему Эийо проходил сквозь Дзюкай, и ему это было безразлично.

- Лорд Ками! – Прорычал он голосом, сотрясшим небеса. Массивный ками замедлил шаг и повернулся, маска кабуто взирала на монаха, подобно лицу осуждающего бога. – Во имя Дзюкай, я вызываю тебя на поединок! Сразись со мной, если ты не боишься простого человека!

Ками остановился на месте. Он стоял, замерев, уставившись на маленького монаха перед собой. Грохот прошел сквозь его тело, подобный лязгу десятков тысяч кованых доспехов. Но звук этот был не беспечным; он подымался и опускался, подобно ритму человеческого голоса. Если это и впрямь был голос, мускулистый юноша не понял из его речи ни слова.

Спустя, казалось, часы, Ками Павших Героев поднял массивную руку, и махнул ею в сторону Ивамори. Тот отпрыгнул в сторону, обдуваемый ветрами, поднявшимися от резкого движения его могучего тела. Не останавливаясь, он прыгнул снова, и снова, уводя ками подальше от монастыря. К счастью, ками, казалось, вознамерился уничтожить этого богохульного выскочку. Пустые шлемы, парящие вокруг него, зажглись яростным белым светом.

Могучая кованая рукавица выбила Ивамори с дерева, прежде чем тот успел отреагировать. Он замахал руками, пытаясь удержаться, и едва сумел схватиться за ветку, избежав падения на землю. Он взглянул вверх, и мгновенно ослеп от вспышки чистого белого света. Магия ками вонзила огненные кинжалы в его тело, и его хватка ослабла. Он рухнул на сплетение веток, заскрипевших под весом его тела. Ивамори сморгнул вспышки ослепительного света, как раз вовремя, чтобы увидеть когти из окровавленных копий, несущиеся прямо к нему.

Он метнулся в сторону, но одно копье все же рассекло его левое плечо. Монах поморщился, вставая на ноги, на соседней ветке, горячая кровь струилась из его раны. Маска Эийо сверкнула ослепительной вспышкой, окатившей ярким сиянием весь Дзюкай. Ивамори инстинктивно подпрыгнул. Залп едва не опалил ему ноги, и уничтожил крону дерева; падая, монах понял, что ухватиться ему уже не за что. Он рухнул вниз, чувствуя порезы от расколотых ветвей и отслоившейся коры, крошащейся под весом его массивного тела. Ивамори протянул руку, и схватился за одну из ветвей потолще, проносящихся мимо него. Инерция падения уменьшилась, позволив ему оттолкнуться от еще двух ветвей, прежде чем мягко приземлиться на землю.

- Довольно, - пробормотал он про себя. Невзирая на боль, все еще жалящую его плечо, Ивамори бросился к другому могучему дереву, вновь сталкиваясь лицом к лицу с Эийо.

Снова когти из копий метнулись к Ивамори, но на этот раз, он отпрыгнул прямо на одну из обитых броней рук ками. Суставы и мускулы монаха ныли от напряжения, когда он прыгал и взбирался вверх по громадной руке. Он взглянул налево; смертоносный взмах второй руки еще не завершился. У него еще было немного времени. Совсем немного.

Наконец, достигнув плеча ками, Ивамори схватил одну из массивных металлических пластин, образующих панцирный доспех Эийо. Пот струился по его лицу, и вены вздулись на руках, когда он изо всех сил напряг хватку о металл. Спустя несколько мучительных мгновений, пластина со звериным ревом отделилась от доспеха. – Не самое удобное оружие, но сгодиться.

К этому времени, ненавистный взгляд ками устремился к нему, в пустых глазницах маски кабуто пылало чувство оскорбленного достоинства. – Полагаю, ты желаешь, чтобы я вернул эту пластину на место, - пробормотал Ивамори. – Что ж, хорошо. Будь, по-твоему. – С криком киай, который всегда эхом звучали в его душе, с ранних лет, Ивамори метнул латунную пластину. Кусок металла ударился о маску кабуто, расколов ее своей массой и скоростью.

Ками пронзительно взвыл высоким, болезненным звуком, словно наждачной бумагой пройдясь по мозгу монаха. Струи какой-то сверкающей жидкости вытекли из разбитого лика Эийо, подобно слезам. Ивамори быстро выхватил еще одну платину, снова швырнув ее в голову ками. На этот раз кусок металла пробился сквозь треснутое лицо Эийо, и вылетел из затылка, разбив по пути один из его парящих сияющих шлемов. Раздался еще один крик, и Ивамори заметил, как разбитый шлем растаял в крошечных желтых искрах, осыпавшихся на землю. Его пальцы замкнулись на следующей пластине.

Но прежде чем он смог оторвать ее, тело ками начало мерцать и дрожать. Ивамори обнаружил, что почва под его ногами стала туманной и мягкой. Спустя еще несколько мгновений ками исчез полностью.

Ивамори рухнул еще раз, но теперь уже по своему сценарию. Он фыркнул, приземлившись, и вытер пот со лба. Когда он вернулся в монастырь, радостные крики и восхваления осыпали его, как только он появился в поле зрения. Учитель Аншо все еще стоял на прежнем же месте, осматривая Ивамори оценочным взглядом.

- Сотня лучших воинов Лорда Конды не смогли победить его. А ты сделал это!

- Ты всех нас спас!

Ивамори покачал головой с мрачным лицом. – Нет, я оплошал. Я мог бы очистить этот мир от великого ками, не дать ему причинить вред невинным смертным.

Наконец, заговорил Аншо. – Но ты ранил его, достаточно, чтобы он отступил в какуриё, это не удавалось еще никому. И ты говоришь о поражении?

- Я не говорю о нем. Мои действия орут об этом достаточно громко. – Не обращая внимания на восхищенные взгляды и крики радости, Ивамори ушел прочь. Аншо позднее нашел его на тренировочном дворе, бьющим кулаками по деревянным столбам и ногами по мешкам, набитым листьями, пока все его тело не покраснело от напряжения.

- Мы приготовили праздничный пир в честь твоего подвига. Ты присоединишься к нам?

- Нет, - послышался одинокий хрип. И больше он не проронил ни слова, вернувшись к ударам и рывкам. Аншо тихо ушел, вернувшись к пылающим огням и радостному смеху праздничного ужина.

Чистое и теплое утро озарило Лес Дзюкай. И хотя никто из изнеженных и надушенных дворян Замка Эйгандзё еще не раскрыл век, монахи следовали пути природы, и уже давно были на ногах. Нужно было тренироваться, писать коаны, выращивать еду, и чинить утварь. Они копошились, как муравьи, в бесконечной суете перетаскивая свои мешки, бревна, и тревоги.

В самом центре всего этой бурной деятельности, как это часто бывало, находились два неподвижных человека. Аншо сидел в своих покоях, а Ивамори склонился в поклоне перед ним. На лице старейшины отпечаталось беспокойство. – Я не стану пытаться остановить тебя. Но я настоятельно рекомендую тебе передумать.

- Нет. – Массивный монах поднялся на ноги. – Мои ошибки за прошедшие дни не перестанут преследовать меня, пока я не приму меры. Я не вернусь, пока Шисато не будет либо пленена своим народом, либо убита моей рукой.

- Ты поступил бы так, даже, если бы это означало оставить нас без нашего сильнейшего защитника?

- Я не планирую уходить надолго. Но мои действия направлены на общее благо, и я должен им следовать, если желаю сохранить свою честь.

- Ах, честь, - вздохнул Аншо. – Столь благородная концепция. И все же, люди Даймё также умирали из-за нее понапрасну.

- Учитель?

- Ты всегда был одним из моих наиболее раздражающих учеников. – Сказал Аншо с улыбкой, в которой не было ни капли злости. – К тому же, с таким огромным потенциалом…

Ивамори моргнул. – Учитель? – осторожно повторил он.

- Ты еще не нашел ответ на вопрос, который я задал тебе? – последовал непринужденный вопрос, брошенный так, словно они только начали разговор.

- Вопрос? – лицо Ивамори на мгновение озадачилось. – О, это! Ничего, помимо того, что я уже сказал. Почему Вы спрашиваете?

- Если ты спрашиваешь об этом, то не поймешь меня. – Аншо замолчал. – Подумай о нем в своих скитаниях, Ивамори. И обдумай, зачем ты пришел сюда, в первую очередь. – С этими словами он закрыл глаза.

- Почему я…? Что Вы…? – Но ровное дыхание старика и его полная неподвижность сказали Ивамори, что Аншо был уже не совсем здесь, во всяком случае, в духовном смысле. Он тихо поднялся, закинул за плечи скудную суму, и покинул монастырь. Он ни с кем не попрощался; не было никого, с кем он хотел бы проститься. Несколько монахов увидели его, и хотели расспросить его, пожелать счастливого пути, но знали, что лучше было и не пытаться. Так, уход одного из сильнейших бойцов в Дзюкае, возможно, во всей Камигаве, прошел без единого слова.

Пальцы Ивамори гладили землю, проводя борозды вокруг следов, впечатанных в сырую почву. Выслеживание никогда не было его коньком; Азуса всегда превосходила его жалкие навыки. Но он мог узнать след орочи, когда находил его, и этот след был относительно свежим. Расстояние между следами говорило о том, что кто-то спешил, удаляясь от тех регионов, которые орочи считали безопасными. Это означало, что следы принадлежали Шисато.

Он старательно следовал по отметинам. Несмотря на то, что следы вскоре исчезли, он выискивал их повсюду: сломанная ветка или примятая трава. Шелест листьев насторожил его. Кто-то пробирался сквозь заросли, и не особо скрывал этого. Шисато не была бы столь беспечной. Или, возможно, это был отвлекающий трюк, чтобы заманить его в ловушку. В этих местах явно нельзя было встретить случайного путника… во всяком случае, путника без скрытых мотивов. Ивамори присел за деревом. Шелест листьев и хруст веток приближался, пока шаги почти не вышли прямо к нему. Поднявшись на ноги, Ивамори сделал глубокий вдох, ожидая еще одного шага, затем резко обогнул дерево, размахнувшись могучим кулаком.

Кулак поразил лишь воздух. Монах моргнул, оглядевшись. Он никого не увидел. Но как? Он был способен на слух определить человеческие шаги, и он был совершенно уверен, что они были здесь…

- Хмм. Похоже, этот канджи, все же, чего-то стоит. – Мягкий голос прозвучал за его спиной. Ивамори развернулся и обнаружил высокого, худощавого человека в черных одеждах. Тот непринужденно стоял, прислонившись к дереву, скрестив руки на груди, и ухмыляясь. – Никогда не знаешь, когда столкнешься с непредвиденным. На то оно, и непредвиденное, конечно.

Кулаки Ивамори сжались в два булыжника. – Ты кто?

- Это важно? Просто обычный путник, слегка срезающий через Дзюкай. – Меч и ножны, висящие на его поясе, слегка покачивались на ветру, пока незнакомец осмотрел Ивамори с головы до ног. – Ты один из монахов Досана, верно? Далековато от дома, не считаешь? Не знал, что старик учит своих последователей нападать на путников безо всякой причины.

Ивамори напряг все органы чувств. Что-то с этим человеком было не так. Его настрой, поза, аура… Что бы это ни было, оно кричало о неправомерности, о чем-то, что он обязан был уничтожить. – Ты самурай, - сказал он в ответ. – Но ты одет не как один из людей Даймё.

- Это потому что я не один из его людей. А ты сам…?

- Тот, кто знает, что ты задумал что-то недоброе. Тебе не рады в Дзюкае.

Самурай усмехнулся. – А ты, видимо, титан отшельник, одинокий защитник леса? Твои обходные дни, должно быть, не легкие.

- Заткнись и сразись со мной! – Ивамори бросился вперед, взмахнув рукой по широкой дуге, способной расколоть каменную глыбу. Его противник ответил, лишь перепрыгнув через монаха, с кошачьей грацией приземлившись за его спиной. Незнакомец вынул меч, направляя лезвием солнечные зайчики в глаза Ивамори.

- Я не могу тратить время на поединки с каждым странным монахом на пути. Знай, что я знаком с Даймё Кондой и близкий друг его доч…

- Молчи! – Ивамори нанес еще один удар, но самурай вовремя пригнулся. Еще один удар кулаком, еще, резкий удар ногой с разворота. Незнакомец с легкостью ушел от всего этого.

- Да что с тобой такое? – самурай спокойно осматривал Ивамори, и его глаза проникали сквозь его кожу, в его разум, сердце, саму душу. – Вспыльчивый, да? Я встречал таких прежде. Большие, сильные, до тупости храбрые, наполненные честью и чувством долга. Знаешь, что всегда с ними происходило?

- Что?

- Они умирали. Чего, обычно, они сами и хотели. – Лицо самурая склонилось в вопросительной полу-ухмылке. – Почему ты хочешь умереть, монах?

Смертельная звенящая тишина повисла на несколько мгновений в лесу, пока двое мужчин замкнули взгляды друг на друге. Ивамори нарушил ее звериным ревом, подобное крику раненного животного. Он бросился к самураю с вытянутыми руками и скрюченными пальцами, будто пытаясь схватить незнакомца за горло и раздавить его.

- Задел за живое, правда? – самурай ушел от броска Ивамори непринужденным кувырком в сторону. Монах лишь заорал в ответ, подняв ствол поваленного дерева, и метнув его в своего врага. Два взмаха меча самурая, и разрезанное на куски бревно упало на землю. – Думаю, правда. Похоже, ты утратил способность мыслить рационально.

- Убью… - Его слова больше походили на рев, чем на речь. Ивамори прыгнул вперед, нанося удар за ударом мясистых кулаков в сторону лица самурая, каждый взмах свистел в воздухе с силой кузнецкого молота. Монах набросился на незнакомца с диким рубящим ударом, который бы убил обычного человека на месте, и изувечил бы даже малого ками. Но ни один из его ударов не угодил в цель. К тому времени, как Ивамори с красным лицом и скрипящими зубами размахивался, самурай уже был у него за спиной, целый и невредимый, без единой царапины. С очередным животным ревом, Ивамори бросился в атаку, не чувствуя предупреждающий взмах меча самурая, оцарапавшего его грудь. Его разум едва ли отметил тот факт, что его противник замахнулся своей черной джиттой, словно готовясь к колющему удару, которого Ивамори никак не смог бы ни избежать, ни заблокировать. Но, вместо этого, самурай, будто передумав в последний момент, просто увернулся от безрассудного нападения Ивамори.

- Все не уймешься? Знаешь, ты мне даже нравишься. Такой простой и прямой. – Полу-ухмылка вновь вернулась на его уста. Самурай опустился на одно колено и начертил на земле символ канджи. Каменные иглы вырвались из земли, окружив Ивамори естественной клеткой.

Кулаки Ивамори били о каменные прутья его тюрьмы. Иглы скрипели и трещали, но лишь слегка. Ударов монаха явно было недостаточно, чтобы освободить его, прежде чем самурай смог бы пронзить его своим мечом. – Чего ты ждешь? – прорычал он. – Закончи то, что начал!

- Бьюсь об заклад, тебе бы этого хотелось, верно? И если я правильно помню, начал все это как раз ты. – Он смерил взглядом монаха с налетом легкого любопытства, словно рассматривая экзотическую зверушку в зоопарке. – Небольшой совет. Можешь принять, можешь забыть – мне все равно. Но тебе, возможно, стоит подумать о том, почему ты так отчаянно стремишься защищать Дзюкай в одиночку. – С этими словами самурай растаял средь деревьев. Покой вновь накрыл поляну, оставив каменную клетку и монаха с опущенными плечами, ослабевшими коленями, и головой, одурманенной мыслями.

Спустя час, когда Ивамори, наконец, расколол один из каменных сталагмитов, он все еще размышлял о вещах, которые не возникали в его разуме долгие годы.

Он проснулся на крики, вопли, и топот бегущих ног. Он сморгнул сон с глаз в тот момент, когда его отец ворвался в комнату. – Ивамори! Беги!

Ему было всего восемь лет, но даже он знал, что ужас в обычно строгих глазах его отца мог означать лишь одно. – Я хочу помочь!

Монах перешагнул через разрушенный камень. Ни самурая, ни его следов нигде не было. Даже если он сможет взять его след, незнакомец ушел уже далеко.

Да и не стоил он того, чтобы его преследовать. Должно быть, он чокнутый. Что за идиотские мысли!

- Твои братья уже у городских ворот, - послышался на удивление спокойный ответ. – Ты нужен на дороге. Помоги матери и сестре сбежать в Дзюкай.

- Нет! Я хочу остаться и сражаться вместе с вами!

Ивамори не думал о Шисато; орочи полностью покинула его мысли. Не думал он и о рычании в его животе, и о поте, застилавшем глаза. Он побрел вперед.

После этого он помнил лишь обрывками: отцовская рука, крепко обнявшая его вокруг талии, свои крики, когда его вынесли в холодную ночь. Он помнил, как его почти швырнули в руки матери, и блеск света, скользнувший по лицу отца перед тем, как он повернулся и бросился к городским воротам, сжимая в руке копье. Сияние горящих домов вокруг них нарастало, поглощая его быстро растаявший в языках пламени силуэт.

Ивамори осмотрелся. Он уже стоял у ворот монастыря. Его мускулистая рука медленно протянулась и толкнула, открывая их. Монахи все еще были поглощены ежедневной рутиной, точно так же, как и в то время, когда он покидал их. Никто не поднял головы, когда он прошел среди них, направляясь в покои Аншо.

Учитель, конечно, ожидал его.

Он вспомнил жжение и боль в легких, глотая лишь столько воздуха, чтобы оставаться на ногах. Затем раздался крик за его спиной. – Не оборачивайся, Ивамори! – Вопила его мать. – Беги! – Хруст, слезы, вой, горячее дыхание на его затылке, тяжелые шаги, звенящие в его ушах и сотрясавшие все его тело. Он все еще чувствовал холодный мох под ногами, когда он прыгнул в чащу Дзюкай, слышал крики монахов, нападавших на его преследователя, чувствовал занозы в руках, когда он обмяк у стен монастыря. Один.

- Добро пожаловать домой, Ивамори.

Он низко поклонился. – Благодарю Вас.

- Я так понимаю, ты обдумал мой вопрос?

- Да.

Аншо поднял бровь. – И каков твой ответ?

Он молчал, слова все еще складывались в его голове. – Я многое сделал для монахов во имя своей семьи. Я хочу… хотел… больше всего на свете воссоединиться со своими родителями и братьями, почтив их имя, умерев за то, что не смог защитить их, будучи ребенком.

- А теперь?

- А теперь… Я больше не знаю, какова моя цель.

Старейшина кивнул. Ивамори выпрямился и повернулся к выходу. – Погоди. – Мускулистый монах обернулся. – Не думай, что я не ценю всего, что ты сделал для нас за все эти годы. Но важные сражения ведутся не только на бескрайних полях. Как не ведутся они лишь для спасения жизней смертных. Помедитируй над этим сегодня.

Ивамори кивнул. Он отправился на поляну для медитаций, чтобы обдумать все, что с ним сегодня произошло.

Тренировки могут подождать.