Каникулы Рейчел

9

Подожди, успокойся. Давай посмотрим на это с другой стороны. Вспомни о джакузи, массаже, лечении водорослями, грязевых ваннах… «Ладно, хватит!» – сварливо сказала я себе.

Неохотно достав из чемодана несколько вещей, я обнаружила, что платяной шкаф уже до отказа набит одеждой Чаки. Я слегка подкрасилась в надежде на то, что в группе Джозефины встречусь с какими-нибудь знаменитостями, и заставила себя спуститься вниз.

Набраться смелости и выйти из комнаты оказалось не так-то легко. Я ужасно стеснялась и подозревала, что все остальные пациенты только и делают, что говорят обо мне. Войдя в столовую (я держалась за стенку одной рукой и как подросток обкусывала ногти на другой. Женщина моего возраста и роста ни за что не должна опускаться так низко), я едва смогла различить очертания предметов из-за сигаретного дыма. Но, судя по производимым звукам, люди пили чай, смеялись и болтали и, скорее всего, обо мне и не вспоминали.

Это было все равно, что прийти на вечеринку в дом, где никого не знаешь. И где нечего выпить. Вскоре я с облегчением заметила Майка. На воле я бы постеснялась заговорить с таким, чтобы не подумали, будто мы встречаемся, но сейчас я была слишком напугана и подавлена, чтобы помнить о таких вещах. Я охотно простила ему индийские джинсы и внешность быка, на которого надели кудрявый парик, – ведь он спас меня от Сейди в оранжевом фартуке.

– Где тут группа Джозефины? – спросила я.

– Иди сюда, я тебе все покажу. – Он подвел меня к доске объявлений на стене и указал на расписание.

Окинув его взглядом, я обнаружила, что оно весьма плотное. Групповая терапия утром и днем, лекции, собеседования, фильмы, встречи АА, встречи АН, встречи АИ…

– АА – это Анонимные Алкоголики? – недоверчиво спросила я Майка.

– Точно.

– А что значит АН?

– Анонимные Наркоманы.

– Это что еще такое?

– То же самое, что Анонимные Алкоголики, только касается наркотиков, – пояснил он.

– Вот это да! – Честное слово, это было по-настоящему забавно. – Ты серьезно?

– Да. – Он как-то странно посмотрел на меня. Как ни пыталась, я не могла расшифровать его взгляд.

– АИ?

– Анонимные Игроки.

– АО? – Я едва удерживалась от смеха. – Погоди, я сама догадаюсь: АО – это Анонимные Любители «Оливетти» – люди, у которых страсть печатать на пишущей машинке!

– АО – это Анонимные Обжоры. – Он и не думал смеяться. Его отвратительная физиономия словно окаменела.

– Понятно. – Я честно пыталась сдерживаться и не фыркать.

Мне было так неловко, что я потешаюсь над АА, АН, АИ и АО! Для меня это всего лишь забава, а у этих несчастных, может, жизнь от этого зависит.

– Вот здесь указано, где проводятся встречи, – Майк ткнул пальцем в следующий столбец. Я изо всех сил старалась казаться заинтересованной. – Вот смотри: сегодня, в два часа, группа Джозефины собирается в Аббатских апартаментах… – Все мероприятия проводились в помещениях с очень красивыми названиями: Консерватория, Тихая комната. Пруд размышлений.

– Итак, у нас новая дама! – раздался вдруг мужской голос.

Я оглянулась. Не стоило того. Передо мной стоял маленький толстенький человечек среднего возраста, каких тут было полно. Не слишком ли много коричневых джемперов из акрила для одного здания?

– Как дела? – спросил он.

– Прекрасно, – вежливо ответила я.

– В первый день я тоже чувствовал себя ужасно, – добродушно признался он. – Потом станет лучше.

– Правда? – с надеждой отозвалась я. От его неожиданной доброты мне опять захотелось плакать.

– Да, – кивнул он, – а потом – снова хуже, – он произнес эти слова так, как если бы это были те последние слова анекдота, в которых и заключается вся соль. Потом он запрокинул голову и оглушительно захохотал. Успокоившись немного, он протянул мне руку. – Меня зовут Питер.

– Рейчел, – мне даже удалось улыбнуться ему в ответ, хотя, честно говоря, я охотно врезала бы ему.

– Не обращайте на меня внимания, – сказал Питер, и в глазах его зажегся странный огонек, – я – настоящий сумасшедший.

Скоро я поняла, что у Питера очень развито чувство юмора. Он смеялся над всем, в том числе и над ужасными вещами. Особенно над ужасными вещами. Я подозревала, что скоро начну ненавидеть его.

– Выпейте чаю перед началом занятий группы, – предложил он.

Чувствуя себя весьма неуютно, я налила чашку чая, первую из тысячи, которые мне предстояло налить в этом заведении (вообще-то, я ненавижу чай), и уселась за стол. Тут же меня окружили мужчины, которым хотелось знать обо мне все. Правда, к сожалению, никто из них не был хорош собой.

– У вас прекрасные длинные волосы, – сказал один, одетый в… нет, не может быть! – в рубашку от пижамы! Да-да, это была именно рубашка от пижамы. А сверху – кардиган горчичного цвета.

У него самого почти совсем не было волос, разве что несколько жидких прядей, аккуратно проложенных по лысине от одного уха до другого. Создавалось впечатление, что они приклеены к черепу. Он одарил меня болезненной улыбкой и придвинулся поближе.

– Это ваш естественный цвет?

– А-а… да. – Мне стало по-настоящему тревожно, когда он вдруг погладил меня по голове.

– Ха-ха-ха! – прокомментировал насмешник Питер. – Держу пари, что ты не родилась с волосами такого цвета! О-ох! Ха-ха-ха! – зашелся он.

Я была слишком напряжена в ожидании, когда же наконец меня перестанут гладить, чтобы обидеться на шутку Питера. Я вжалась в кресло, и поскольку сумасшедший гладил и гладил мои волосы, вжималась все сильнее. Тогда Майк, который в данный момент курил, мрачно глядя прямо перед собой, направился к нам, прикрикнув: «Хватит, Кларенс! Оставь девушку в покое».

Кларенс неуклюже отстранился.

– Он не сделает тебе ничего плохого, – успокоил меня Майк, заметив, что я, в пятнадцатый раз за сегодняшний день, готова заплакать. – Просто пошли его подальше и все.

– Конечно, я не сделаю ничего плохого! – удивленно и несколько обиженно воскликнул Кларенс. – Просто у нее красивые волосы. Что тут такого? Что тут такого? – настаивал он, приблизив свое лицо вплотную к моему.

– Да нет… ничего, – в ужасе ответила я.

– Вы в какой группе? – неуклюже сменил тему разговора человек с необыкновенно красным лицом.

– Что это за группы такие? – спросила я, с облегчением вздохнув, когда Кларенс от меня отодвинулся.

– Ты, наверно, уже поняла, что мы тут много занимаемся групповой терапией, – пояснил Майк.

Все почему-то засмеялись. Я не поняла почему, но тоже улыбнулась, решив, что это какая-нибудь дежурная шутка. – Мы все поделены на группы по шесть-семь человек. У нас три группы: группа Джозефины, группа Кислой Капусты и группа Барри Грант.

– Кислая капуста? – недоуменно спросила я.

– По-настоящему ее зовут Хейди, – уточнил краснолицый.

– Хельга, – сказал Питер.

– Хельга Хейди, – сказал краснолицый. – Мы ее ненавидим. Она немка.

– А за что вы ненавидите ее? – спросила я, почему-то вызвав этим вопросом взрыв смеха.

– Потому что она наш консультант, – объяснил кто-то. – Не волнуйся, ты тоже ее возненавидишь.

«Даже не собираюсь!» – хотелось мне сказать, но я удержалась.

– Ну а Барри Грант? – поинтересовалась я.

– Она из Ливерпуля.

– Понятно. Но я в группе Джозефины. – Я была несколько разочарована, что не попала в группы, которыми руководили люди с такими экзотическими именами.

Раздался целый хор голосов: «О, только не сестра Джозефина!», «Господи Иисусе!», «Эта упертая!», «У нее взрослые мужики плакали, как дети!», «Еще как ревели!»

Последнее замечание тут же переросло в перепалку между – не уверена, что правильно запомнила их имена, они у меня все слились в одно – Винсентом и Кларенсом, тем самым, который гладил меня по голове.

– Я не ревел! – протестовал Кларенс. – У меня просто был насморк.

– Нет, ты ревел! – настаивал Винсент, и это был его основной и единственный аргумент.

Нет уж, я не стану ввязываться в ссоры, решила я. Продержусь положенное время и уйду отсюда. Как пришла, так и уйду. Ни с кем не сблизившись и ни с кем подружившись. Если, конечно, кто-нибудь из них не окажется богатым и знаменитым. Но и врагов постараюсь не нажить.

Спор был прерван чьим-то возгласом:

– А вот и Мисти!

Все мужчины насторожились. Видимо, Мисти звали красивую девушку, которая неторопливо вплыла в комнату и прошлась по ней с высоко поднятой головой. На ней были всего лишь обыкновенные джинсы и зеленый джемпер, но выглядела она потрясающе. Я немедленно почувствовала себя нелепой и безвкусно одетой. Волосы у Мисти были рыжие и такие длинные, что она могла бы сесть на них. Если бы захотела, конечно. И еще, она была худенькая и изящная и превосходно демонстрировала свое полное равнодушие к происходящему.

Мисти села в дальнем конце стола, в стороне от всех остальных, и ни на кого не обращала внимания. Я уставилась на нее и смотрела до тех пор, пока не поняла, что меня сейчас вырвет от зависти. Мне бы очень хотелось уметь казаться равнодушной, но это никогда мне не удавалось. (А если поминутно задавать себе вопрос: «Ну как? Достаточно ли я равнодушна?», то получается только хуже.)

Мужчины затаили дыхание. Они бросали хищные взгляды на Мисти, которая тем временем взяла газету и принялась разгадывать кроссворд.

– Строит из себя… – проворчал Майк, – и все только потому, что сподобилась написать книжку…

– Правда? – Я была заинтригована, но очень старалась не показать этого. Это было бы не круто – показывать свою заинтересованность.

– Ты, конечно, слышала о Мисти? – спросил Майк, как мне показалось, с иронией. – Как у нее крыша поехала…

Я отрицательно покачала головой: мол, ничего не знаю.

– Как в прошлом году она опомнилась и написала книжку?

Я опять помотала головой.

– И что ей было всего-навсего семнадцать, когда она это сделала? – Это уж точно было сказано с иронией. – Не слышала? Да, все именно так и было. А еще, стоит включить телик – и непременно увидишь ее. Рассказывает на каждом углу, как бросила пить и написала книгу в семнадцать лет.

Образ Мисти начинал прорисовываться.

– Но только все всегда возвращается на круги своя, и она снова оказывается здесь, а потом снова «выздоравливает». – Теперь сарказм Майка был очевиден. – Только сейчас-то ей уже, увы, не семнадцать.

Да, я действительно слышала о ней. Разумеется, слышала. Та газета, которую я в тоске читала в самолете на пути из Нью-Йорка, излагала всю историю ее падения. Подразумевалось, что все это – не более чем рекламный трюк. Страницы газет пестрели анонсами новой книжки Мисти и фотографиями самой Мисти.

– Интересно, почему надо поднимать такую шумиху только из-за того, что кто-то бросил пить? – продолжал Майк. – Это все равно как если бы Ясир Арафат получил Нобелевскую премию за вклад в дело мира. Конечно! Сначала веди себя, как последняя шваль, потом на какое-то время перестань себя так вести – и тебя объявят великим!

Мисти, должно быть, почувствовала, что о ней говорят, потому что вдруг оторвалась от газеты и показала нам два поднятых пальца. Этот жест в наш адрес сопровождался взглядом, полным омерзения. Моя душа разрывалась на части от восхищения и ревности.

– Каждый день решает кроссворды в «Айриш таймс», – прошептал Кларенс. – Такая загадочная.

– И ничего не ест, – подал голос Эймон с луноподобным лицом и такой же задницей.

– Ее зовут Мисти О'Мэлли? – вполголоса спросила я.

– Так ты все-таки слышала о ней? – голос Майка прозвучал почти испуганно.

Я кивнула.

У Майка сделалось такое лицо, как будто он сейчас заплачет. Но он взял себя в руки и только заметил:

– По-моему, эта ее книга – сплошная белиберда.

– Кажется, она получила какую-то награду? – спросила я.

– Вот я и говорю, – мрачно подтвердил Майк.

– Сколько букв, Мисти? – вдруг выкрикнул Кларенс.

– Отвяжись, ты, толстозадый, – злобно ответила она, не поднимая глаз.

Кларенс вздохнул, и на лице его отразилась собачья преданность.

– От писательницы можно было ожидать более художественного оскорбления, чем «толстозадый», – едко заметил Майк.

Она подняла глаза и сладко улыбнулась.

– А-а, Майк! – выдохнула она и покачала головой. На ее рыжие волосы упал свет, и они засияли золотом. Она выглядела такой красивой, такой соблазнительной. Кажется, я ее недооценила. И Майк, похоже, чувствовал примерно то же самое, что и я. Он просто застыл на месте. Я боялась пошевельнуться. Они смотрели друг на друга долгим напряженным взглядом.

Но погодите! Она еще не все сказала:

– Майк, я попрошу, чтобы тебе добавляли бром в пищу. Может, тогда ты наконец от меня отстанешь? – И она хищно улыбнулась.

Майк побледнел, как полотно. Она же неторопливо сложила свою газету и медленно выплыла из комнаты. Все глаз не сводили с ее стройных бедер. Пока она не вышла, никто не издал ни звука. Потом, как будто в состоянии легкого опьянения, они снова переключили внимание на меня.

– Она разбивает мне сердце, – пожаловался Кларенс, и в его голосе слышалось обожание. – Хорошо, что теперь у нас есть вы. Мы будем ухаживать за вами. Вы ведь не будете жестоки с нами?

Маленькая стервозная сучка, подумала я. Нет уж, ни за какие коврижки я не стану вести себя так, как она. Я буду такой милой, что меня все здесь полюбят. Хотя, разумеется, я не собираюсь ни с кем здесь связываться. И все-таки, помимо своей воли, я почувствовала, что побаиваюсь ее…

Потом кто-то крикнул:

– Уже без пяти два!

И все всполошились:

– О господи!

Они быстро затушили свои сигареты, допили чай, вскочили и устремились вон из комнаты. При этом они добродушно приговаривали: «Ну что, пошли на позорище», или «сегодня меня будут поджаривать», или «лучше бы с меня заживо кожу содрали»

– Пошли, – скомандовал Майк.