Каникулы Рейчел

47

Утром в понедельник Джозефина обратила свое внимание на Майка, чтобы окончательно добить его.

– Майк, я хотела бы снова вернуться к вам, – сказала она, как бы извиняясь. – По-моему, пора нам еще раз поговорить о вашем алкоголизме, как вы думаете?

Он не ответил. Только посмотрел на нее так, как будто собирался покалечить.

Вот и прекрасно! Раз сегодня кто-то другой на электрическом стуле, я могу жить спокойно. Для двоих там места не хватит. Джозефина обратилась к аудитории:

– У вас есть вопросы к Майку? «Интересно, она завивает волосы? – подумала я. – И если да, то зачем?» Никто не отозвался.

– Хорошо, – вздохнула Джозефина. – Тогда я сама спрошу. Вы – старший в семье, где было двенадцать детей?

– Да, – громко подтвердил Майк.

– И ваш отец умер, когда вам было пятнадцать?

– Да.

– Наверно, было трудно?

– Мы справлялись.

– Как?

– Много работали, – уродливое лицо Майка словно окаменело.

– Обрабатывали землю?

– Да.

– Держали скот?

– Чтобы пахать.

Я никак не могла догадаться, куда она клонит.

– Работали целый день?

– Вставали затемно, а работали и после захода солнца, – почти с гордостью ответил Майк. – Семь дней в неделю, и никаких выходных.

– Весьма похвально, – негромко одобрила Джозефина. – Все так и шло, пока ваше пьянство не вышло из-под контроля, и вы не исчезли на неделю, и работа не встала.

– Но… – начал было Майк.

– Здесь была ваша жена, – перебила его Джозефина. – Так что мы уже все об этом знаем. И вы прекрасно знаете, что мы знаем.

И она пошла дальше. Она терзала его все утро. Она пыталась заставить его признать, что ему доставляло удовольствие делать из своей семьи слаженную трудовую бригаду, что он был так занят этим, что даже отца своего не оплакал.

– Да нет же, нет! – раздражался Майк. – Просто все должно было вертеться, иначе мы бы умерли с голоду.

– Но почему именно вы должны были этим заниматься?

– Я был старший, – с болью в голосе пробормотал он. – Я отвечал за все.

– А как же ваша мать? – спросила Джозефина.

– Моя бедная мать, – выдавил Майк, – я не мог ее волновать.

– Почему?

– Я очень забочусь о своей матери, – сказал Майк таким тоном, что Джозефине должно было бы стать стыдно за свой вопрос.

– Да, – спокойно произнесла она. – У вас к женщинам особенное отношение, не правда ли? Они для вас делятся только на две категории: либо святая – либо шлюха.

– А-а…

– Ну что ж, мы еще к этому вернемся. Несмотря на допрос с пристрастием, он ни в чем не сознался.

После ланча мне опять повезло, потому что на манеже была Мисти. Я радовалась вдвойне. Любая ее неприятность была мне на руку. Унижают ее – значит, я не унижена.

А я, похоже, легко отделалась. Вряд ли они станут возвращаться к отзыву теперь, когда я уже так давно здесь. Если не считать той беседы о моем детстве, нельзя сказать, что Джозефина уделила мне много внимания. А ведь осталось всего пять дней до моего ухода. У них только пять дней на то, чтобы убедить меня, что у меня все-таки есть проблемы с наркотиками. Честно говоря, шансы у них невелики.

Держа все это в голове, можно было от души наслаждаться тем, как Джозефина размазывает Мисти по стенке, не опасаясь, что чуть позже такая же участь постигнет и меня.

И она ее размазала! Джозефина подозревала, что последний рецидив Мисти – не более, чем рекламный трюк. Мисти яростно отрицала это:

– Это вовсе не для моей новой книги «Слезы перед отбоем»! Я здесь не для того, чтобы сделать рекламу моей новой книге «Слезы перед отбоем»!

Она выглядела такой нежной, хрупкой, красивой.

– Честное слово, нет! – ее большие глаза умоляли: «Только поймите меня правильно!»

Меня чуть не стошнило. Остальные пристыженно молчали. «Идиоты! – подумала я злобно. – Даже не понимают, что ими манипулируют».

– Вы очень ошибаетесь, – протестовала Мисти, заставив свою нижнюю губу задрожать.

Опять стыдливое молчанье. Джозефина. прищурившись, смотрела на Мисти.

– И вообще, я сейчас собираю материал для своей следующей книги, – напоследок добавила Мисти.

Молчание из стыдливого превратилось в потрясенное, а потом на нее посыпался град вопросов.

– А я в ней буду? – заинтересованно спросил Джон Джоуи.

– А я? – тревожно поинтересовалась Чаки. – Надеюсь, ты изменишь мне имя?

– И мне, – подхватил ее Нейл.

– А я буду главным героем, ладно? – заявил Майк. – Тем парнем, которому достанется девчонка.

– А как насчет меня? – начал Кларенс.

– Прекратите! – взревела Джозефина. Умница! Ну-ка покажи ей, где раки зимуют!

Жаль, что Крис не видит. Ему не помешало бы посмотреть, какое упрямое и недалекое существо – эта Мисти. Хотя что-то я сомневалась, что Крису так уж интересно, какой у нее характер.

– Вы уже во второй раз в этом реабилитационном центре! – бушевала Джозефина. – Когда вы начнете принимать это всерьез? Господи боже мой, поймите наконец, что вы и вправду алкоголичка!

– Конечно, я алкоголичка, – спокойно ответила Мисти. – Я ведь писательница!

– Кем вы себя возомнили? – выплюнула Джозефина ей в лицо, – Эрнестом Хемингуэем?

Я просияла. Вот это класс! Потом Джозефина разнесла Мисти в клочки за ее кокетство.

– Вы намеренно и неприкрыто провоцируете большинство мужчин здесь, в центре. Я хотела бы понять, почему.

Мисти не шла на контакт, и Джозефина позволяла себе все больше и больше. Хороший выдался денек! Когда я уже собиралась выпорхнуть из комнаты, предвкушая большое чаепитие, Джозефина схватила меня за рукав. За какую-то секунду мое расслабленное, радостное настроение улетучилось, и меня парализовал ужас.

– Завтра, – сказала Джозефина.

«О, нет! – завопил мой мозг. Нет! Неужели завтра – день оглашения отзыва? Как же глупо с моей стороны было думать, что удастся этого избежать!»

– Завтра, – повторила Джозефина – Мне казалось, что надо предупредить вас…

Я едва удерживалась от слез.

– Чтобы вы успели морально подготовиться…

Мысли о самоубийстве раскрылись подобно нежным бутончикам ранней весной и подняли свои головки.

– Завтра придут ваши родители, как Значимые Заинтересованные Другие.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переварить это. Я была так зациклена на Люке и всех тех ужасах, которые он мог написать обо мне, что некоторое время вообще не могла сообразить, кто это такие, родители. Родители? Разве у меня есть родители? Но какое они имеют отношение к Люку?

– А-а, да, хорошо, – сказала я Джозефине и отправилась в столовую, постепенно привыкая к тому, что она мне сказала.

«Ничего, – подумала я, – это не катастрофа, это не самое худшее, ведь они почти ничего обо мне не знают». И все же, я испугалась. Мне нужно было позвонить маме и папе и выяснить, что они собираются говорить.

Я обратилась к врачу-консультанту, маленькой и складной Барри Грант, которая то и дело мелькала среди пациентов. Когда я спросила ее, нельзя ли мне позвонить, она жалостливо протянула:

– Щас, тока… чай.

Она указала мне на чашку, что стояла у нее перед носом, и я ее поняла. Я ерзала и волновалась. Наконец она допила свой чай и повела меня в приемное отделение. Там я с удивлением увидела Майка. Он ошивался около стола барышни, напоминавшей шампанское.

Интересно, она для него кто: святая или шлюха?

– Такая красивая девушка как вы! – соловьем разливался Майк. – Да вы их всех в гробу видали…

«Шлюха!» – догадалась я.

– Эй! – окрысилась на него Барри. – Опять тут? Я вам задам!

Майк отскочил на несколько шагов.

– Ну, счастливо, увидимся, – поспешно попрощался он с девицей и юркнул за дверь.

– Держитесь-ка подальше от девушек! – прокричала Барри ему вслед. – А вы не приваживайте его! – рявкнула она на девицу. – Вы на работе и должны вести себя, как профессионал. – Ну, идите сюда! – грубовато крикнула она, чтобы и мне заодно дать понять, кто здесь хозяин. – Какой номер?

К телефону подошел папа.

– Ранчо Уолш, – ответил он.

– Привет, папа, – сказала я. – Ну, как спектакли? Запах гримерки, овации?

Я решила, что будет разумно сделать вид, что мы друзья. Может быть, они тогда хорошо со мной обойдутся завтра.

– Огромный успех, – ответил он. – А ты как?

– Ну, не то чтобы успех, и не то чтобы огромный… Что это я слышала, будто вы с мамой завтра будете здесь, у нас?

Я услышала, как отец судорожно вдохнул, как будто кто его душил.

– Я позову маму, – пискнул он, и трубка шмякнулась на стол.

Дальше пошли бесконечные перешептывания, видимо, папа вводил маму в курс дела, и каждый пытался все свалить на другого.

– Шепотом, шепотом, шепотом! – увещевала мама.

– Хорошо, шепотом, шепотом!

– Так давай же, это ваши, женские дела! Я по голосу слышала, что мама в панике.

– Что я ей скажу? – прошипела она отцу.

– Просто скажи правду, – прошипел в ответ папа.

– Сам скажи, – прошипела в ответ мама.

Тогда папа прошипел:

– Ты мать, это твое дело сказать…

Должно быть, папа наконец пригрозил маме урезать деньги на хозяйство, потому что она все-таки взяла трубку и слабым срывающимся голосом заявила:

– Ты знаешь, он замучил меня своей чертовой Оклахомой! А еще, ты не поверишь, знаешь, что он теперь заказывает мне на обед? Овсяные лепешки! К чаю! Я у него спрашиваю, что это такое. Он говорит, это ковбойская еда. А по-моему, это то, что можно найти на полу в птичьей клетке, если ее долго не чистить…

Когда мне наконец удалось вставить пару слов, она, испытывая явную неловкость, подтвердила, что да, они с папой завтра приедут, чтобы смешать меня с дерьмом. Мне просто не верилось. Да, конечно, я в реабилитационном центре, и здесь такое случается, но ведь не со мной же! Я ведь не то, что другие. И это вовсе не упрямое неприятие наркоманки. Просто я, и правда, не такая, как другие!

– Что ж, приезжайте, если надо, – вздохнула я, – Но лучше бы вам меня особенно не поливать грязью, а то мало ли что я могу выкинуть.

Как только я произнесла эту фразу, Барри Грант потянулась за ручкой.

– Мы вовсе не собираемся поливать тебя грязью, – голос мамы еще больше задрожал. – Но мы ведь должны будем ответить на вопросы этой женщины.

Именно этого-то я и боялась.

– Возможно, и все-таки, поливать меня не стоит… – я и сама чувствовала, что говорю сейчас, как тринадцатилетняя девочка. – Вы приезжаете утром или днем? – спросила я.

– Днем.

Это было лучше, потому что если бы они приехали утром, у них были все шансы остаться на весь день.

– Рейчел, дорогая, – похоже было, что мама собирается заплакать. – Мы вовсе не намерены «топить» тебя. Мы только хотим помочь.

– Хорошо, – сухо сказала я.

– Все о'кей? – спросила Барри Грант, сверля меня своими глазками-буравчиками.

Я кивнула. Да, все было о'кей. Ситуация – под контролем.

Всего четыре дня, напомнила я себе. Какая теперь разница?