Каникулы Рейчел

64

Я понимала, что это неправильно. Я сильно подозревала, что даже не нравлюсь ему. Но я была настроена сделать это.

Не стоило. Это был кошмарный секс: уже через три секунды мы оба поняли, что произошла ужасная ошибка. Но когда ты уже придавлена к матрасу рычащим от возбуждения мужчиной, поздновато просить извинения и уходить. Неприлично смотреть на часы и бормотать, что у твоей соседки по квартире нет ключа. Остается дотерпеть до конца и выдержать все это с улыбкой. Стиснуть зубы и – вперед.

Не успели мы даже раздеться, что само по себе оказалось тяжелым испытанием, как вся страсть куда-то улетучилась. Я знала, я просто чувствовала, что не возбуждаю его. Я буквально носом чуяла, что он в панике.

И он меня тоже не возбуждал. Все было не так, все неправильно. К тому же, оказалось, что Крис непозволительно мал ростом. Что бы я теперь ни испытывала к Люку, бесполезно было отрицать, что он обладал прекрасным телом. Крис проигрывал по всем статьям. Да-да, по всем.

Но мы оба были слишком хорошо воспитаны, чтобы взять и прекратить все это. Это было все равно что плотно пообедать дома, а потом зайти в гости к подруге, которая, оказывается, приготовила специально для тебя обед из восьми блюд. И ты просто обязана съесть его, даже если чувствуешь, что от следующей ложки тебя стошнит.

Ощущая себя жалкой и ненужной, я смотрела, как он управляется с презервативом. Согласитесь: взрослый человек, который добросовестно натягивает на свой член тонкую пленку, производит впечатление сумасшедшего, если только ты в этот момент не одурманена безумной страстью. А потом мы оба приступили к исполнению своих ролей. Покусывание сосков, и все такое прочее, и все это нехотя, но тщательно скрывая свое нежелание. И, наконец, он вскарабкался на меня для заключительной фазы процесса.

Было что-то ужасно неправильное в том, что в меня проникает пенис, не принадлежащий Люку! Но, по крайней мере, процесс пошел, и, значит, конец близок. Увы, я ошиблась. Это длилось целую вечность. Да кончит ли он когда-нибудь, господи боже мой! Я неустанно молилась об этом, пока он подпрыгивал на мне. О том, чтобы кончить самой, и речи не было, но я старательно притворялась, думая, что если он сдерживается, чтобы дождаться меня, то теперь поторопится и наконец доведет дело до логического завершения. Но он все продолжал долбить в одну точку. Мне уже стало больно. Так и до мозолей недалеко.

Потом мне пришло в голову, что, может быть, он один из тех мужчин, которые считают, что не удовлетворили женщину, если она не кончила несколько раз подряд. Тогда я изобразила оргазм еще несколько раз, чтобы поторопить его.

Но он все продолжал. Долго, долго, пока наконец не остановился… Но не с глубоким стоном, несколькими судорогами и выражением лица, как будто его только что ударили в солнечное сплетение. Нет, он просто постепенно прекратил движения, потому что состояние его члена свидетельствовало о полной неудаче.

– Прости, Рейчел, – пробормотал он, не глядя на меня.

– Ничего, – тихо ответила я, тоже избегая смотреть на него.

Я бы, конечно, ушла, но уж очень не хотелось просить его проводить меня. Кроме того, его машину угнали, а на такси у меня денег не было.

Он стащил презерватив и выбросил его в корзину для бумаг – уф-ф! – потом погасил свет и повернулся ко мне спиной. Я ничего другого и не ждала. Мы-то с Люком обычно засыпали обнявшись, с тоской вспомнила я.

Вот негодяй!

Лежа в темноте, я вдруг поняла, что проголодалась. Надо было все-таки съесть те бобы. Теперь поздно.

Спала я ужасно, прерывисто и поверхностно. И проснулась утром, в половине седьмого, с невыносимым чувством полного провала. Я мрачно оделась, взяла сумочку и пошла к двери.

Уже у самой двери я вдруг заколебалась, подумав, что больше у меня в жизни нет ничего и никого. Тогда, порывшись в сумочке, я нашла ручку, написала на клочке бумаги свой номер телефона и положила к нему на подушку. Я не стала, как тогда с Люком, комкать бумагу в шарик, бросать его в мусорную корзину и говорить: «Вот. Это избавит тебя от лишних хлопот». Потому что в данном случае это было бы правдой.

– Я тебе позвоню, – сонно пробормотал Крис. Разумеется, он не позвонил.

Я теперь жила без наркотиков, но в остальном моя жизнь ничуть не изменилась. Я стояла на автобусной остановке, и люди, глядя на мой вечерний наряд, усмехались. Кроме одного мальчика-подростка, который взялся за меня всерьез: уселся в автобусе сзади меня и нашептывал: «Трусики. А я вижу твои трусики». Он бормотал это так тихо, что поначалу я думала, что мне это только кажется. Я хотела пересесть, но побоялась, что все опять обратят на меня внимание.

Когда я выходила из автобуса, водитель подмигнул мне и сказал:

– Придется объясняться с мамой!

Я сделала вид, что не обратила внимания, ступила на тротуар, пообещав себе не поднимать глаз, ни за что не поднимать глаз, не смотреть на окна отъезжающего автобуса. И все же инстинктивно посмотрела. Конечно же, мальчишка продолжал пялиться на меня. Я быстро отвела взгляд, но по его жестам успела понять, что он еще оттянется сегодня, вспоминая встречу со мной. Я пошла домой. У меня было чувство, что я вывалялась в грязи. «Ну что ж, хоть кому-то я нравлюсь», – с горечью подумала я, идя от остановки к дому.

Мама встретила меня так, что я сразу вспомнила, почему когда-то уехала из дома. С дико расширенными глазами, в ночной рубашке. Она истошно вопила:

– Где, черт подери, тебя носило? Я уже хотела звонить в полицию!

– Я ночевала у миссис Хатчинсон.

Я решила, что если назову это «ночевать у миссис Хатчинсон», все будет выглядеть гораздо приличнее, чем если я скажу: «Я переспала с Крисом, но у нас ничего не получилось, у него проблемы с эрекцией».

– Я была у миссис Хатчинсон и вернулась бы домой, но у них угнали машину, и пришлось звонить в страховую компанию, и все это заняло столько времени…

Я быстро-быстро говорила, пытаясь этой историей про угнанную машину отвлечь от себя мамин гнев.

– Филомена и Тед Хатчинсоны сейчас на Тенерифе, – зашипела она. – Ты была там наедине с их сыном!

– Именно так, мама! – вызывающе произнесла я. Я устала от всего этого. В конце концов, я взрослый человек.

И тут она разошлась. Она пыталась ударить меня, кинула в меня расческой, садилась на стул и тут же снова вскакивала, орала – и все это одновременно.

– Шлюха! – вопила она. – Ни стыда ни совести! А он-то! Женатый человек. А его трое детей? О них, конечно, ты не подумала?

Вероятно, по моему лицу было видно, как я поражена, потому что она взвизгнула:

– Ах, ты даже не знала? Что же ты за дура такая! Проклятая эгоистичная дура, которая всегда все делает через задницу! – ее лицо побагровело, она тяжело дышала. Я похолодела от ужаса.

– Держу пари, ты также не знаешь, за что его вышвырнули из Клойстерса в первый раз! Потому что его застали с замужней женщиной, в ванной! И еще… Сказать, что меня бесит больше всего?

– Нет, – попросила я. Но она все равно сказала.

– Мало того, что ты сделала меня посмешищем с этой своей наркоманией. Так теперь еще и это! Ты всегда была эгоистичной дрянью, и я не забыла, как ты съела пасхальное яйцо бедной Маргарет. Ты все это делаешь мне назло…

Я бросилась вон из комнаты, взбежала по лестнице, а она снизу, из ванной, кричала мне вслед:

– Эгоистичная, мерзкая девчонка! Можешь убираться! И обратно не возвращайся. Собирайся и проваливай. Я лично испытаю огромное облегчение. Не хочу тебя больше видеть. Ты меня измучила…

Меня трясло. Я всегда ненавидела ссоры и пасовала перед яростью мамы. Но на этот раз ее презрение ко мне привело меня в ужас. Конечно, я давно подозревала, что сильно разочаровала ее, но это так больно – получить столь явное подтверждение своим подозрениям. Не говоря уже о том, что она сообщила мне о Крисе. Мне не верилось. Так значит, он женат! И у него трое детей! Он явно не живет со своей женой, но от этого не легче.

Я все не могла смириться с тем, что настолько его не возбуждаю, что он даже кончить не смог. Его равнодушие уже само по себе расстроило меня, но в сочетании с гневным презрением матери – это было больше, чем я могла вынести.

Теперь я точно знала, что буду делать дальше. Сначала – переодеться. А потом – просить милостыню, воровать, занимать – что угодно, лишь бы раздобыть много денег, накупить чертову кучу наркотиков, заглотить их и… почувствовать себя лучше.

Ворвавшись к себе в комнату, я захлопнула дверь, чтобы не слышать маминых истерических воплей. Занавески были задернуты, а в моей постели кто-то спал. И даже не один, а двое. Хелен и Анна. Опять!

«Почему в этом доме никто никогда не спит в своей собственной постели!» – устало подумала я. И почему Хелен и Анна спят вместе? Они же друг друга терпеть не могут. Обе крепко спали, свернувшись, как двое котят, нежные и милые, с разметавшимися по подушкам длинными черными волосами. Их роскошные ресницы отбрасывали тени на гладкие смуглые щечки.

Я включила свет, и тут же поднялся недовольный рев.

– Ч-черт! – одна из них села в кровати. – Я же сплю!

– Выключи ты этот чертов свет! – простонала другая.

– Нет уж, – сказала я. – Это моя комната и мне нужно собрать вещи.

– Свинство, – пробормотала Хелен, вылезла из постели и принялась рыться у себя в сумочке.

– Ты вообще как? – озабоченно спросила меня Анна.

– Прекрасно, – коротко отозвалась я.

– Вот, – сказала Хелен, вручая Анне темные очки. – Надень, и давай спать дальше.

Сама Хелен тоже надела очки, и они снова легли. Так и лежали в постели в черных очках.

– Ну, – лениво спросила Хелен. – Трахнул тебя тот парень?

– Да, – дрожащим голосом ответила я, – и нет.

Хелен приподняла бровь:

– И да и нет? У него что, не стоит?

Я отмахнулась, жалея, что вообще ответила. Мне не хотелось обсуждать это.

– Осмелюсь напомнить тебе, – не отставала Хелен, – что анальное проникновение тоже считается половым актом.

– Спасибо, Хелен.

– Так у вас было?

– Что?

– Анальное проникновение.

– Нет.

– Тебе что, так не нравится?

– Да нет, я ничего не имею против. Вообще-то я никогда не пробовала, но никогда не призналась бы в этом своей младшей сестре. Это я должна была бы рассказывать ей о таких вещах, а не наоборот.

– Еще бы, – проворковала она.