Карл Либкнехт

II. МОЛОДЫЕ ГОДЫ КАРЛА ЛИБКНЕХТА

КАРЛ ЛИБКНЕХТ родился 13 августа 1871 г. в Лейпциге. Он был, таким образом, всего на один год моложе В. И. Ленина. То, что Ленину — в смысле морального влияния — дал старший брат Александр, погибший за дело народа на царской виселице, — то Карлу Либкнехту дал пример отца. Карл Радек, очень хорошо знавший Карла Либкнехта лично, со всеми его слабыми и сильными сторонами, совершенно прав, когда говорит, что Карла Либкнехта нельзя понять, не зная его отца Вильгельма Либкнехта, «этого единственного человека в истории германской социал-демократии, в душе которого 48-й год зажег революционное пламя, не угасшее в нем до самого конца его жизни»…

В первом браке Вильгельм Либкнехт был женат на Эрнестине Ландольт, дочери смотрителя тюрьмы во Фрейбурге, где в 1849 г., совсем еще молодым человеком, содержался наш солдат революции. Со своей будущей женой В. Либкнехт познакомился во время свиданий, которые давались ему на квартире смотрителя тюрьмы, и во время прогулок во дворе тюрьмы. Девушке было тогда всего 1 5 лет. Вскоре молодые люди друг друга полюбили. Когда Либкнехта освободили из тюрьмы, Эрнестина хотела последовать за ним. Либкнехт просит ее остаться у родных еще некоторое время, чтобы переждать революционную грозу. Так и порешили. Молодые люди дали друг другу слово. Они соединятся, как только хоть немного прояснится политическая погода. Подождать пришлось целых семь лет. Только в 1856 г. Либкнехт получает возможность выписать свою невесту в Лондон. Там они вступают в брак. Семья Маркса принимает особенно близкое участие в этом событии. Поженившись, чета Либкнехтов ведет тяжелую эмигрантскую жизнь, полную забот и лишений. В Лондоне у них родился первый сын Рихард. Он умер двух лет. Затем — дочь Алиса, ставшая впоследствии женой Бруно Гейгера. К Эрнестине подкрадывается болезнь. Лондонские туманы вредны для ее хрупкого здоровья. Болезнь подкашивает ее все больше. Храбро связавши свою жизнь с жизнью революционера-изгнанника, она мужественно переносит все тяготы эмигрантской жизни и, не теряя духа, борется с недугом. Страстно любящий ее Либкнехт с горечью видит, как падают ее силы. Вскоре после возвращения Либкнехта из эмиграции Эрнестина умирает.

В июле 1868 г. Вильгельм Либкнехт вступает во второй брак. Он женится на Наталье Рей из Дармштадта, своей дальней родственнице, состоявшей в родстве с пастором Вейдигом, о котором говорилось выше. Наталья Либкнехт была женщиной передового образа мыслей, с серьезным образованием и талантом писательницы. С ней прожил В. Либкнехт до самой своей смерти. Она разделила все тяжести и радости жизни этого великого борца и бурной натуры и оказала очень благотворное влияние |на своих детей. От этого брака у Вильгельма Либкнехта родилось пять сыновей. Вторым из них был Карл.

К моменту появления на свет сына Карла В. Либкнехт с семьей проживал, в Лейпциге, в небольшом ветхом домишке отдаленного квартала. В 1870–1871 гг. при первых выступлениях В. Либкнехта против войны «патриотическая» буржуазная молодежь, натравленная политическими противниками, не раз выбивала стекла в его квартире, устраивала около нее кошачьи концерты и т. п. В течение некоторого времени лейпцигским рабочим пришлось держать постоянные патрули около квартиры своего вождя. В очередях иногда дежурили по 20 человек и более. Нередко дело доходило до маленьких сражений.

Мальчику Карлу не было еще и года, когда Либкнехт-отец был приговорен к двум годам крепости за свою интернационалистскую агитацию во время франко-прусской войны. В Саксонии не оказалось подходящей крепости. Либкнехт вместе с Бебелем посажены бы;и поэтому в исправительную тюрьму в Губертусбурге, близ Лейпцига. Раз в три недели семьи «преступников» могли посещать арестованных. Таким образом случилось, что Карл Либкнехт в первый раз перешагнул через порог тюрьмы, когда ему было всего год с небольшим. Спустя некоторое время тюремный режим для политических заключенных несколько смягчился. Бебелю и Либкнехту позволили по несколько часов в день работать с лопатой в руках в ограде тюремного сада. Постепенно «арестанты» завели по особой грядке для каждого из своих ребят. В том числе была грядка и для Карла.

Исключительный закон против социалистов разразился над головой семьи Либкнехт, когда Карлу было 7 лет. Эту пору Карл помнит уже отлично. Материальное положение семьи, и без того крайне незавидное, теперь пошатнулось еще больше. Легальная партийная печать закрылась. Сотрудничество отца в одной американской газете давало лишь ничтожные ресурсы. Лейпцигское пепелище пришлось бросить из-за высылки отца. Семья выросла. В Борсдорфе (см. 1-ю глазу) удалось кое-как продержаться только благодаря поддержке рабочих. Семилетний Карл видел, как по ночам к отцу приходили с поручениями люди и уходили, заметая свои следы, как в соседнем трактирчике с кучей предосторожностей устраивались под разными видами небольшие совещания. Мальчик сам невольно втягивался в элементарную «конспирацию», знал, что отца надо предупредить, когда поблизости показываются полицейские, знал, что некоторые бумаги лучше сжигать, знал, что богатые против отца, а рабочие и бедняки за него, что самые ненавистные и отвратительные люди — это шпионы, и т. п. В то же время мальчик принимал деятельное участие в экспедициях за дровами, ягодами, грибами и т. п., игравших большую роль в «провиантировании» семьи, вместе с другими мальчиками его возраста много гулял в лесу, купался в речке, ловил перепелов, рыбачил и т. п. Через много лет в письме к жене из окопов в 1915 г. Карл пишет: «В моей памяти неотступно стоит Борсдорф и наша тогдашняя близость к природе, которую мы видели не во время «гулянья», не как «дачники» — только издалека, беспечно, как посторонний объект». Детские впечатления времен Борсдорфа запомнились Карлу крепко.

Дети Вильгельма Либкнехта посещали школу попрежнему в Лейпциге, ибо в Борсдорфе хороших школ не было. Ездить надо было почти каждый день. Это было трудно, да и стоило денег. В школе детям Вильгельма Либкнехта, в том числе и Карлу, приходилось терпеть всевозможные преследования. Имя Либкнехта было уже тогда самым ненавистным для германской буржуазии именем. «Человек без отечества» пользовался дурной славой и у многих наиболее тупых и ограниченных «образованных» мещан. Травля детей Либкнехта в школе велась больше именно на почве защиты «патриотизма». Уже мальчиком Карл умел показывать зубы своим гонителям. Он проявлял большую стойкость и независимость уже в самой ранней юности. В школе у него было несколько школьных товарищей, с которыми он крепко дружил. С ними он сохранил, к слову сказать, прочные личные связи и в зрелом возрасте. По отношению же к тем, кто, поддакивая наихудшим из учителей, участвовал в травле, — Карл держался гордо и независимо. «В юности, — вспоминает впоследствии Карл, — и мне пришлось испытать много политических нападок и в школе и в других местах, но я переносил их с гордостью, презрением и состраданием; и это отношение меня укрепило и возвысило» (письмо к жене из тюрьмы от 11 мая 1918 г.).

Дело сложилось так, что в школе Карл только учился; воспитывался же он дома. Именно дома мальчик закалялся против врагов и гонителей в школе. Родители Либкнехты совершенно сознательно и планомерно воспитывали своих детей в полном равнодушии ко всякой личной собственности. Как ни бедно было в доме, дети привыкли делиться последним с ребятами еще победнее.

Как чувствовал себя Карл подростком в 14–15 лет, это хорошо изображено у него в одном отрывке письма, написанного из каюр ж — ной тюрьмы в 1917 г. и адресованного к его собственному сыну-подростку. «Не думай, что я не понимаю тебя и твоего теперешнего состояния: почки раскрываются, природа оживает, рвется наружу, переливается через край, ищет себе выхода и, зарождая в душе смутное предчувствие счастья, вместе с тем угнетает и мучит; человек чувствует, что громадная задача не по плечу его силам. Пробираясь ощупью из мрака к свету, погружаешься все глубже в тьму — пока не поймешь относительность всякого человеческого знания»…

Книги для детей с самого раннего их возраста тщательным образом подбирал сам отец. Он внимательно руководил чтением своего Карла едва ли не с первой книжечки, прочитанной мальчиком.

Систематически воспитывал отец в Карле любовь к природе и к естественным наукам. Дарвина и Геккеля Карл проштудировал под личным руководством отца. Глубокий и живой интерес к естественным наукам Карл сохранил на всю свою жизнь. Уже в молодости он много и внимательно читал в этой области, делал выписки, отметки в прочитанных книгах и т. п. Юношей Карл Либкнехт начал изучать по инициативе отца и политическую экономию. И опять этим чтением внимательно руководит Вильгельм Либкнехт. Отец привил Карлу глубокую любовь и к классикам древности. Прэтьг и философы древности остались любимыми авторами Карла на всю его дальнейшую жизнь и доставили много отрадных минут Карлу Либкнехту и в самой тяжелой обстановке каторжной тюрьмы. В одном из тюремных писем Карла Либкнехта к его сыну (от 1917 г.) содержится следующая чудесная страничка, показывающая, какие впечатления оставили в юном Карле эти авторы на всю его дальнейшую жизнь:

«Но впереди всех: Геродот, Ксенофонт, Фукидит, Демосфен и божественный Платон. Потом — Гомер. Вот те греки, которых мы читали. Корнелий Непот, Цезарь, Ливий, Саллюстий, Тацит, Овидий, Вергилий, Катул, Гораций — (вот римляне, которых мы читали.

«Возьми историю культуры, науки, искусства и литературы, — эти звезды сияют там. Они сверкают там уже многие века и будут блистать еще много тысячелетий… Если ты не познакомишься с ними теперь, го не узнаешь их никогда. Ты потеряешь бесконечно много на всю свою жизнь. Как мне было бы приятно иметь здесь при себе моего Вергилия, Горация, Гомера, Софокла, Платона. Как живо стоят передо мной многие оды Горация, — они приходят ко мне в длинные, томительные ночи и проводят со мной время, — и как был бы я счастлив, если бы имел в этой области познаний вдесятеро больше, чем Лессинг…»

Жить для других, жить для великой цели. Не падать духом и не бояться гонений. Чувствовать себя гражданином мира и сыном рабочего класса. Служить угнетенным и обездоленным. Любить революцию, освободительницу народов. Готовиться отдать свою жизнь за дело пролетариата и его революцию, за дело пересоздания общества, за социализм. Бороться против национализма и шовинизма. Быть хорошим товарищем, любить сынов своего класса и братьев по борьбе. Вот те простые, но и великие идеи, которые прививал Карлу его отец. В этом смысле Карл Либкнехт родился поистине под счастливой звездой — он получил все это «готовым». Самого отца все его современники рисуют как человека жизнерадостного, веселого, остроумного, с добрым сердцем, любящего жизнь, природу, детей, способного по-детски смеяться, горячо увлекаться, любящего народную песню, народную сказку, народный язык, крепкую шутку. Большинство этих черт характера отличали и Карла уже в его молодые годы.

В школе Карл усердно учился. Он любил шалить. Он всего меньше походил на благонравного пай-мальчика. Но к знанию у него была неутолимая жажда. Вспоминая впоследствии свои школьные годы, он делится этими воспоминаниями со своим собственным сыном, которому он говорит:

«Возможно, что тот или другой учитель — мало интересен (совсем как в университете, только, может быть, не в такой степени). Но деле не в самой школе. Школа — это те предметы, те науки, которые вы там изучаете. Это — история, география, математика; это — языки французский, английский и даже древне-еврейский. Это — немецкий язык, который открывает перед тобой самые далекие очертания неизмеримых горизонтов и делает твоими друзьями Гете, Шиллера, Лессинга, Гердера, Клопштока и др.

«Потом — греческий язык. Латынь. Разве это скучно? Языки — самые интересные продукты человеческого духа. Их изучение, их анатомия, анализ их строения, это — их грамматика, их синтаксис; совсем как анатомия живого тела. Разве ты не подозреваешь о том чудесном мире, в который вводит сравнительное языковедение? Я всегда так живо этим интересовался, что не понимаю, как можно говорить о скуке…»

В другом месте Карл Либкнехт вспоминает внешнюю обстановку, окружавшую его, когда он готовился к экзаменам. Она была проста и безыскусственна. «Спокойное местечко в доме (можно в крайнем случае в сарае или на конюшне) или на воздухе всегда найдется. Именно так я готовился ко всем моим экзаменам».

18 лет Карл Либкнехт окончил среднюю школу. Время между окончанием школы и поступлением в университет он описывает своей жене в следующих выражениях:

«В Мюнхене я пережил время, имевшее решающее влияние на всю мою жизнь. Это было в 1889 г., когда мне было восемнадцать лет; мой дух пробуждался, я дышал полной грудью, кипел восторгом бытия и горячо воспринимал все впечатления мира. Казалось, что на небосводе моего существования сверкала радуга. Пинакотеки заменяли мне неделями родину… Оттуда я впервые проехал в Верхнюю Баварию, побывав в Штарнберге, Кохеле, Бенедиктенвальде, Вальхензе, Герцогштанде, Партинкирхене, Гармише, Миттенвальде и Эйбзе, а еще позднее (1890 г.) — Цугшпитце, Гогсншвангау и Аммерзе».

Восторги восторгами. Но проблема университета все же стояла ребром. Возник вопрос: какой избрать факультет? Карл избрал юридический факультет. Он надеялся, что, ставши защитником, он сможет принести пользу рабочим и в этой области. Все его воспитание, весь строй его мыслей, пример всей жизни отца были таковы, чтЪ юноша знал: моя жизнь будет принадлежать рабочему классу, я должен больше всего учиться марксизму. Юридический же факультет пригодится как нечто подсобное. В университете Карл вступает в студенческий кружок, ставящий себе главной целью изучение экономических и социальных проблем. Он учится, много работает над собой н живет бодрой жизнью, отдавая дань всем простым удовольствиям жизни, которые ему доступны. Выпускной экзамен Карл сдавал в Вюрцбурге. «Я там не учился, а лишь держал экзамены и… немало проказничал» («Письма», русск. изд., 136). Окончив университет, Карл Либкнехт вступает в социал-демократическую партию.

Во главе германской социал-демократии тогда стояли А. Бебель и В. Либкнехт, которыми, в свою очередь, идейно руководил еще Фр. Энгельс. Тогда эта партия, конечно, непохожа была на то, чем стала германская с.-д. после победы в ней оппортунизма. Партия только что прошла через очистительное испытание исключительного закона против социалистов. Долгая полоса правительственных гонений произвела благодетельный «отсев», хотя и далеко не полный. Рабочее ядро партии закалилось в борьбе. Кампания против оппортунизма справа и «слева», проводившаяся в последнем счете по указаниям Энгельса, не могла не принести свои плоды. Бисмарк пал. Рабочая партия выходила на широкую дорогу.

Карл Либкнехт вступает в партию. Но он знает, что ему еще надо учиться и учиться — и прежде всего и больше всего учиться у рабочих. В собраниях он еще не выступает. Отец не советует с этим торопиться. «Выступай только тогда, когда ты накопишь знания и по-настоящему. будешь знать, о чем говорить. Нет ничего печальнее на свете, как образ поверхностного говоруна». Карл унаследовал от отца также ораторский талант и дарования трибуна. Он явно догадывался об этом и в годы ранней молодости. Но сдерживающее влияние отца оказывало свое действие, и он не торопился На трибуну.

В 1893–1894 гг. Карл Либкнехт отбывает военную службу вольноопределяющимся в саперном батальоне гвардейского полка в Потсдаме (впоследствии он еще два раза до войны отбывал военные занятия). Здесь он впервые знакомится поближе и на практике с милитаризмом, облеченным в плоть и кровь. Потсдам был тогда городом самой «блестящей» прусской военщины, наиболее близкой к «самому» Вильгельму II. Полк, в котором служил молодой Либкнехт, тоже принадлежал к числу наиболее «выдающихся». По методу наглядного обучения Карл Либкнехт получил здесь незаменимые уроки. Он увидел кусок прусского милитаризма «живьем», воочию — во всей его «красе». Здесь, в Потсдаме, в годы военной службы у него впервые возникла мысль посвятить себя делу организации систематической и планомерной борьбы против милитаризма, приковать к этой специальной задаче внимание рабочей партии и самому не пожалеть энергии и усилий на этом поприще.

Окончив срок военной службы, Карл Либкнехт, раньше, чем стать практикующим юристом, должен был еще пройти предварительный стаж в каком-либо крупном судебном учреждении. Это было дело нелегкое. Молодого революционера, да еще обладающего таким «сомнительным» родством и носящего такую ненавистную фамилию, ни одно «уважающее себя» судебное учреждение не хотело принимать. А между тем без этого Карл не мог начать практическую деятельность как защитник. После долгих поисков в небольшом местечке в Вестфалии удалось найти такое судебное учреждение, которое согласилось допустить Карла Либкнехта на практику. Только в 1899 г. вся эта полоса была закопчена. Карл Либкнехт получил диплом практикующего юриста. Отец его уже с момента падения исключительного закона против социалистов переселился в Берлин, где редактировал в это время центральный орган партии. Теперь и Карл мог окончательно поселиться в Берлине. Сюда звал его отец. Сюда влекло его, как в крупнейший политический центр страны.

Радек, знавший Карла Либкнехта в ранние годы последнего, пишет о нем: «Смельчак, человек хороший, как говорят поляки, и для выпивки, и для перестрелка, полный энергии, веселый, любимец рабочих, любимец женщин, всегда на ногах, всегда бодрый, полный планов. Не забуду никогда, как этот человек во время лейпцигского съезда германской социал-демократии в течение 6 дней после работ съезда, после вечерних массовых митингов, ночью, в продолжение всей недели «крутил» с нами, молодыми, до белого утра, сидел в кафе за стаканом вина, в красной фригийской шапке из бумаги — тогда в Лейпциге была известная лейпцигская ярмарка, — как, с испугом заломив руки, смотрел на него его серьезный брат Теодор. Во всяком своем жесте Карл Либкнехт был сыном своего отца — великого агитатора, великого живого человека, умевшего веселиться, как малое дитя».

Все эти годы Карл Либкнехт целиком находился под влиянием и под обаянием своего отца. Да это и не могло быть иначе. Ничего кроме чувства глубокой признательности не мог испытывать Карл к тому, кто дал ему «на дорогу» так бесконечно много. Отношение Карла к отцу хорошо рисуется в отрывке из письма, написанного Карлом через 17 лет после смерти Вильгельма Либкнехта. «Сегодня ночью, — писал Карл из тюрьмы 21 января 1917 г., — мне приснилась моя мать… Как относились и я, и все мы к нашим родителям, к нашей матери — этого словами не выразишь. Объяснить это можно многими причинами, в том числе перенесенными сообща страданиями и преследованиями. И, в самом деле, существует такая любовь, которая сильнее смерти и с которой смерть ничего не может поделать: мертвый продолжает жить в мыслях и чувствах тех, кто его пережил. Так было и с моими родителями: они только внешне отсутствуют для меня теперь, но и это выражение не точно». Все сколько-нибудь значительные события в ранней молодости Карла, в те годы, когда из^; него еще формировался боец, связаны с отцом. Даже прочтение тех или других книг связывается в голове Карла с воспоминаниями о нем же. Такие-то и такие-то книги «можно найти в книжном шкафу моего отца, стоящем теперь в моем кабинете». Такой-то и такой-то роман «я читал 25 лет тому назад, когда мой отец напечатал его в «Форвертсе». Такие замечания нередко встречаются в письмах Карла из тюрьмы. В личных же беседах — еще гораздо чаще.

Переселяясь в конце 90-х гг. в Берлин, молодой Карл Либкнехт был уже сложившимся человеком — по крайней мере, поскольку дело шло об основах миросозерцания. Теперь он пускался в широкое политическое плавание. Первые политические шаги он все еще делал цод дружеским руководством отца. Но Вильгельм Либкнехт доживал уже свои последние месяцы. В 1900 г. его не стало. Карл почувствовал, что теперь на него ложится еще большая ответственность. Он будет с честью носить фамилию Либкнехт. Он всю свою жизнь отдаст делу германского, делу международного пролетариата…