III. КАРЛ ЛИБКНЕХТ В РЯДАХ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ

…Нам надо вырвать армию из рук классового врага и сделать так, чтоб он не мог использовать ее как свой классовый инструмент ни во внутренней ни во внешней политике.

Карл Либкнехт в речи против Носке на Эссенском пар-тейтаге германской с.-д. в 1907 г.


…У кого в руках молодежь, у того в руках и армия.

Карл Либкнехт в 1907 г. в кн. «Милитаризм и антимилитаризм».


КАРЛ ЛИБКНЕХТ заканчивает учебу как раз на переломе от «бисмарковской» эпохи (1871–1890) к «вильтельмовской» эре (1890–1918). Его более или менее самостоятельная политическая деятельность начинается на переломе от XIX к XX веку. Начало его самостоятельной работы в рядах рабочего класса совпадает с началом собственно империалистской эпохи в развитии Германии.

Разумеется, указанные две эпохи не отделены друг от друга китайской стеной. Первая подготовляла вторую, вторая вытекала из первой. В эпоху Бисмарка, в особенности во вторую ее половину, империалистские моменты играли уже значительную роль; но собственно империалистский период в развитии германской империи начинается с 90-х гг. После поражения германского империализма в мировой войне влиятельные круги германской буржуазии и даже прусской военщины стали хаять «вильгельмовскую» эру и объясняли крушение германского империализма тем, что Германия в 90-х гг. отошла-де от традиций эпохи Бисмарка, забыла осторожность и бросилась в завоевательную политику очертя голову. Это похмелье буржуазии понятно. Но в действительности порывистая, бурно-стремительная политика экспансии, которую особенно с середины 90-х гг. олицетворял Вильгельм II, к этому времени уже больше выражала стремления германского капитала, нежели прежняя «осторожная» и лавирующая иностранная политика Бисмарка. В этом смысле победа «принципов» вильгельмовской эпохи над традициями эпохи Бисмарка не была, конечно, случайной и отнюдь не представляла собой просто результата борьбы лиц, темпераментов, отнюдь не определялась большей или меньшей дальновидностью того или иного дипломата и т. п. Дело совсем не в этом, а в том, что перед собственно-бисмарковским периодом истории в жизни Германии объективно стояли другие задачи.

В недавно опубликованных ИМЭЛ письмах Энгельса есть несколько совершенно замечательных писем, в сумме дающих гениальный очерк развития германского капитализма и германского рабочего движения в их первых стадиях. Мы имеем в виду письма Энгельса конца 1884 г. — к Бебелю и другим. Энгельс сравнивает тогдашнюю Германию с тогдашними Англией и Францией и приходит к выводу, что германское рабочее движение развивается более благоприятно именно вследствие того, что капиталистическое развитие Германии началось позже. «В Англии и Франции переход к крупной промышленности более или менее закончен… В Германии, напротив, крупная промышленность зародилась лишь в 1848 г… Промышленный переворот все еще продолжается». Более ранние политические или непосредственно-социалистические движения в Англии и Франции «потерпели поражение и оставили после себя скорее чувство уныния, нежели бодрости», ибо «буржуазное капиталистическое развитие оказалось сильнее, чем революционное противодействие». Здесь тоже движение подымется, но — «для нового возмущения против капиталистического производства потребовался бы новый, более мощный толчок — например, лишение Англии ее теперешнего господства на мировом рынке или какое-либо особое революционное событие во Франции». Не то — в Германии. «Успеху нашего дела особенно способствует именно промышленная отсталость Германии». Чтобы успешно конкурировать с капитализмом других стран, германскому капитализму приходится теперь особенно глубоко подымать своим плугом всю Германию. Чем больше он отстал, тем интенсивнее приходится ему теперь наверстывать потерянное. Германский капиталист «может теперь подарить всю нормальную прибавочную стоимость иностранному клиенту и только этим способом выдержать конкуренцию на мировом рынке, извлекая всю свою прибыль путем урезки нормальной заработной платы. При этом — полный переворот во всех жизненных условиях крупных центров, благодаря мощному развитию крупной промышленности». Вся Германия «втягивается в общественную революцию», «вся Германия революционизируется гораздо глубже, чем Англия или Франция». А в это же время «на долю именно немца Маркса» выпало теоретически переработать результаты всей истории английского и французского развития, вскрыть природу и конечную историческую судьбу капитализма «и тем самым дать германскому пролетариату такую программу, какой никогда не располагали его предшественники— англичане и французы».

«Более глубокий общественный переворот, с одной стороны, большая ясность в умах, с другой — вот тайна неудержимого роста германского рабочего движения», — так суммирует положение Энгельс в письме от 8 ноября 1884 г. (Архив Маркса и Энгельса, т. VI, 1933, стр. 283, 284).

После войны 1870—71 гг. развитие капитализма в Германии пошло значительно быстрее. Промышленный переворот «приведен в движение революцией 1848 г. с ее буржуазными достижениями (как бы слабы они ми были)». Затем промышленное развитие «в громадной степени ускорено, благодаря 1) устранению внутренних препятствий в 1866–1870 гг. и 2) французским миллиардам (имеется в виду контрибуция, полученная Германией от Франции после франко-прусской войны), которым в конце концов пришлось дать капиталистическое применение» (Энгельс — к Бебелю, там же, стр. 290).

С 80-х гг. рост германской промышленности приобретает уже совершенно необычайную интенсивность. Ряд технических открытий превратил огромные, до сих пор мало пригодные залежи лотарингской железной руды в превосходное сырье. Оно стало основанием для громадной сталелитейной промышленности. Машиностроение в течение 80-х и 90-х гг. начало приобретать гигантские размеры. Германия добывала железа в 1878 г. — около 5 млн. тонн, но уже в 1887 г, — 9 млн. тонн, в 1897 Г. — 15 млн. тонн (догнала Англию!), в 1907 г. — 27 млн. тонн, а в 1911 г. — 30 млн. тонн. Столь же быстро росли добыча угля, производство стали, химическая промышленность, сеть железных дорог и т. д. Германская промышленность и торговля стали выходить на международный рынок — в Англию, Рос сию, потом в Италию, Австрию, Испанию, на. Балканы, а в 90-х и 900-х гг. — также в Южную Америку, на Дальний Восток и в Африку. Быстро росло народонаселение Германии (ежегодный прирост — 800 тыс. человек). Количественный рост рабочих был огромен. В одних крупных предприятиях работало в 1882 г. — 5,7 млн. рабочих, в 1900 г. — 10 млн., в 1907 г. — 14,4 млн. рабочих. Вынужденная завоевывать внешние рынки, уже занятые другими, германская промышленность пробивала себе дорогу с помощью все более высокой техники и все большей концентрации капитала. Первые картели появились уже в 60-х гг.; в 1879 г. их было 14, в 1890 г. — 210, а в 1911 г. — 600. К (началу 900-х гг. начинается уже более быстрое сращивание централизованного банковского капитала с промышленным в форме финансового капитала. Картелированная промышленность требует протекционизма, высоких таможенных пошлин для устранения иностранных конкурентов. Одновременно прогрессирует и сельское хозяйство, получая новую техническую базу. Но в то же время число лиц, занятых в сельском хозяйстве, уменьшается в пользу промышленности. В 1882 г. число лиц (с семьями), занятых в сельском хозяйстве, было — 19¼ млн., а в промышленности—16 млн., в 1895 г. — 18½ 20¼ млн; в 1907 г. — 17½ и 261/3 млн. человек.

Иностранная политика Германии уже в 1871 г. вошла в новую полосу. Бисмарк не ограничился объединением Германии, а воспользовался победой прусских армией для того, чтобы навязать Франции грубо-аннексионистский (Эльзас-Лотарингия!) и грабительский (5 млрд, контрибуции!) мир. Что исход франко-прусской войны сближает Францию с царской Россией, что эта война чревата новой будущей грандиозных размеров войной, в которой по разным сторонам будут биться Германия и Россия, — об этом Маркс и Энгельс сказали сразу в 1871 г. и повторяли многажды. Об этом же открыто говорили в первом общегерманском рейхстаге Вильгельм Либкнехт и Август Бебель. 7 октября 1879 г. заключен был двойственный союз между Германией и Австрией. 20 мая 1882 г. после присоединения к нему Италии он превратился в тройственный союз. Открытое сближение между Францией и царской Россией началось в том же 1882 г. К 1893 г. окончательно сложился франко-русский союз, превратившийся затем в тройственное согласие.

Уже с начала 80-х гг. германский капитализм через своих идеологов и политиков ставит на очередь проблему создания своей '«колониальной империи». Своими важнейшими колониями в Африке Германия начинает обзаводиться в 80-х гг., используя то время, пока Англия отвлечена движением России к Афганистану, французскими успехами в Центральной Африке и некоторыми «домашними» делами (Ирландия). В 90-х гг. XIX века колониальные владения Германии составляли уже 3 с лишним миллиона кв. километров (с населением около.12 млн. туземцев, при 28 тыс. белого населения). Сами по себе эти колониальные владения Германии были очень не малы. Но вещи познаются в сравнении. Сравнивая «свои» колонии с колониями «соседей», германская буржуазия чувствует себя «обделенной». Ни по территориальной величине, ни по внутренней ценности германские колонии не выдерживали никакого сравнения ни с колониальными владениями Англии, ни даже с колониальными владениями Франции. Колониальные аппетиты германской буржуазии неизбежно должны были расти по мере того, как гигантски росла производственная и торговая мощь германского капитала. Общая годовая сумма внешней торговли Германии (ввоз плюс вывоз) еще в начале 80-х гг. XIX в. была равна приблизительно 5 млрд, марок; в 1891 г. — уже 7 млрд., в 1902 г. — 11 млрд., в 1907 г. — 17 млрд., в 1912 г. — 211/4 млрд, марок. Германский капитал не мог не мечтать о завоевании себе таких колоний и открытии себе таких рывков, которые действительно позволяли бы не только догнать и перегнать англо-французских империалистов, но и закрепить свою победу над ними «навсегда».

В период 1890–1904 гг. иностранная политика германского капитала прокладывает себе дороги в трех направлениях: 1) Африка, 2) Китай и 3) Ближний Восток (страны Турецкой империи). Дальнейшее «мирное проникновение» в Африку с начала 90-х гг. становится для Германии все более проблематичным, а воевать с Англией и Францией германский империализм еще не может. С тем большим рвением германская дипломатия устремляется в омут дальневосточных и ближневосточных дел. В 1897 г., после занятия царской Россией Порт-Артура, Германия захватывает бухту Киао-Чау в провинции Шаньдун. В 1900 г. во время боксерского восстания Вильгельм II хвастливо декламирует о «немецком предводительствовании войсками Европы» и в напутственной речи к «своим» войскам, отправляющимся в Китай, дает «бессмертный» лозунг: «Пощады не давать! Пленных не брать! Воюйте так, чтобы и через тысячу лет ни один китаец не посмел даже только косо взглянуть на немца!». Но завоеваний в Китае мало германскому империализму. Англия и Япония (да и Америка) ставят ему тут довольно тесные пределы. Более осуществимые «виды» открываются на Ближнем Востоке, где Германия начинает действовать особенно развязно после ослабления России в русско-японской войне.

В конце XIX в. Турция была равна 3 896 000 кв. км. и имела население в 383/4 млн. человек, т. е. занимала пространство в семь раз больше Германии. Турция была драгоценным рынком сырья и могла стать для Германии очень важным рынком сбыта и территорией вывоза капитала. Уже с 27 декабря 1899 г. могущественный германский сталелитейный концерн Георг Сименс заключил с турецким правительством договор о концессии на Багдадскую Железную дорогу. Англия, конечно, сразу увидела в этом угрозу «своим» владениям в Индии, но решила пока промолчать (война с бурами была не вполне закончена). Царская Россия, занятая подготовкой наступления на Дальний Восток, тоже пока промолчала. В 1899 г. немецкое Восточно-европейское телеграфное общество получило концессию на проведение линии Берлин — Бухарест — Константинополь. В 1905 г. линия дошла до Константинополя. Крупные немецкие капиталы были вложены в пароходные общества, которые должны были поддерживать связь между ближневосточными и германскими портами. Германский банк получил привилегию на производство нефтяных разведок в долине Тигра и Евфрата. Возникли немецкие банки в Палестине, Константинополе, Каире, Александрии и других местах. К началу XX века почти все главнейшие ж.-д. пути на Ближнем Востоке перешли из рук англичан и французов к немецкому капиталу. Инвестированный в одной Турции германский капитал составлял в начале XX века 978,1 млн. марок. Скоро Германия получила непосредственное влияние и на турецкую армию.

Рядом с этим идет строительство германского флота. В этом пункте молодой император Вильгельм II особенно «ярко» выражает стремления молодого германского империализма. В 1896 г. в речи Вильгельма, посвященной 25-летию существования Германской империи, открыто провозглашается идея создания могущественного германского флота с целью создания «попой расширенной Германии». Центральный орган английских империалистов «Times» тогда же берет быка за рога, ставя открыто вопрос: из каких же это неразделенных еще стран и территорий составится эта «новая расширенная Германия»? В 1897—98 гг. германский империализм делает решающий шаг: он принимает и начинает проводить в жизнь «большую судостроительную программу». За программой 1898 г. следует программа 1900 г. По этой программе флот должен быть удвоен одним ударом. Строится новых 38 линейных кораблей и 14 крупных крейсеров. Напряжение между империалистами Англии и Германии сразу начинает возрастать. В то же время Германская империя бешено вооружается не только на море, но и на суше. Расходы Германии на армию, флот и колониальные экспедиции составляли к началу XX века более 40 млн. фунтов стерлингов. В 1900 г. — 44,8 млн. фунтов стерлингов, в 1905 г. — 48,7 млн. фунтов стерлингов.

Такая внешняя политика германского империализма выросла из его внутренней политики и в то же время, в свою очередь, соответственно окрашивала эту последнюю. На рубеже XIX и XX веков прусский милитаризм распустился махровым цветком. Все эти крупнейшие события внутренней и внешней политики Германии ставили перед германским рабочим движением новые труднейшие проблемы.

На этом-то фоне начинается деятельность Карла Либкнехта в рядах германской социал-демократии.

* * *

В конце 1884 г., в разгар преследований германского рабочего движения, Энгельс писал о тогдашней германской социал-демократии: «А это ведь поистине великолепно! Впервые в истории крепко сплоченная рабочая партия выступает как настоящая политическая сила, развившаяся и выросшая в условиях жесточайших преследований, неудержимо завоевывая одну позицию за другой. Сила, свободная от всякого филистерства и шовинизма в самой филистерской и опьяненной победами стране Европы» (Архив Маркса и Энгельса, VI, 1933.283).

С падением исключительного закона против социалистов партия! быстро начинает расти вширь, и Энгельс сразу же отмечает то опасное обстоятельство, что вглубь она не растет, что теоретической. борьбы за революционный марксизм партия в должной мере не ведет, что проникновение в партию мелкобуржуазных элементов не встречает должного противодействия. На выборах в рейхстаг в 1890 сразу после падения исключительного закона партия получает 1 427 тыс. голосов (35 мандатов), в 1898 г. — уже 2107 тыс., в 1903 г. — 3 013 тыс., в 1907 г. — 3 250 тыс., в 1912 г. 41/4 млн. голосов. Число членов партии в 1905 г. — 384 327. Число членов с.-д. профсоюзов в 1891 г. — 277 тыс., в 1904 г. — 1 млн., в 1910 г. — 2 млн. и т. д. К партии приливает большая волна мелкобуржуазных попутчиков. К концу 90-х гг. XIX века, когда заканчивалась политическая работа Вильгельма Либкнехта и начиналась политическая работа его сына Карла Либкнехта, официальная германская социал-демократия под руководством Бебеля и Каутского еще давала отпор бернштейновскому ревизионизму, оппортунизму «практиков» вождей профсоюзов и т. п. Но борьба никогда не доводилась до конца и каждый раз на практике кончалась компромиссом, выгодным только оппортунистам. В самом этом «отпоре» заложено было зерно капитуляции перед оппортунизмом. Это была не та беспощадная, исходящая из основ определенного революционного миросозерцания борьба против оппортунизма, которую вели в свое время Маркс и Энгельс, затем Ленин, а теперь ведет Сталин. Это была больше словесная борьба. На деле буржуазному оппортунизму давали все глубже внедряться в рабочую партию и в конце концов он погубил ее.

В начале 900-х гг. оппортунистические грехи немецкой социал-демократии по оценке Ленина были еще «сравнительно небольшими». Если бы в Германии — как это было в России — уже с этого времени Начала складываться оформленная большевистская партия, — история Германии пошла бы по иному пути, и мы не имели бы теперь диктатуры фашистского зверья над этой страной многомиллионного рабочего класса.

Когда сменялось поколение Либкнехтов в германской социал-демократии, т. е. когда Вильгельма Либкнехта опускали в могилу и на политическую арену выходил его сын Карл, — германскому рабочему движению более всего нехватало непримиримых революционных марксистов, ленинцев, большевиков. Их не было еще в тогдашней Германии. Карл Либкнехт входил в германскую социал-демократию с теми же, в общем, настроениями, какие были у его отца. Он был горячо предан рабочему классу. Он отвергал бернштейнманство. Но этого для данной эпохи было уже крайне недостаточно. Что такое марксизм эпохи империализма и пролетарской революции, молодой Карл Либкнехт не понимал. А в эту именно перу оппортунизм все наглее поднимал голову, все систематичнее отравлял рабочее движение ядом буржуазных взглядов. Ленин (в статье «Марксизм и ревизионизм») уже прямо писал, что спор между революционным марксизмом и реформизмом будет решаться в гражданской войне, на баррикадах. В германской же социал-демократии даже лучшие люди, как Карл Либкнехт, были еще просто левыми c.-д., но не марксистами-ленинцами, не большевиками. В первых спорах Бебеля и Либкнехта против Бернштейна, в эпоху Парижского международного социалистического конгресса (1900 г.) Карл Либкнехт решительно настроен против правого крыла, резко осуждает не только Мильерана, но и Жореса. Одна из первых литературных работ Карла Либкнехта (вышла в 1900 г.) посвящена резкой критике книги Жореса, критике его реформистских иллюзий, в частности, в вопросах войны и мира, критике идеи «демократической» армии и т. п. Критика по адресу Жореса особенно знаменательна, ибо своими личными качествами именно? Корес в ту пору более всего мог подкупить молодого Карла Либкнехта. Жорес, как и сам Карл Либкнехт, был прежде. всего народным трибуном. Субъективная его преданность рабочему классу стояла вне всяких сомнений. Его искреннее желание сделать все, чтобы не допустить войны, в особенности войны между Германией и Францией, тоже не подлежало сомнению. Лично Жорес был обаятельный человек. Но его оппортунизм все же встретил отпор со стороны молодого Либкнехта.

И тем не менее было бы натяжкой сказать, что уже с самого начала XX века Карл Либкнехт занял в рядах социал-демократии последовательную революционно-марксистскую позицию и имел уже сколько-нибудь законченную линию борьбы против оппортунизма. Нет, этого не было. Более того. Правда требует сказать, что и до самой мировой войны Карл Либкнехт не был человеком строго оформленного направления внутри партии. До 1914 г. он был скорее всего «индивидуалом», отдельным вольным стрелком внутри партии, превосходным единичным экземпляром революционного социалиста, с прекрасными задатками пролетарского вождя, но — не вождем направления, не руководителем, собирающим вокруг себя единомышленников и умеющим показать теоретические корни борьбы направлений в тогда еще «единой» партии.

На практике же Карл Либкнехт и в эпоху 1900–1914 гг. зачастую великолепно умел нащупать самые больные места движения и с головой броситься в борьбу за то, что в данную стадию было самым важным, самым — необходимым, самым боевым делом. Парламентские шаблоны претили ему. С самого начала своей деятельности в рядах партии он ищет новых путей к массе. Его больше всего интересует то, что самым непосредственным образом задевает рабочего, его семью, жен и матерей рабочих. Под этим углом зрения приходится подойти к его выступлению в пользу движения за выход из церкви. С этой же точки зрения приходится оценить его горячую яростную борьбу против оппортунистов, пытавшихся отнять у первомайского праздника рабочих его революционную интернационалистскую сущность. Но особенно важны 1) его борьба за создание организаций молодежи и 2) его антимилитаристская агитация.

Карл Либкнехт не был теоретиком. Он не дал германскому и международному пролетариату теоретического анализа империализма, хотя его страна, Германия, в рассматриваемую эпоху (1900–1914) уже целиком вошла в империалистическую стадию развития. Отсюда и то, что Карл Либкнехт (и не он один) слишком долго сопротивлялся совершенно назревшей уже необходимости раскола старой с.-д. партии и создания своей особой, самостоятельной, до конца враждебной оппортунизму пролетарской партии, т. е. коммунистической партии, Связь между империализмом и оппортунизмом в рабочем движении для него выяснилась значительно позже. Но и в период 1900–1914 гг. Карл Либкнехт на практике концентрировал свое внимание как раз на некоторых из тех кардинальных вопросов, которые имели именно решающее значение для (борьбы против империализма. К числу таких вопросов безусловно относится борьба за создание организаций пролетарской молодежи и специальная кампания борьбы против милитаризма. Ощупью, но правильным чутьем Карл Либкнехт и в обстановке старой «единой» с.-д. партии подбирался к некоторым из самых коренных проблем империалистской эпохи.

* * *

Против милитаризма много писала и говорила в начале 900-х гг. и официальная германская социал-демократия. Против милитаризма в эпоху 1900–1914 гг. готовы были декламировать сколько угодно и все официальные вожди II Интернационала. Вместо понятия «империализм» все они предпочитали иметь дело с понятием «милитаризм». Ах, зачем злые капиталисты создают такие большие постоянные армии и строят дорого стоящие дредноуты! Ах, зачем это бешеное состязание в вооружениях, ложащееся такими чрезмерными налогами на плечи трудящихся! Ах, зачем так разгораются страсти в вопросах «колониальной политики» — разве нельзя было бы полюбовно разрешить такие споры! Ах, зачем во время стачек «вмешиваются не в свое дело» войска! Ах, зачем так грубо и надменно держит себя офицерство и, в частности, офицерство, олицетворяющее «наш» прусский милитаризм. «Мы» против войн и против «милитаризма», мы за третейские суды, разоружение, «культурную» колониальную политику, за «демократический контроль»…

В этом духе и в официальной германской социал-демократии были очень распространены ламентации против «милитаризма».

Карл Либкнехт и в самую раннюю полосу своей деятельности в рядах социал-демократии не так ставил вопрос о милитаризме. Его сил нехватило на то, чтобы дать законченную картину империалистской эпохи и осветить до конца задачи, встающие перед мировым — ив частности германским — пролетариатом в связи с надвигающейся империалистской войной. Однако он и в рядах «единой» социал-демократии ставил вопрос о борьбе против милитаризма не как добрый пацифист и тем более не Как с.-д. дипломат, заговаривающий зубы рабочим, а как пролетарский боец, как человек, до глубины души ненавидящий капиталистический строй, как сын своего класса, чувствующий, что на его класс надвигается великая беда и что бьет час, когда рабочий класс сможет повернуть штыки против своих поработителей.

В начале своей антимилитаристской деятельности Карл Либкнехт полагал, что встретит на этом пути поддержку своей партии или хотя бы ее большинства. Во всяком случае, со стороны лучшей части партийного руководства он не ожидал препятствий.

Это было еще то время, когда буржуазия видела в германской социал-демократии своего смертельного врага и особенно ненавидела ее за интернационалистскую пропаганду. В октябре 1892 т. уже ушедший в отставку Бисмарк в частной беседе с профессором Отто Кеммелем говорил о социал-демократии: «В Риме существовало aquae et signi interdictoi (лишение воды и огня), а в средние века человек, поставивший себя вне закона, назывался изгоем. Вот так же надо поступить с социал-демократией. У нее надо отнять избирательное право и все политические права вообще. Вопрос о социал-демократии есть военный вопрос. Социал-демократия стремится ныне — и с успехом — завоевать в свою среду унтер-офицеров. В Гамбурге уже — теперь добрая часть войска состоит из с.-д. Что же будет, если эти войска откажутся стрелять в своих отцов и братьев, как того требовал кайзер? Тогда у нас получится нечто вроде Парижской коммуны. Кайзер запуган. Когда я указывал ему на опасность социал-демократии, он отвечал мне, что не желает, чтобы его называли «картечным принцем», как называли его деда. Он не хочет-де в самом начале своего царствования «шлепать по щиколотку в крови». На это я возразил: «Ваше величество, если вы теперь уступите, то вам придется шлепать в крови уж не по щиколотку, а значительно выше».

Вот как оценивали германскую социал-демократию на рубеже между бисмарковской и вильгельмовской эпохой. Вот в каких выражениях говорили тогда между собою о ней самые крупные представители правящих слоев. Еще осенью 1906 г. генерал фон Эйхгорн ввел в систему солдатского обучения особые часы, посвящаемые опровержению учения социал-демократов, как «врагов отечества». Еще 21 января 1907 г. такой орган печати, как «Крестовая газета», заявлял, что «внутренний враг (социал-демократия) является более опасным, чем внешний, ибо он отравляет душу нашего народа и вырывает из наших рук оружие еще до того, как мы подымаем его». В своих антимилитаристских выступлениях Карл Либкнехт не раз впоследствии подчеркивал, что 5 февраля 1907 г. войскам берлинского гарнизона были розданы боевые патроны и ряд полков был приведен в полную боевую готовность — против с.-д. рабочих.

Ныне, после событий мировой войны и германской революции, представители правящих классов Германии пишут целые исследования о том, как именно руководящие слои германской социал-демократии в союзе с офицерским корпусом германских армий спасли капитализм. Таково, например, крупное — и по-своему довольно объективное — исследование немецкого майора фон Фолькмана «Марксизм и германское войско», утверждающего, что «умеренные с.-д. с помощью офицеров старой армии сломали натиск спартаковцев» (Фолькман, назв. книга, стр. 15). Такова позднейшая книга того же Фолькмана «Германия в вихре революции», заявляющего: «Офицеры императорской армии и вожди умеренной социал-демократии заключили союз против Москвы» (324). Таковы главы в книге Гитлера «Моя борьба», устанавливающего тот же факт.

В ту пору, когда Карл Либкнехт начинал свою антимилитаристскую агитацию, дело обстояло еще во многом иначе. Однако Карл Либкнехт ошибся, когда думал, что партийное руководство поможет ему в этом деле или, по крайней мере, не будет мешать. На партейтаге в Маннгейме (1906 г.) Карл Либкнехт во главе 114 товарищей, вместе с ним подписавших соответствующий проект резолюции, требовал, чтобы партия поставила на очередь организацию планомерной антимилитаристской работы. И что же? Предложение это было отклонено. И это несмотря на то, что в 1905–1906 гг. под влиянием русской революции 1905 г. и в Германии повеяло более свежим ветерком, а в германской социал-демократии обсуждался вопрос о всеобщей стачке, которая находила тогда у немцев немало сторонников. Конечно, отвергая антимилитаристскую работу, представители тогдашнего большинства германской социал-демократии спешили заверить, что они отнюдь не отвергают ее «в принципе», а лишь — как особую самостоятельную задачу. Конечно, они указывали на то, что вся работа с.-д. в делом «всегда проникнута» антимилитаристским духом, что общая пропаганда с.-д. идей «включает в себя» пропаганду против милитаризма. Конечно, они намекали, что «это делают, но об этом не говорят», ибо специальное подчеркивание антимилитаристской работы приведет-де к усиленным правительственным репрессиям. Этот последний довод особенно подчеркивал Август Бебель. Он пытался «урезонивать» Карла Либкнехта в частных разговорах. Ведь Бебель знал его еще ребенком. Бебель говорил Карлу, что нельзя играть с огнем, и всячески отговаривал его от «необдуманной затеи». Карл тоже привык относиться к Бебелю с любовью и уважением, но тут он уступить не мог и не уступил.

Однако и после Маннгейма Карл Либкнехт все еще продолжал оценивать положение вещей в верхах партии чересчур оптимистически. «Всеобщее признание основной мысли предложения 114-ти, отклоненного в Маннгейме, является только вопросом времени, и притом, невидимому, весьма недалекого времени», — писал К. Либкнехт в 1907 г. И прибавлял «для крепости» курсивом — «ведь это вменено в обязанность германской социал-демократии и известным, единогласно принятым постановлением интернационального социалистического конгресса 1900 года…»

* * *

За антимилитаристскую работу Карл Либкнехт практически взялся па собственный страх и риск уже с самого начала 900-х гг. В 1905 г. (конец марта) Карл Либкнехт печатает брошюру «Классовая борьба против войны». Вспоминая о ней впоследствии, он писал: «В этом диалектическом процессе, в Национальной классовой борьбе против войны осуществляется международная классовая борьба против войны». Таков смысл слов Жореса, которые я поставил эпиграфом к моей брошюре («Мой судебный процесс», русск. изд., стр. 13).

В связи с событиями 1905 г. в России Карл Либкнехт усиливает и свою специально-антимилитаристскую работу. В 1906 г. Карлу Либкнехту удалось раскрыть так наз. инцидент Шеи — Брскхузен. Он заключался в том, что комиссар берлинской уголовной полиции Шен склонял русского купца Брокхузена — под угрозой высылки из пределов Германии — выдать ему планы русских крепостей. Это тоже дало повод Карлу усилить антимилитаристскую агитацию внутри германского рабочего движения. Всю вторую половину 1906 г. Либкнехт работает над большой книгой, посвященной вопросам борьбы против милитаризма. Выпуск этой книги является крупнейшей вехой во всей его работе в рядах «единой» германской социал-демократии.

Эту книгу Либкнехт выпускает в феврале 1907 г., незадолго до Штутгартского международного социалистического конгресса. Она носит название «Милитаризм и антимилитаризм».

Книга эта необычайно наглядно отражает положение Карла Либкнехта в германской социал-демократии тогдашнего периода. И столь же наглядно отражает она незрелость марксистской мысли у самого Либкнехта. Впоследствии Карл Либкнехт поднялся гораздо выше того уровня, на котором стоит названное литературное произведение. Как трибун и боец Карл вообще был выше, нежели как писатель. Его дело несравненно выше его книг. Данная его книжка ярко отражает и сильные стороны тогдашней работы Карла Либкнехта в германской социал-демократии и слабые моменты в его собственной теоретико-политической ориентации.

В этой книге Карл Либкнехт ставит вопрос о милитаризме и антимилитаризме не «вообще», а — «в связи с рассмотрением интернационального движения рабочей молодежи». В этом — сильная сторона и его книжки и всей тогдашней его работы в рядах социал-демократии. Он понял, что ближайшему поколению рабочей молодежи предстоит на своей спине испытать, что такое милитаризм; он понял, что этому поколению рабочей молодежи предстоит пройти через ад кровопролитнейшей войны — и в этом была громадная заслуга Карла Либкнехта.

Движение рабочей молодежи, как самостоятельное движение, возникло в Германии значительно позднее, нежели в других европейских странах. Первая организация пролетарской молодежи в Германии возникла в 1903 г. в Оффенбахе на Майне (в Швейцарии же, например, уже в 1894—95 гг.). После нее возникли группы рабочей молодежи в Маннгейме, Людвисгафене и других городах. Вскоре образовался «Всегерманокий союз рабочей молодежи». Центр этой организации находился сначала в Маннгейме. Центральный орган молодежи «Юная гвардия» выходил там же. Ее первым редактором был Людвиг Франк, получивший впоследствии крупную, но печальную известность. В свои молодые годы он был «радикалом», т. е. примыкал к левым и боролся против ревизионистов. Редактором «Молодой гвардии» он был именно в эти свои годы. Затем он быстро «поумнел». Он стал лидером баденских и баварских ревизионистов, которые первыми осмелились голосовать в соответственных ландтагах за буржуазный бюджет в целом. За это их громил Бебель, называя их национал-либералами. Людвиг Франк на съезде партии, отвечая Бебелю, угрожал расколом партии. Бебель провел против баденцев строгую резолюцию. Но лично Франка он выделил, как человека, обладающего рядом выдающихся черт: личным мужеством, бескорыстием. Бебель говорил о нем, как о человеке, которого любил, который был его Вениамином и т. п. В 1914 г., в начале мировой войны, Людвиг Франк отправился добровольцем на фронт и был скоро убит. Из него социал-шовинисты пытались сделать тогда «своего Либкнехта». Они не переставали рисовать его молодежи, как героя, смело погибшего за свой убеждения, забывая только прибавить, что погиб-то этот «герой» за чужое дело и что убеждения-то его были социал-империалистские.

Две фигуры, два образа — Людвига Франка и Карла Либкнехта — невольно противопоставлялись друг другу в истории германской социал-демократии начала 900-х гг. Оба были еще молоды. Оба воспитаны были в недрах одной и той же партии, а на деле представляли два различных класса, два мира. Наш герой — Карл Либкнехт; «их» герой — Людвиг Франк. Один и в рамках партии, насквозь разъедаемой буржуазным ревизионизмом, представлял рабочий класс, представлял коммунистическое будущее; другой в рамках рабочей по основному своему составу партии на деле представлял буржуазию и круг идей социал-империализма. Один прокладывал дорогу международному социализму, другой расчищал путь для «отечественного» империализма.

И вот в движении германской пролетарской молодежи пути Людвига Франка и Карла Либкнехта тоже на один миг перекрестились. Пока Людвиг Франк сочувствовал марксистскому крылу партии, он много работал для союза молодежи. А когда он «сменил вехи», он вместе с ревизионистами стал бороться против движения молодежи. Задачу борьбы за это движение фактически взял теперь на себя Карл Либкнехт.

Борьба правого крыла германской с.-д. партии против движения молодежи, начавшаяся уже при первых значительных шагах этого движения, мало освещена в печати. А между тем, теперь, при ретроспективном взгляде на пройденный германской социал-демократией путь, ясно, что и в этом случае позиция правых (и бесхарактерность, проявленная будущим «центром») была чрезвычайно знаменательна. Она вытекала из того же источника, что и борьба махровых оппортунистов против первомайского праздника. То обстоятельство, что уже в начале 900-х гг. махровые профсоюзные бюрократы могли в отдельных местах Германии совершенно бесстыдно душить движение рабочей молодежи при самом его возникновении, — показывает, насколько силен был оппортунизм в германской с.-д. уже тогда.

В 1906 г. в Эрфурте основан был образовательный союз молодежи под именем «Пропаганда». Он вдохновлялся идеями и высказываниями Либкнехта-отца. Портрет Вильгельма Либкнехта красовался на членских книжках этой организации. Этой и аналогичным организациям молодежи Карл Либкнехт стал помогать всеми силами. В Берлине первый союз молодежи возник в 1904 г. По его примеру стали возникать такие же союзы во всей Пруссии. В 1906 г. весной созван был съезд союзов молодежи и основан «Союз рабочей молодежи в Германии». ЦК союза заседал в Берлине. Прусское законодательство запрещало всякую политическую деятельность таким организациям. Союзы поневоле занимались преимущественно образовательной работой. Связь их с с.-д. партией не была особенно оформленной. Отдельные с.-д. деятели из числа «взрослых» могли, если хотели, сказывать содействие движению молодежи. Среди таких с.-д. деятелей одно из первых мест и принадлежало Карлу Либкнехту.

В южной Германии законодательство допускало еще некоторую свободу политической деятельности для таких организаций и этим воспользовались южногерманские союзы молодежи. В 1907 г. в германском рейхстаге начался пересмотр законодательства о союзах; южная Германия была «уравнена» в бесправии со всей остальной Германией. Новый закон вступил в силу 15 мая 1908 г. Правительство и буржуазия отдавали себе ясный отчет в том, как опасно может стать для них революционное движение молодежи. Полиция строжайше применяла новый закон. Молодежь безжалостно удалялась с любого собрания, носившего сколько-нибудь политический характер. Доходило до карикатуры. С собраний строжайше удалялись трехлетние дети, пришедшие на собрание с отцом или с матерью.

Встал вопрос, какую же позицию займет официальная с.-д. партия. Вскоре она вынуждена была высказаться и высказалась открыто: а именно — за самороспуск организаций молодежи. В ежедневных с.-д. газетах и даже в научно-теоретическом журнале партии «Neue Zeit» появились статьи, доказывающие необходимость роспуска. Мотивировка исходила ив «практических» соображений. Не ст опт-де навлекать репрессий на неокрепшие организации молодежи. Партия сумеет в своей «общей работе» обеспечить правильное воспитание рабочей молодежи, а экономические интересы последней защитят профсоюзы. На худой конец можно создать чисто образовательные не-политические организации молодежи, а об остальном позаботится уже общепартийная организация. Ряд «практиков» и вместе с ними даже такой вождь, как Август Бебель, полагали, что интересы молодежи будут достаточно обеспечены и на таких путях. Аргументация была сугубо «практической» и повторяла в главном те же «доводы», какие приводились против специальной антимилитаристской работы. Зачем-де специальная организация молодежи и специальная отрасль антимилитаристской работы? Разве не ясно, что всякий уважающий себя с.-д. и без того сумеет воспитать своих детей в революционном духе— через семью, через общую с.-д. прессу? А специальные организации опасны-де в двух отношениях: они, во-первых, навлекают большие преследования на неокрепшую молодежь, а во-вторых, они могут оторваться от общепартийного руководства и попасть на ложный путь.

За эту постановку вопроса немедленно ухватились оппортунисты, особенно из числа профсоюзных бюрократов; их них же первый был небезызвестный Роберт Шмидт, вождь профсоюза металлистов. Состоявшийся в 1907 г. в Гамбурге общегерманский съезд профсоюзов высказался за роспуск союзов молодежи. При этом названный Роберт Шмидт произнес речь, отрывок из которой стоит здесь воспроизвести: «Наши организации молодежи создались по образу и подобию заграничных союзов молодежи и позаимствовали у последних как раз самое плохое. Они поддались романтике и, очертя голову, бросились в объятия антимилитаризма. Но не забудьте, что германский милитаризм гораздо строже, чем милитаризм любой другой страны, и он будет карать куда жестче, чем это делается за границей. Наша молодежь стала тут на самую опасную почву. Здесь ее не ждут успехи. Мы не должны молча смотреть, как молодежь расшибает свои лбы о стальные стены милитаризма. Когда изменятся экономические формы, милитаризм в его теперешней форме умрет сам собой. Не дело рабочей молодежи самой заниматься и вопросами безработицы, защиты труда молодежи, вопросами стачечной борьбы. Мы не допустим — тут вмешательства организаций молодежи, ибо это — задача профсоюзов… Насколько я слышал в ЦК партии, политическая организация не позволит организациям молодежи вмешиваться также в политические дела. На международной конференции молодежи в Штутгарте вы могли видеть, как молодежь «голосует» по всем важнейшим вопросам политики. Внешне это было очень эффектно, а по существу — гнетущее впечатление. «Сознательность в мировом масштабе», «носители великой идеи», — все это звучит гордо. Но мы должны сказать твердо: разрешать вопросы международных отношений дело не организаций молодежи, а дело политической партии». (Воспроизводим эту замечательную речь по книге воспоминаний В. Мюнценберга «Die dritte Front» 31, 32; автор, в свою очередь, воспроизводит текст этой, речи по тогдашнему «Форвертсу».)

Что может быть характернее для оппортунистов, чем этакая речь, произнесенная, не забудем этого, еще в 1907 г., когда вождями партии были не Вельсы и Нооке, а Бебель и Зингер, когда в рядах германской социал-демократии еще состояли и всегда могли выступить против таких речей Роза Люксембург и Карл Либкнехт.

И Карл Либкнехт вместе с некоторыми другими тогдашними работниками действительно выступил против уничтожения самостоятельности движения германской рабочей молодежи. Решение Гамбургского съезда профсоюзов вызвало взрыв возмущения со стороны организаций молодежи. Вдохновителем движения протеста был Карл Либкнехт. Орган молодежи «Рабочая молодежь» выступил с целой серией статей против душителей движения молодежи. В числе авторов этих статей был Карл Либкнехт; были также некоторые из будущих его друзей по группе «Спартак», как например Герман Дункер.

В том же году вопрос о союзах молодежи был поставлен в порядок дня с.-д. партийного съезда. Профсоюзные бюрократы пос должали вести демагогическую кампанию за роспуск союзов рабочей молодежи. Роберт Шмидт произносил на собраниях речи, в которых. говорил: «Вместо того, чтобы делать взносы по 10 пфеннигов в союз молодежи, пусть молодые ребята лучше покупают себе за эти деньги кусочек колбасы». И такие речи имели успех. Им аплодировали. Стенографические отчеты отмечают в этих местах «аплодисменты», «одобрение», «очень хорошо». Профсоюзное руководство, как во многих важных вопросах, оказало сильное давление на ЦК партии. Либкнехт и другие оказывали давление в прямо противоположном направлении. В результате партейтаг принял такое «Соломоново» решение:

«Партейтаг обязует все местные организации позаботиться о том, чтобы рабочая молодежь систематически воспитывалась в духе пролетарского миросозерцания.

«Для достижения этой цели необходимо организовывать доклады, доступные пониманию молодежи. В то же время организовывать всевозможные развлечения, поставить на должную высоту дело спорта и т. п.

«С этой целью на местах организуются специальные комиссии. Комиссии должны составляться из представителей местных организаций и профсоюзных объединений, с привлечением доверенных лиц от молодых рабочих и работниц. В каждой комиссии должна участвовать по крайней мере одна работница.

«Партейтаг поручает Форштанду партии (ЦК) приступить к изданию специального органа, посвященного просветительной работе среди молодых рабочих и работниц».

В виде уступки молодежи и той группе работников, которую возглавлял Карл Либкнехт, партейтаг принял следующее добавление:

«Принятую партейтагом резолюцию следует понимать, так, что партия не видит никаких препятствии к дальнейшему существованию местных организаций молодежи неполитического характера, которые могут сами вести свои дела по принципу самоуправления, однако, при участии в разрешении всех вопросов — местной партийной организации взрослых».

Решение съезда было таково, что борьба внутри партии вокруг движения молодежи неизбежно должна была продолжаться. Вместо ЦК союза молодежи после съезда создана была «Центральная комиссия для работы среди молодежи» при Форштанде партии. Часть местных организаций молодежи сдалась. На другие местные организации оппортунисты давили самыми безразборчивыми средствами, частенько вступая в прямую кооперацию с представителями полицейской власти, разгонявшей союзы молодежи за нарушение закона о коалициях. Карл Либкнехт стоял во главе всей борьбы лучшей части германских союзов молодежи за сохранение политических союзов пролетарской молодежи и за отвоевание известной самостоятельности этих союзов внутри рабочего движения. Через эту борьбу и в тесной связи с ней Карл Либкнехт постепенно втягивается во всю практическую работу международных организаций молодежи, входит в круг интересующих их в первую очередь принципиальных вопросов. К числу последних неизбежно принадлежит вопрос об отношении к войне. Именно через эти «ворота» Карл Либкнехт ближе всего практически подходит к тем проблемам, которые встанут на очередь в 1914 г. Мюнценберг передает речь Карла Либкнехта на собрании швейцарской молодежи, произнесенную в Цюрихе на велодроме 17 июля 1911 г. Карл Либкнехт говорил:

— Социализм обязан бороться против милитаризма, как против явления, задерживающего культурное развитие человечества. Какими же средствами должны мы бороться? Прежде всего нужно, чтобы сами штыки были просвещены, т. е. чтобы солдаты поняли действительную сущность милитаризма и результаты, к которым он ведет. Организации молодежи имеют громадное значение в этой работе. Пролетарской молодежи первой придется отдать свою жизнь за дело эгоистических интересов капитала. К ней мы и должны обратиться. Нет никакого сомнения: когда мы просветим молодежь, милитаризм неизбежно должен будет погибнуть, ибо тем самым мы подкопаемся под его фундамент. Индивидуальный отказ от военной службы или дезертирство нецелесообразны, ибо представляют собою лишь разрозненные действия. Надо, чтобы сама армия стала красной. И партия и профсоюзы должны оказать всемерное содействие движению молодежи. Давайте распространять классовое самосознание. Давайте помогать международному социализму» («Die dritte Front, стр. 88).

Это далеко еще не большевистская, далеко не коммунистическая речь. И то же самое приходится сказать о главной книге Карла Либкнехта за период его пребывания в рядах «единой» германской социал-демократии — об его сочинении «Милитаризм и антимилитаризм», к которому мы теперь должны вернуться.

Сильной стороной этой книги, как мы уже говорили, является то, что автор связывает самым крепким узлом вопрос об антимилитаристской агитации с вопросом о создании сильных и прочных организации пролетарской молодежи го всем мире. Отсюда и другая сильная сторона книги: Либкнехт тщательно и с величайшей любовью собирает все фактические сведения о формах организации антимилитаристском работы во всем мире, о конкретном построении организаций молодежи во всех странах, где такие организации существуют.

Но в теоретической и тактической части этого главного литературного произведения Карла Либкнехта за указанный период приходится констатировать много незрелости и неясности. Он отгораживается от оппортунизма, «разоруженческой» проповеди, которая ведется скандинавскими социалистами-антимилитаристами. Он полемизирует против эрвеизма и против анархизма. Но сравните только классическую оценку, скажем, эрвеизма, данную В. И. Лениным тоже в 1907 г., с оценкой, данной в книге К. Либкнехта в том же году. Сравните классическую критику лозунга разоружения у Ленина в его полемике против «скандинавов» с критикой по адресу тех же «скандинавов» в книге Карла Либкнехта! Сравните классическую постановку вопроса о «пораженчестве» у Ленина уже в 1904—05 гг., в связи с русско-японской войной, с совершенно еще робкими тенденциями в сторону пораженчества у Карла Либкнехта в его произведении от 1907 г.! Сравните изумительную, почти пророческую постановку вопроса о двух основных направлениях в международном рабочем движении в статье Ленина «Марксизм и ревизионизм» от 1908 г. с робкой и недодуманной до конца постановкой той же проблемы в разбираемом сочинении Карла Либкнехта от 1907 г.!

Главный недостаток разбираемой работы Карла Либкнехта: нет общего понимания империалистской эпохи, нет общей оценки империализма со всеми его основными тенденциями, нет ясной и закопченной оценки оппортунизма в тогдашнем международном рабочем движении. Отсюда то, что Карл Либкнехт смотрел слишком оптимистически на тогдашнее состояние германского рабочего движения и не допускал тогда и мысли о расколе германской с.-д. партии. Этим объясняется, что Либкнехт мог писать в этой книге: «Несомненно, что значительная часть германской армии уже стала красной. Достаточно только бросить беглый взгляд на партийную группировку германского народа» (ibid, 210). Этим объясняется то, что К. Либкнехт не ставил вопроса о германских оппортунистах так, как ставил Ленин, скажем, вопрос о русских меньшевиках.

Карл Либкнехт эмпирически видел, что по части интернационализма дела в германской с.-д. партии обстоят плохо. Поведение фракции рейхстага во время восстания гереро было в его глазах очень плохим симптомом, но — не более того. Это поведение К. Либкнехт в разбираемой книжке сравнивает с колебаниями в партии в начале франко-прусской войны. А между тем, на деле это было нечто гораздо худшее. Карл Либкнехт справедливо высмеивает в своей книге критерий «оборонительной» и «наступательной» войны в той постановке, какую давали в 1907 г. будущие вожди социал-шовинизма. Но своей законченной постановки вопроса он тоже не дает и не может дать, поскольку не дает анализа империалистской войны вообще. Карл Либкнехт ведет превосходную борьбу за создание союзов пролетарской молодежи для антимилитаристской работы и сражается с теми с.-д. вождями, которые выступают против этого. Но ясного понимания того, почему иные из этих вождей выступают против этого, у К. Либкнехта еще нет. Ему кажется, что вождей этих нетрудно еще будет переубедить. Он идет навстречу их мышлению, когда; например, пишет: «Учреждение для этой цели (антимилитаристской агитации) Центрального комитета является поэтому требованием необходимости уже хотя бы для того, чтобы обеспечить осмотрительное использование всех законных возможностей агитационной деятельности» bdii (,218).

И тем не менее, книга К. Либкнехта «Милитаризм и антимилитаризм» в те годы сыграла очень большую и вполне прогрессивную роль и стала настольной книгой для целого поколения молодых революционных рабочих Германии, и не одной Германии. Этим, пусть несовершенным, путем немалое количество рабочих впоследствии пришло к борьбе против социал-шовинистов. Антимилитаристская пропаганда должна широкой сетью покрыть всю страну. Пролетарская молодежь должна систематически проникаться классовым сознанием и ненавистью к милитаризму. Нужно вдохнуть юношеский энтузиазм в сердца молодых пролетариев, дабы они повели такую агитацию. Пролетарская молодежь принадлежит нам, принадлежит антимилитаризму. Если все выполнят свой долг, она должна, она будет принадлежать нам. У кого в руках молодежь, у того в руках армия», (ibid, 218). Этими словами заканчивал свою книгу Карл Либкнехт. В тогдашней обстановке эти слова были целым откровением, целой программой. Они звучали, как набатный призыв в застоявшейся атмосфере европейской буржуазной реакции. И эти слова не остались только словами. Карл Либкнехт и его друзья работали для подлинного воплощения их в жизнь.

* * *

Выше мы приглашали читателя посравнить некоторые законченные классические формулировки Ленина, освещающие те же проблемы, которыми интересовался Карл Либкнехт приблизительно в тот же период времени. Иной молодой читатель, пожалуй, спросит: да разве же Карл Либкнехт не знал того, что говорил и писал по этим вопросам Ленин? Да разве же это может быть? В том-то и дело, что не только может быть, но и было! В том-то и беда, в том-то и несчастье многих тогдашних революционеров за пределами России, что учение Ленина, а подчас и сам Ленин им в ту пору не были еще известны. А случиться с ними это могло потому, что эти революционеры находились тогда в слишком большой зависимости от идеи «единства во что бы то ни стало», слишком боялись самой мысли о расколе с оппортунистами, слишком замыкались в обстановке своего собственного национального рабочего движения и слишком мало интересовались перипетиями даже такой мировой важности события, как русская революция 1905 года.

Карл Либкнехт безусловно имел обширный круг международных связей и международных интересов. В целях изучения рабочего движения он побывал в Америке, не раз ездил во Францию, Бельгию, Англию, Скандинавские страны, Швейцарию. Он чрезвычайно интересовался также Россией, конечно. События 1905 г. были для него громадным торжеством. Но позиции большевиков в этой революции, их прогноза на дальнейшее он не знал и, во всяком случае, в ту пору не принимал. Мало того, слова из песни не выкинешь: в эпоху первой русской революции Карл Либкнехт сочувствовал меньшевикам.

Как это могло случиться?

Хорошо знавший его в ту пору Карл Радек объясняет это так.

«Он (Карл Либкнехт) долгое время сочувствовал меньшевикам, поскольку дело касалось русских отношений. Чувство потребности двигать массы вперед, необходимость цепляться за всякую неровность почвы, дабы продвигаться дальше, толкала Либкнехта к попыткам использования всех сил, которые по его мнению могли пригодиться; его жажда действия приводила его часто к тому, что он видел элементы действия там, где их не было».

В этом объяснении, вероятно, есть некоторая доля правды. Но от этого, конечно, ошибка не делалась меньшей. Беда Карла Либкнехта была в том, что и он в эту пору смотрел на русскую революцию через очки люксембургианства.

В тот исторический период русский меньшевизм мог (еще парадировать в тоге «классовой непримиримости», с одной стороны, собирателя «всех живых сил» страны против царизма, с другой. Для большинства европейских социалистов русское рабочее движение олицетворялось до 1905 г. больше всего Плехановым и Аксельродом. Вся русская информация вождей II Интернационала, его прессы, его организаций шла от вождей меньшевизма. Все старые авторитеты были на их стороне. Ведь и такой ясный ум, как Роза Люксембург, еще в 1903—04 гг. была на стороне (Меньшевиков. Русский большевизм еще только что вышел на международную арену, хотя вождь большевизма В. И. Ленин имел уже за собой работы, бессмертные по своему всемирно-историческому значению.

В вышеразобранной книге Карл Либкнехт останавливается и на России. Он характеризует ее как «азиатско-деспотическое государство». «Внутренним врагом царизма, — говорит Либкнехт, — является не только пролетариат, но кроме того огромная масса крестьянства и буржуазии и даже значительная часть дворянства. 99 % русских солдат до своему классовому положению являются заклятыми врагами царского деспотизма» (ibid, 45). И это пишется в 1907 году! После того как либеральная буржуазия вся повернула против революции, после возникновения контрреволюционного русского национал-либерализма! И это пишется после ленинских «Двух тактик» и «Победы кадетов»! В этой «сплошной» характеристике классовых сил в России слышатся отзвуки именно меньшевистских оценок. Гениальные же работы Ленина, увы, не были еще знакомы тогда даже такому революционеру, как Карл Либкнехт…

Перебирая страну за страной, дабы установить, насколько ведется там антимилитаристская работа, К. Либкнехт доходит и до России. И «что же мы у него читаем? «Здесь следует еще раз указать на то, что отношение офицеров к русской революции является совершенно иным, чем к рабочему движению, и что поэтому положительная точка зрения на возможность агитации среди офицерства, высказанная Плехановым в № 7 «Дневника социал-демократа», сама по себе является последовательной» (ibid, 170). И — только!

И тем не менее, Карл Либкнехт бесспорно принадлежал к числу тех европейских c.-д., на которых первая русская революция произвела огромное действие и которые сделали серьезные усилия, чтобы в связи с влиянием событий 1905 г. на массы во всей. Европе революционизировать рабочее движение и рабочую партию в собственной стране. Вместе с Розой Люксембург, Антоном Панекуком, Кларой Цеткин и другими Карл Либкнехт принимает энергичное участие в агитации за массовую забастовку. Вместе с ними /пытается он поставить на революционные рельсы борьбу против трехклассного избирательного права в Пруссии. Он примыкает к тем товарищам, которые в 1910 г. требуют усиления борьбы против юнкерства, вплоть до применения всеобщей забастовки. В этом вопросе он идет рука об руку с «лево-радикалами» против Карла Каутского, хотя во многих других вопросах о лево-радикальной группой не согласен. Последних он частенько упрекает в доктринерстве, получая взамен обвинение в «широком социализме»…

При всей незаконченности позиции Карла Либкнехта его роль в рядах германской социал-демократии, в годы до мировой воины, — почетная роль солдата революции. За свою брошюру «Милитаризм и антимилитаризм» он получил полтора года крепости и считал, что дешево отделался. Суд над Карлом Либкнехтом за эту брошюру состоялся 12 ноября 1907 г. Незадолго до этого он на Эссенском партейтаге скрестил шпагу с Густавом Носке, будущим организатором убийства Карла. Это было в сентябре 1907 г., непосредственно после знаменитого в истории II Интернационала международного социалистического конгресса в Штутгарте, где германские правые с.-д. впервые с полным бесстыдством сбросили маску при обсуждении вопроса о войне.

На партейтаге в Эссене Носке продолжал штутгартскую линию правых. Со страстной отповедью ему выступает Карл Либкнехт. «Носке заявляет и (подчеркивает, что социал-демократия отнюдь не требует уничтожения армий. Он не перестает твердить, что Германия обязательно должна сохранить свою боеспособность. Это занятие он мог бы предоставить господам милитаристам из «Воинского союза». Носке, поднялся на такую «высоту», что требовал сокращения личного состава военных оркестров в армии. Но и тут он (спешит оговориться, что поддерживает это грозное требование лишь постольку, поскольку оно не уменьшает боеспособности «нашей» армии. Одна страна в отдельности, божится он, не может помышлять о разоружении. В вопросе о наступательных войнах, клянется Носке, мы все — т. е. и военный министр Гогенцоллернов и немецкая социал-демократия — совершенно солидарны. Тут нет никакой разницы — между военным министром буржуазии и Носке. Но ведь это означает гнусно злоупотреблять термином: наступательная война. А возьмите конец речи Носке: «Мы желаем, — говорит он, — чтобы Германия была как можно более боеспособной». Так заканчивает речь социал-демократ! Ни одним словом он не подчеркивает классового характера партии. Ни одного звука о международной солидарности рабочих. Как будто в самом деле наши задачи кончаются у черно-бело-красных пограничных столбов гогенцоллерновской державы. Вся его речь — одно сплошное выражение ура-патриотизма… Неужели мы допустим, чтобы у нас забывали, что нам надо вырвать армию из рук классового врага и сделать так, чтоб он не мог, использовать ее как свой классовый инструмент ни во внутренней, ни во внешней политике».

Так говорил Карл Либкнехт. И ему внимала тогда лучшая часть германских рабочих…

После Эссекского партейтага Карл Либкнехт садится в тюрьму. Свои полтора года ему (приходится отбыть в крепости Глатц, в Силезии. Во время судебного разбирательства рабочие демонстрируют в честь Либкнехта у здания суда. Такая же демонстрация происходит и в дань отправки его в тюрьму. В начале 1909 г. (рабочие выбирают Карла Либкнехта депутатом тарусского ландтага, и тогда, весною 1909 г., его освобождают из крепости. Массы встречают его восторженной приветственной демонстрацией. Карл Либкнехт вновь с головой уходит в работу. Скоро он совершает поездку в Америку. Эта поездка, говорил он впоследствии, вытравила в нем последние остатки иллюзий в отношении буржуазной демократии. В этой стране доллара он увидел воочию, что означает слово «свобода» даже в самой передовой буржуазной республике.

В германский рейхстаг Карл Либкнехт избирается впервые в 1912 г. Там он тоже разворачивает в первую очередь кампанию против милитаризма. Уже летом 1912 г. Либкнехт в речи на берлинской с. — д конференции сказал, что в ближайшем будущем совершенно неизбежна чудовищная война, которая коснется по крайней мере половины культурного мира, если только международный пролетариат до этого не покончит с капитализмом. И опять этой речи с затаенным дыханием внимала лучшая часть германского пролетариата.

В рейхстаге Карл Либкнехт в 1913 г. выступает с нашумевшими разоблачениями Круппа, желая этим попасть не только в крупнейшего военного фабриканта, но и ударить по всей системе. Крупп вел мошенническую игру с продажей оружия, спекулировал и (наживался на военных поставках самым скандальным образом. Он снабжал своими «изделиями» не только «дорогое отечество», но и «исконных врагов» Германии, памятуя, что деньги не пахнут. Крупп имел связи в самых «высоких» кругах и пользовался «всеобщим» уважением «патриотов». Затронуть и разоблачить. Круппа означало попасть в самое сердце германского империализма. Карл Либкнехт собрал ценнейший материал и — выстрелил по Круппу. По всему свету прогремели разоблачения, которая сделал Карл Либкнехт относительно фирмы Круппа. Либкнехт с документами в руках доказал, что германский правительственный аппарат находится в руках у Круппа, что все тайны военного и морского ведомства лучше известны Круппу, чем самим министрам, что агенты пушечного короля не только принимают все меры, чтобы разжечь шовинистические чувства, но также и то, что германские металлургические короли охотно снабжают самым усовершенствованным вооружением как раз те страны, против которых Германия готовится итти в бой.

Напасть в то время на Круппа — это значило обрушиться на самую могучую силу германского милитаризма. Ведь Крупп — это не только гигантский завод в Эссене с 80 000 рабочих. Фирма Круппа — это сращение юнкерства с финансовым капиталом, династии королевской с династией буржуазной. Крупп — это олицетворение германского милитаризма, прусской реакции, гогенцоллерновского самодержавия. Разоблачения Либкнехта вывели на свежую воду грязные махинации германских властителей.

— Господа, — закончил Либкнехт свою речь в рейхстаге, — вы не заставите немецкий народ забыть грехи вашей внутренней политики тем, что вы толкаете народ во внешнеполитические конфликты и пытаетесь вызвать шовинистический угар. Мы позаботимся о том, чтобы память народа не притуплялась и чтобы ваши (преступления в области внутренней политики не были забыты. Мы будем звать народ' под наши знамена. Он соберется (под наше знамя для борьбы против двойного ига, господствующего в Пруссии и во всей Германии.

В мае 1914 г. Карл Либкнехт разоблачает в рейхстаге тот факт, что германские и австрийские ружейные фабриканты в 1913 г. продали Сербии 400 тыс. винтовок. За эти меткие разоблачения его особенно ненавидели враги. Уже перед самым началом мировой войны Карл Либкнехт, вопреки тогдашним парламентским традициям, был выдан злобствовавшим на него прусским ландтагом адвокатскому «суду чести» по обвинению в оскорблении… русского царя. И суд «чести» уже во время войны — в ноябре 1914 г. — вынес Либкнехту обвинительный приговор.

Так работал Карл Либкнехт в рядах германской социал-демократии до 4 августа 1914 г. Он не был в это время создателем особого направления в ней. Но он был честным бойцом. Каждое его выступление как бы озонировало всю атмосферу вокруг него. Каждое его выступление будило ум и совесть рабочих. Он был революционером с головы до ног-. Но ни одной революции он сам еще непосредственно не пережил. Он видел за эту эпоху только одну революцию — русскую. Да и ту — через очки тогдашних меньшевистских авторитетов, и через призму люксембургианства. Он всем нутром чуял, что надвигается неслыханная чудовищная мировая война, и как бы предчувствовал ту историческую роль, которую ему лично предстояло сыграть в ней. Из какого материала сделан Карл Либкнехт это должны были теперь доказать ближайшие годы…

Загрузка...