Карт-бланш для O.S.S. 117

ГЛАВА VI

Телефон зазвонил. Юбер протянул руку к прикроватной тумбочке и поднял ее. Он услышал, как низкий и гармоничный голос объявил:

— Слушает фрау Мариацелль.

Другой голос — не вчерашний — сказал по-немецки:

— Через час у подножия форта Кайбаи.

Это все. Хьюберт повесил трубку вслед за ней.

С облегчением. Наконец, он сдвинулся с мертвой точки. Весь день был проведен в ожидании. Женщина не выходила из комнаты, ей не подносили еду, ей не звонили по телефону.

Юбер посмотрел на часы. Одиннадцать часов. Таким образом, встреча была назначена на полночь.

Полночь — час преступления!

Он перевернулся на кровати, схватил черный бакелитовый ящик, перегруженный пуговицами, и нажал на тот, который был предназначен для Хакима. Через минуту он вошел:

«У нее назначена встреча в полночь у подножия форта Кайбаи», — сказал Хьюберт.

Хаким кивнул.

— Отлично, — заверил он.

И вышло. Юбер встал и начал одеваться. Рубашка с короткими рукавами и открытым воротом, в комплекте с голубым габардином — практически незаметным в темноте — мягкими и светлыми мокасинами, с нескользящей креповой подошвой. Он не взял никаких бумаг, только несколько египетских фунтов, крошечный, но эффективный фонарик, свою рогатку и полдюжины тринадцатимиллиметровых стальных шариков.

Он покинул свою квартиру, затем гостиницу и сел в «Форд», арендованный ему механиком на улице Му'аттем, на которую указал Баг. Этот механик, вероятно, была частью сети информаторов, которую Баг создавал в Александрии. Юбер не мог поклясться в этом, но был уверен, что этот бельгиец много знает об автомеханике. Он все еще мог видеть, как он поднимает капот с законной гордостью и холодно заявляет: — Этот Форд 1950 года изначально имел настоящий двигатель V8 мощностью 100 лошадиных сил. Вместо этого я поменял мотор на сто шестьдесят два верхнеклапанный от кадиллака V8. При этом автомобиль, который весит всего 1500 кг, превышает 180 километров в час. Когда он у вас в руках, вы наберете 100 километров в час за девять секунд и 130 за пятнадцать секунд. Просто помните, это так. На поворотах незабудьте, что у него на шестьдесят лошадиных сил больше, чем у серийного автомобиля… иначе он вам напомнит.

Юбер завел двигатель и начал медленно ехать. Пока не возникла острая необходимость, не было смысла показывать всем, что эта машина была усилена до смерти.

Он медленно прошел по набережной Царицы Назли к ее северному концу. С его новыми зданиями, площадями, пальмами, ультрасовременным освещением, великолепным видом на восточную гавань, великолепный проспект с таким же успехом мог быть расположен в Майами или на любом другом пляже Флориды. Гильберту казалось, что все главные порты мира удивительно похожи, будь то в Америке, Азии, Африке или Европе. Не нужно искать душу страны в порту. Есть только след космополитизма, всегда один и тот же. И ничего больше.

Он остановил машину на тротуаре в темном месте. Часы на приборной панели показывали половину двенадцатого. Он открутил светильник в салоне и снял лампочку, затем выключил освещение приборной панели.

Слева темная масса форта Ада выделялась на более светлом фоне звездного неба. Напротив узкая полоска земли в пятистах метрах вела к форту Кайбаи. С одной стороны, широкий. С другой стороны, спокойные воды заброшенного Восточного порта.

Примерно без десяти минут до полуночи небольшая машина британской марки подъехала к бульвару Султана Селима и въехала на пирс. Хьюберт увидел, как она исчезла в направлении форта Кайбаи.

Без пяти минут до полуночи такси проехало по той же полосе и остановилось на другой стороне проспекта. Вышла женщина. Она перешла дорогу и пошла пешком по дороге, проложенной пятью минутами ранее маленькой английской машиной. Она прошла метров в пятидесяти от Юбера, который мог различить только ее силуэт. Привлекательный силуэт.

Он дождался, пока такси уедет, и вышел в свою очередь. Гибкий, безмолвный, умело используя самые темные участки, он пошел по стопам Дамы…

Это случилось на полпути, ярдах за двести до старого форта. Ночью раздался женский крик, короткий крик о помощи, который быстро подавился.

Изо всех сил Юбер бросился вперед.

Их было полдюжины, которые двигались вокруг нее. Двое должны были держать ее, в то время как другие пытались раздеть ее.

Без предупреждения в толпу вошел Юбер. Страшным ударом по голове он нокаутировал первого попавшегося на его пути. Сразу перед ним возникла пустота. Удивленные нападением, пятеро оставшихся арабов отпустили женщину и отступили. Затем, подсчитав врага, они вернулись в яростную контратаку. В ночи сверкнула молния. Ножи были частью вечеринки.

Как тореадор, Юбер уклонился от первого быстрым шагом в сторону. Атакующий с треском растянулся. Юбер уравнял счет, прыгнув на него обеими ногами после второго уклонения. Потом добровольно стал отступать к краю набережной, метрах в десяти…

Женщина оставалась неподвижной там, где ее отпустили нападавшие, и ничего не сказала. Юбер крикнул на английском языке:

— Спасайся, милая! Машина в конце проспекта…

Молния. Он быстро наклонился. Нож прошел по нему. Он услышал плеск воды в гавани. Схватил араба за кафтан, исполнил классический пас дзюдо, отправил противника через плечо.

Всплеск! сильный, в гавани. Их осталось трое. Юбер сделал вид, что споткнулся, но упал на спину. Нападавший набросился на него с поднятым ножом. Он поднял его на подошвы и отправил присоединиться к предыдущему.

Неуверенность в двух оставшихся. Не договорившись, они убежали, как кролики. Встав, Юбер не стал их преследовать. Он подбежал к женщине, взял ее под руку и повел в сторону города.

— Давай, милая. Они могут вернуться с подкреплением…

Она позволила увести себя без единого слова, странно пассивная. Через тридцать секунд они оказались перед фордом. Юбер провел свою спутницу, обошел капот и проскользнул под руль. Разговаривал он по-прежнему по-английски:

— Простите, милая. Я не знаю, как получить прощение. Если бы я не опоздал, этого бы не случилось. Сначала поцелуй меня, чтобы ты не винил меня, а я объясню…

Он обнял ее, наклонился над ней, стал искать ее губы, нашел их… Она приняла поцелуй, не ответив. Затем, когда он выпрямился и нажал на стартер, она спросила красивым грудным голосом:

— Могу я теперь узнать, кто вы?

Он изящно симулировал удивление. Это был самый деликатный момент.

— Эй? — глупо сказал он.

Она осторожно повторила вопрос. Поэтому он вынул фонарик и осветил лицо женщины.

Красивое лицо, бледное, но улыбающееся. Великолепные пышные рыжие волосы; лоб широкий и высокий, немного округлый; большие глиняные голубые глаза, очень красный и хорошо очерченный рот, чувственный; белая шелковистая кожа; выступающие скулы; два изумруда в серьгах.

— Господин! Хьюберт застонал. — Я принял тебя за Дейзи!

Мягким, но уверенным жестом она взяла лампу из его руки и осветила его лицо.

— Ты тоже неплохой, — сказала она, немного посмеиваясь. Кто такая Дэйзи?

Он ответил, моргая.

— А… женщина.

— Я подозревала это.

— Больше ничего, уверяю вас. У меня была встреча в одиннадцать часов… Я немного опоздал.

— Немного!

Она потушила лампу и уверенно сказала:

— Ты хорошо целуешься.

— Дейзи тоже так говорит.

Он включил первую и осторожно переместил руку.

— Какого черта, — спросила молодая женщина, — вы встретились в этом зловещем месте?

Он выехал на бульваре Султана Селима, оставив позади форт Ада.

— Могу я вернуть вопрос?

Тишина. Наконец он ответил:

— Дэйзи замужем, и ее муж очень ревнует. Он меня везде ищет с бутылкой купороса в кармане…

Она сказала в свою очередь:

— «Он» тоже женат. Его жена тоже неистово завидует и тоже знает о существовании купороса…

«Она врёт почти так же хорошо, как и я», — подумал Хьюберт, глядя направо на залив Анфучи. Освещенный океанский лайнер проходил вдали от берега, направляясь на запад. Он спросил:

— Куда мне вас отвезти?

Она вскочила и сказала:

— Что? Это уже конченно?

Хихикнул и добавил, смеясь!

Верни меня к Сесилу. Здесь я живу… Вы знаете, где это?

Он изобразил большое удивление:

— Например! Если я знаю, где это? Я сам живу там! Квартира 105.

Ему казалось, что она затаила дыхание. Потом она спросила:

— С каких пор?

— Со вчерашнего вечера.

Она с облегчением сказала:

— А! Наверное, поэтому мы еще не встречались. Я занимаю 104.

Он повернул к концу бульвара, прошел мимо некрополя Анфучи и внезапно «понял»:

— Но!.. Мы соседи!

— У тебя медлительный ум!

Теперь они ехали по улице де ла Марин. Справа — бары, где работа продолжалась в центре внимания.

«Кстати, — сказал он, — мы даже не представились. Меня зовут Ганс Пресслер. Продаю пишкщие машинки. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы ответить:

— Немец?

— Да. Из Франкфурта.

— Вы замечательно говорите по-американски.

— Я был там в заключении три года.

Она сказала. — А! Меня зовут Вера Мариацелл. Я трачу деньги, оставленные мне покойным мужем…

— Если он тебе много оставил, должно быть, это будет довольно приятное занятие…

— Скорее да. Знаешь, мы можем говорить по-немецки, если тебе это нравится.

Он спросил по-немецки:

— Землячка?

— Нет. Австрийка.

— Мы соседи!

— Да, — сказала она нейтральным тоном. Я устала, мы можем пойти домой?

— Конечно!

Он быстро добрался до улицы Ибрагима Первого, которая, несмотря на поздний час, все еще была занята. Бульвар де Сёр. Place Méhémet Ali. Она волновалась:

— Мне непростительно. Я даже не спросила, не пострадали ли вы?

«Я уже потерял всю свою жизнь», — заверил он. Травма сердца. Ты сделала это со мной, не осознавая этого.

Она смеется:

— Не забывай Дейзи!

— Думаю, вот что произойдет.

Вы намного интереснее, и у вас нет ревнивого мужа с карманами, полными купороса.

Она не ответила. Они уже были на набережной Рейне Назли. Он спросил:

— Нам еще нужно тебя там ждать?

— Не верю. В любом случае это стало неактуальным. «Они» меня не защищали. Это ты…

— Как все хорошо! — он ликовал. Когда мы поженимся?

«Ты немного сумасшедший», — заметила она, когда машина остановилась перед Сесилом. Это меня немного меняет, мне надоели серьезные люди.

Они вошли в отель, вместе поднялись на лифте и вместе вошли в коридор, ведущий к их комнатам.

«Твоя спина вся в грязи, — сказала она, — а левый рукав порван.

— Просто спросите себя, в каком бы вы были состоянии, если бы я не вмешался.

— У меня нечего было украсть.

На ней не было ни сумки, ни украшений, за исключением изумрудов на ушах, которые, возможно, были поддельными.

— Они бы забрали вашу одежду, всю вашу одежду. Тогда они бы тебя изнасиловали. Все шесть по очереди.

Она вздрогнула.

— Молчи!

Затем остановился у своей двери.

— Спокойной ночи, — сказала она. И спасибо.

Он взял ее за плечи. Боже мой, как она была красива!

— Вы сказали, что я хорошо поцеловалась. Ты помнишь?

— Достаточно, чтобы не было необходимости начинать все сначала. Пожалуйста, Ганс.

Она оттолкнула его руки и открыла дверь.

— Что ты делаешь завтра?

Он угрюмо ответил!

— Я буду думать о тебе, уткнувшись носом в подушку.

— Ты глупый. Завтра днем ​​я собирался совершить экскурсию по арабскому городу. После сегодняшнего инцидента я предпочитаю ехать в сопровождении. В половине третьего, ты в порядке?

— Очень хорошо. Спокойной ночи…

Она улыбнулась ему, прежде чем замкнуться. Черт побери, она улыбалась! Он вошел в свой дом и позвал Хакима.

Молодой египтянин прибыл быстро. Юбер как раз успел снять габардиновый костюм, который действительно был в плачевном состоянии.

— Можешь оставить себе, — сказал Юбер. Для меня это уже не годится.

Глаза Хакима заблестели от волнения.

— Итак, герр доктор, вам понравилось?

— Это было прекрасно, — заверил Юбер. Тем не менее, один из твоих парней чуть не выколол мне глаз своим ножом. Скажи ему, чтобы он в следующий раз был осторожен… Надеюсь, никто не утонул?

— Нет, герр доктор, они плавают как рыбы!

Юбер пошел за бумажником и вынул десятифунтовую купюру.

— Это согласованная цена.

— Спасибо, герр доктор. Они ждут на соседней улице. Я сейчас пойду и заплачу…

— Давай, скажи им, что я счастлив.

— В вашем распоряжении, герр доктор.

Хаким сунул деньги под жилет и ушел. Хьюберт, насвистывая, направился к ванной. Очень доволен им…

ГЛАВА VII.

Занимаясь опасной работой, Юбер Бониссер де ля Батч de la Bath приобрел своего рода шестое чувство, экстрасенсорную способность восприятия, которая немедленно предупреждала его о малейшей опасности.

В то утро он не пересек границу арабского города в течение двух минут, и он был уверен, что его преследовали.

Он не оборачивался, старался ничего не менять в своем обычном темпе и просто изменил свой маршрут. Он никуда не торопился.

Таким образом, он бродил более получаса по лабиринту переулков Медины, отбивая тысячу просьб, оскорбляя нищих торговцев, сражаясь с маленькими арабскими мальчиками, цепкими, как мухи. Наконец он очутился перед огромной мечетью со стенами, оштукатуренными побелкой, подвалы которой были превращены в базар. Он спустился примерно по двадцати ступеням, ведущим к магазинам. Как он и надеялся, толпа была невероятно густой. Он протиснулся в закоулок, трижды повернул направо и оказался перед выходом. На некотором расстоянии в центральном переулке европеец изо всех сил пытался продвинуться вперед, высоко подняв голову над толпой. Большой пурпурный шрам пересекал его шею по горизонтали. Юбер быстро поднялся по лестнице и двинулся по наклонной дороге, ведущей прямо к восточному порту. Выйдя на Boulevard Saïd 1er, он взял такси и был доставлен в бухту Анфучи. Уверенный в том, что оторвался от своего последователя, он снова вошел в Медину через улицу Сиди Абу-эль-Аббас…

Грек был на пороге, когда Хьюберт увидел магазин. Он заметно побледнел, когда узнал это, но старался не показать, что узнал его. Юбер остановился перед ним и сказал:

— Покажи мне, что у тебя припасено, старый вор!

Минос Каллонид погладил свою бороду и широким движением руки поклонился.

— Если господин побеспокоится войти!

— Давай, старый шакал! — возразил Юбер, переступая порог.

Они пошли в заднюю комнату. Не теряя времени, Юбер приказал:

— Сегодня днем, в половине третьего, вы покажете брошь, на которой фараон сидит на корточках с крюком в руках…

— В Древнем Египте это определяющий знак царей.

— Если вы понимаете, о чем я?

— Очень хорошо. Настолько, что я отказываюсь. Я не хочу сесть в тюрьму…

Юбер вздохнул.

— Минос, ты дурак. Знаменитый дурак. Если ты не хочешь меня слушаться, тебя посадят в тюрьму. Если ты сделаешь то, что я тебе говорю, ты не пострадаешь…

— Ничто не заставляет меня верить тебе.

Юбер схватил его за бороду и потряс, как сливовое дерево.

— Да! Ты будешь подчиняться мне, или я тебя выпотрошу!

— Если так, Господи…

Юбер успокоился.

— Значит, вы выставите брошку на обозрение. Затем я прохожу с дамой, которая непременно соблазнится. Это то, что она ищет. Я куплю у тебя украшения для нее. Вы попросите десять фунтов. Я дам тебе пять. Вы их получите.

Лицо грека просветлело.

— Если то, что ты говоришь, правда, ты мне отец, Господи!

Юбер сплюнул между ног торговца.

— Дай бог мне никогда не произвести на свет такую ​​личинку!

И он вышел. Повседневный и достойный.

Вера, одетая в белый холст, украшенный коралловыми узорами, увенчанная большой коралловой соломкой, украшенной белой лентой, была просто очаровательна.

Время от времени, беспорядочно на восходящей дорожке, Юбер останавливался, чтобы лучше полюбоваться чистым изгибом шелковистой ноги, округлостью, напоминающей поясницу. У Веры немного не хватало грудей, на вкус Юбера, который любил их полные, но то немногое, что у нее было, должно было быть абсолютно твердым: очевидно, на ней не было бюстгальтера.

Они подошли к магазину грека около трех часов. Вера остановилась сама перед невероятной экспозицией, где бок о бок стояли панцири черепах и тарбуши, тапочки и керамические изделия, цветные камни и чучела скорпионов — коллекция съеденных мотыльками бабочек с более или менее обработанными оловянными украшениями.

Юбер сначала подумал, что грек ему не послушался, потом он обнаружил брошь между двумя туфлями, не слишком заметную. Минос пытался ограничить риск…

Вера сохранила безупречную естественность. Вдруг она сказала:

"Не могли бы вы, Ганс, пойти туда со мной?" Давно хотела купить брошку… Они вошли. Минос их приветствовал. Он был немного бледен, но достойно сыграл свою роль. По просьбе молодой женщины он показал несколько брошек. Вера не выглядела взволнованной.

— В окне я увидела ту, которая мне понравилась…

Минос подошел открыть окно. Они последовали за ним. Брошь была там, очень близко, на виду с той стороны. Вера по-прежнему не вздрагивала.

«Эта», — сказала она, указывая на нее.

Минос взял брошку. Торг начался. Но грек был не в хорошей форме. Он быстро сдался. Девушка открыла сумку, чтобы взять деньги. Хьюберт вмешался:

— Подождите! Пожалуйста. Хочу предложить вам…

Она энергично протестовала!

— Нет, Ганс! Особенно не то! Не брошь!

Он сделал вид, что сбит с толку.

— Ты права! Это был бы любопытный подарок дружбы… Ну, выбери что-нибудь другое, что угодно, украшение…

Она заплатила за скорпиона и обратила удивленный взор своих синих эмалевых глаз на Юбера;

— Ты правда хочешь?

— Действительно да.

Минос был занят. В мгновение ока прилавок оказался завален невероятным количеством более или менее приличных арабских украшений. Юбер отступил на шаг и через плечо женщины повелительно кивнул греку. Без энтузиазма он повернулся к окну и поднял украшение в виде стилизованного фараона…

— У меня все еще есть это…

Юбер расположился таким образом, что мог следить за реакцией Веры Мариацелл. У нее не было. Ее красивое лицо оставалось спокойным, длинные ресницы даже не дрожали.

«Хорошо», — признала она….

Она положила его на кусок ткани и остановила свой выбор на витом серебряном кольце, украшенном сердоликом, вырезанным из амфоры.

«Это пятьдесят фунтов», — объявил грек, сгибаясь вдвое.

— Недорого, — признал Юбер.

Он достал бумажник, вынул пять фунтовых купюр и положил их одну за другой перед купцом, считая:

— Десять, двадцать, тридцать сорок, пятьдесят.

— Но, — пробормотал грек. Это банкноты в один фунт, а не в десять!

Юбер впился в него взглядом.

— Какая нехватка воображения!

И с сожалением покачал головой.

Затем осторожно вытолкнул свою подругу из лавки. На улице красавица-австрийка не могла не рассмеяться вслух.

— Ты замечательный, Ганс! Я никогда больше ничего не куплю, не позволив тебе торговаться. Бедный парень был в ужасе!

«Они все воры, — сказал Хьюберт. Убедитесь, что это кольцо не стоило ему и десятой части того, что я ему дал…

— Я хочу вам верить…

Он подумал, почесывая затылок: «Ну вот, я шоколадный». Она не схватила наживку. Либо Гамиль рассказывал мне истории, либо она исключительно сильна в этой маленькой игре… "

— Спасибо, Ганс.

Он чуть не подпрыгнул.

— Почему?

— Посмотри на кольцо! Оно действительно очень красиво…

Крушение гидросамолета, пролетевшего низко над крышами, сделало ненужным искать ответ.

Хаким вошел, толкая Гамиля перед собой. Юбер не вставал со стула и ждал, пока закроются двери. Гамиль наложил тарбуч на шею и, приподняв кафтан, упал на мешок с фасолью. Он выглядел обеспокоенным. Хаким подошел, прислонившись спиной к стене, и прошептал:

— 104 только что уехала. Она взяла такси. Позже узнаю у водителя, где она была…

Юбер ничего не сказал. Он смотрел на Гамиля, который ерзал на пуфике, явно чувствуя себя неуютно. Наконец, он спросил обманчиво-дружелюбным тоном:

— Скажите, Гамиль, вы точно помните, что украли у дамы в 104?

Гамиль посмотрел на него невинным взглядом своих палевых глаз.

— Думаю, что да, герр доктор.

— Дайте мне предметы по очереди…

— Что ж, герр доктор…

Он проглотил слюну.

— Я… Там был мешок из сафьяна, в котором были мотки белого металла. А потом две пары обуви. Золотые часы с мелкими камешками-гранатами. Дорожный чемодан с бутылками внутри. А потом золотое украшение, которое женщины надевают на платья…

Юбер прервал его. Он вынул из кармана блокнот и нарисовал карандашом отличительный знак древних царей Египта, который показал мальчику, не говоря ни слова.

«Вот и все, — сказал Гамиль. Что это?

— Жемчужина. Совершенно верно.

— А ты уверен, что взял его из соседней комнаты?

— Конечно. Оно было в ящике стола… как этот.

Он указал на туалетный столик-трансформер, модель которого можно было найти в каждой комнате.

— Ничего страшного, — сказал Юбер, — ты мне больше не нужен.

Он посмотрел на Хакима.

— Хочешь задержаться на минутку?

— В вашем распоряжении, герр доктор.

Хаким пошел проводить Гамиля к черной лестнице и вернулся.

— Ты уверен, что ее нет дома?

— Да, герр доктор.

Юбер почесал за ухом.

— Герр доктор хочет навестить квартиру 104?

Юбер колебался:

— Нет, не думаю, что это могло мне что-нибудь принести. Как устроен номер?

— 104? В точности как этот.

Юбер почесал затылок.

— А! Я не знаю, как это сделать… Я уверен, что ее посетят. К сожалению, мы не можем постоянно следить за её дверью. Вы не можете отказаться от своей службы, и я не могу оставлять свою дверь открытой все время… Это подозрительно; не от меня… пока нет. Но малейшая ошибка…

Снова почесал за ухом:

— Видите ли, мне нужно, чтобы я мог отсюда следить за тем, что с ней творится…

Хаким понимающе кивнул, затем повернул его к стене, на другой стороне которой находился номер 104.

— Это не невозможно, герр доктор, но это будет дорого… Там, если бы меня поймали, я не только потерял бы место, но и попал бы в черный список профессии. Ни один отель не захотел бы нанять меня…

Юбер спросил совершенно нейтральным тоном:

— Было бы то же самое, я думаю, если бы мы знали, что вы помогаете своему брату проникать в комнаты, чтобы воровать?

Хаким заметно побледнел.

— Как вы хотите, чтобы мы узнали?

Юбер постарался не отвечать.

«Я думаю, это будет стоить пять фунтов», — задумчиво сказал он. Да, пять фунтов. Ни доллара больше.

Хаким какое-то время стоял неподвижно. Потом прошептал:

— В вашем распоряжении, герр доктор.

— Я спрашивал у вас информацию о клиенте 114.

— Его зовут Арнольд Бреннер, 45 лет. Он немец, но я думаю, у него есть трудовой договор в Египте. Он доктор…

— В чем?

— Не знаю, герр доктор. Все немцы в чем-то доктора…

Он поджал губы, испугавшись ее наглости.

— Прошу прощения, герр… герр доктор.

Юбер бросил на мальчика холодный неодобрительный взгляд. Он сумел не улыбнуться, посмотрел на часы и встал:

— Я собираюсь пообедать в городе. Постарайтесь провести время в тишине, чтобы набрать пять фунтов…

Он вышел, оставив Хакима в спальне.