Ичин быстро прикрыл рану тряпкой, чтобы не разглядели глазастые молодые барсы.
— Она разрастается, — сказал он негромко. — Ползёт по руке, как найманы терия Вердена по долине Эрлу. Я уже едва могу держать правой рукой меч.
— Вот же бля… во какое, — выругался я на автомате.
Ичин посмотрел с недоумением. Похоже, матерные слова я произносил не на местном языке.
А на каком? На родном, что ли?
Вот и Истэчи — так же удивлённо смотрел на меня, когда случайно вырывалось не самое приличное слово. И даже бормотал себе под нос — учил наизусть?
Шаман поднял с травы кожаный наруч. Надел. Спрятал рану.
— Это ничего, — сказал я. — Мы придумаем, как лечить. Раз есть такой яд или здешнее колдовство, то должно найтись и противоядие. Идём, Ичин, я помогу тебе собрать вещи и оружие.
Шаман удивлённо посмотрел на меня, словно ожидал чего-то другого. Но чем я ещё ему мог помочь? Я же не лекарь. Да и в магию эту всё ещё верю с трудом.
То есть, да, я дрался недавно с демоном. Прямо здесь, на поляне перед костром. Но вот прошло малое время, и я уже сам готов спорить с собою.
Вот если бы от демона остался демонический труп. Если бы Мерген истёк кровью, а не превратился в мумию.
Этот мир был всё ещё слишком похож на сон. Только никак не выходило проснуться.
— Идём-идём, — поторопил я шамана. — Мне-то собираться не нужно. Всё моё — с собой.
Я взвесил в руке меч. Покосился на Ичина — вдруг потребует оружие назад?
Тяжесть меча была так приятна для кисти, а синеватая матовость стали — для глаз, что сбилось дыхание. Я полюбовался золотой отделкой навершия, изображавшей голову дракона, филигранным литьём гарды — там драконы дрались со змеями. Откуда здесь такое оружие?
Тело моё помнило, что Камай носил два меча: для правой и для левой руки. Этот больше подходил для левой, раненой.
Означало ли это, что княжич потерял меч ещё в середине сражения, и его нашли на поле боя далеко от тела, а потому неизвестный вор не успел поживиться богатой добычей?
— Ножны бы, — сказал я с затаённым сожалением.
Ножны для такого меча должны быть настоящим произведением искусства, где мне их взять?
— Оберни пока полосой кожи и повесь за спину, — посоветовал Ичин, направляясь к своему аилу.
Сомнение так и не покинуло его лица. Неужели я где-то по-крупному прокололся?
Спросил, догоняя:
— А где ты взял этот меч?
— Клинок был найден в устье реки Кадын, где мы собирали раненых. Над Кадын бились волки и барсы с найманами терия Вердена. Но среди наших там не имелось высокородных. И на земле не нашлось потом никого в дорогой одежде.
— А что означает голова дракона на навершии меча?
— Его хозяин принадлежал к роду дракона и был одним из свиты терия Вердена или правителя Юри. Я вижу, меч пришёлся тебе по руке? — Шаман оглянулся и внимательно посмотрел на меня.
— А что, они оба — из рода дракона? — я не смог сдержать удивления.
Это немного умерило напряжение Ичина.
— Правитель наших земель принадлежит к древнему роду красных драконов, повелевающих пламенем, — пояснил он. — А терий Верден — к роду чёрных драконов, повелевающих…
Ичин замолчал, и я закончил:
— Повелевающих льдом?
— Да, — подтвердил шаман хрипло. — И спросил в лоб: — Тебе знаком этот меч?
— Знаком, — честно ответил я. — Словно бы руки знают его. Но я совсем ничего не помню.
— И знаков не можешь прочесть?
— А на нём есть какие-то надписи? — я захлопал глазами, и этим уже совершенно успокоил шамана.
Он выдохнул сквозь сжатые зубы и немного расслабился.
— Думаю, это меч нашего, красного рода, — сказал он.
— А кто его нашёл?
— Мерген.
— Мерген?
— Да. По закону оружие, добытое в бою, принадлежит всем барсам. И я забрал меч до дележа добычи в общий аил. И вот тогда Мергена словно бы подменили. Я думал, что жадность мучает его. Это очень дорогой меч. На рукояти есть особые знаки, оберегающие оружие и его хозяина. Прочесть их я не могу, но уже видел однажды похожие. Надеюсь, что это обереги от духов Тёмного.
— А что за Тёмный?
— Так называют бога нижнего мира. Его имя не произносят вслух. Это — ты тоже не помнишь?
Я мотнул головой и вошёл в аил вслед за шаманом.
Это был самый просторный воинский «дом» из тех, что мне пока довелось здесь увидеть.
Возле входа лежали мешки из шкур, забрякавшие оружием, когда я начал тянуть их в дверь. Видимо, это и была военная добыча барсов.
Имелись в аиле и запасы вяленого мяса, и крупитчатой ячменной муки. А ещё — запасная одежда, потёртый шаманский бубен, разрисованный человеческими и звериными фигурками.
Меня вдруг отпустило, и дико захотелось жрать. Но — воин я или не воин, в конце концов?
Я помог Ичину упаковать и вынести наружу мясо, развешенное на длинной палке над очагом. И даже не взглянул потом в сторону кострища, где так и остались стоять котлы с бараниной.
Обрядовая пища — она и для духов. Её мы брать с собой не стали.
Ещё в аиле имелся здоровенный котёл с деревянной крышкой. И приспособы к нему, смутно напомнившие мне примитивный самогонный аппарат.
Но котёл был слишком тяжёл, и мы не стали его вытаскивать. Пропадай самогоноварение!
Когда я вытащил все мешки, к нам подскочили Истэчи и парень постарше. Помогли распределить ношу между барсами.
— Уходим! — крикнул шаман.
Воины, нагруженные нехитрым скарбом, уже потянулись к охотничьей тропе.
Нам надо было дойти до волчьего лога, покликать зверей, улетевших отъедаться. А не найдём сразу — так оставить в логу дозорных. И тогда уже можно будет искать временное укрытие.
Ичин и совсем седой воин заспорили, кого оставить наблюдать за покинутым лагерем.
Мы должны были убедиться, что наши опасения не напрасны.
Если на лагерь никто не нападёт — то для меня и Ичина это будут серьёзные репутационные риски. А шаман был ранен и вряд ли мог отстоять в бою своё право руководить барсами.
Я не очень верил, что дойдёт до вооружённого противостояния. Мерген был мёртв, земля ему стекловатой, а других недовольных я пока не заметил. Если, конечно, не произойдёт какой-нибудь форс-минор.
Седой воин всё махал руками, что-то доказывая Ичину. Старый барс, как я понял, возглавлял одну из дюжин бойцов. Ещё двое таких же «старших сержантов» — погибли в сражении. Здесь начальникам положено было биться в первых рядах, как комиссарам.
Я покосился на Ичина, но тот держался молодцом, не показывая слабости. Он слушал седого без нерва, спокойно настаивал на своём. И воин смирился в конце концов.
Седой настаивал, что караулить должны всадники на волках, чтобы побыстрее донести потом вести до основного отряда.
Но волков у нас и без того осталось немного. А вырастить зверя под седока непросто. И Ичин оставил наблюдать двоих пеших, что потеряли своих волков.
Часть оружия мы спрятали в овраге, а потому шагали по тропе быстро. И спохватился я, когда отошли уже километров на пять.
Глянул на солнце, когда выбрались на опушку, вспомнил, что надо бы покормить Бурку, и выругался от всей широты русской души:
— Ну… твою мать!
Ичин, мы с ним шли замыкающими, остановился в недоумении.
— Бурка же! — пояснил я. — Там же Бурка остался!
Последние события напрочь выбили меня из памяти.
Я, зная, что в аиле, где ночевал, ничего моего нету (и нож, амулет и мешок колдуна я откопал и забрал сразу) — даже не подошёл к негостеприимному жилищу. Забыл про раненого волка! Бросил бедного зверя!
— Мне придётся вернуться! — объявил я шаману.
— И я с тобой, — оживился Истэчи, возникая рядом, как суслик из норы. Этот шустрый бегал туда-сюда — то в голову колонны, то в хвост. — Ты один не найдёшь потом волчьего лога! Заблудишься!
Истэчи был прав: я не знал тайных местечек барсов. Пришлось соглашаться на болтливого спутника.
Объявил шаману, что обернусь быстро. Пусть ждут в логу, там всё равно придётся устроить привал.
А мы с Истэчи оттащим Бурку с территории лагеря и спрячем в овраге. И бегом обратно. Прямо мухой: одна нога здесь — другая там.
Ну и мы ломанулись назад по тропе, как два лося.
Истэчи, как только барсы скрылись из глаз, сунул мне на бегу полосу вяленого мяса.
— Так нельзя же! — возмутился я.
Мне и так постоянно приходилось нарушать местные порядки. Нужно было хотя бы формально придерживаться обрядов. А то накопится отторжение в коллективе — никакие победы над демонами не спасут.
В жизни же как: пусть ты совсем иной веры — не так уж и страшно, главное, чтобы стрелял в нужную сторону. А вот если отказался выпить с парнями…
— Так ведь не видит никто — рассмеялся приятель. — Значит — хорошо. Только Тенгри свидетель. — Он кивнул на небо. — А Тенгри — хороший бог, он простит. Это же он захотел, чтобы я прихватил с собой такой хороший длинный кусок!
Дальше я упираться не стал. Раз виноват Тенгри, то где мне, безбожнику, спорить с богами?
Давясь смехом, я впился зубами в мясо и заспешил по тропинке, разжёвывая на бегу жёсткие сухие волокна.
Как вкусно! Господи, это же вонючая дрянная баранина! Дома бы — ни за что жрать не стал! Какой аромат! М-ммм…
Мяса Истэчи прихватил много, и дорога обратно показалась мне в два раза короче.
Уже показался знакомый овраг, когда приятель вдруг рванул меня за плечо, увлекая вниз.
И тут же я услышал шум крыльев.