Карты не нашлось. Однако воины постоянно видели с высоты полёта и горы, и перевал, и долину Эрлу, и быстро создали мне из камушков и веточек «карту» прямо на земляном полу.
Убрали один из кусков войлока, накидали мусора — вот тебе и карта.
Зато я хотя бы вчерне смог представить себе весь горный край, что захватил терий Верден. И готов был согласиться с волками и барсами, что он проделал это только ради торгового пути через горы.
В долине Эрлу — не очень-то и большой — пасли скот, в предгорьях выращивали ячмень, в горах охотились. Но ни необозримых стад, ни обширных полей здесь отродясь не водилось.
Земледелие, как я и подозревал, оказалось самое примитивное. Ячмень рос, как ему вздумается, собирали его немного, а употребляли в основном так — заливали кипятком обжаренную крупку, добавляя соль и масло.
А вот охотникам было чем торговать. В старых, поросших кедровником, горах добывали и соболя, и горностая, и, конечно, марала и кабаргу. Собирали кедровые орехи, дикий мёд и кое-какие ценные травы.
Отправляли с торговыми караванами зимние шкурки, панты маралов и особые мускусные железы кабарги. Мёд и орехи не продавали, но, скорее всего, потому, что собирательством занимались по остаточному принципу, а бортничества не знали совсем.
«Зачем оно? — удивился в ответ на мой вопрос Майман. — В горах и без того добычи хватает».
Однако охотничье ремесло требовало большой сноровки. Выслеживать зверя и ставить ловушки мальчишки начинали ещё до того, как лет в семь им вручали первое настоящее оружие — металлический нож. И вряд ли терий Верден покушался на непролазные лесистые горы, как на территорию для охоты своих людей.
А вот перевал…
Три рода делили его на участки, охраняли от грабителей, диких волков и драконов, которых в горах хватало. Звери нападали редко, только в весеннюю бескормицу, а вот люди сезонов не признавали. И родам волков, медведей и барсов приходилось порой действовать сообща, чтобы выследить особенно хитрую банду.
Был в горах и ещё один перевал, сакральный. Рассказывая о нём, Ичин выложил целую цепочку камней.
— Вот здесь, — сказал он, — а это два дня пути — горы совсем иные. Они встают цепью, как воины на твоём пути. Леса там почти нет. Только острые серые скалы поднимаются к небу, а их вершины покрыты снегом, и ледник языками сползает вниз. А на пути к горной цепи — высится Белая гора, где в пещерах течёт по каменным стенам густое, словно смола, молоко. Там воинам снятся особые сны, и можно от них не проснуться. А за горой — только острые скалы и огненный перевал. Рассказывают, что там, за перевалом, верхний бог хранит невиданные сокровища.
— Это тот перевал, куда ушёл старший сын правителя, Эрген? — спросил я.
Ичин кивнул.
— Люди говорили, что пути за перевал нет. Но те, кто выжил в бою, видели, как красные драконы Эргена летели к перевалу. И видели, как гнались за ними чёрные драконы терия Вердена. Но назад вернулись лишь чёрные. И трофеев не привезли.
— А следы битвы у перевала есть?
— Не знаю, — покачал головой Ичин. — Там до сих пор стоят лагерем воины терия Вердена.
— Караулят, гады, — кивнул Майман.
— Мы прорывались на рассвете, когда внимание дозорных уснуло, — не стал дожидаться моего вопроса Ичин. — Но мало что сумели тогда разглядеть.
— А Белая гора? — спросил я. — Туда можно пройти незаметно?
Меня захватила идея достать для Бурки горного молока.
Ичин покачал головой.
— Без боя нам туда не прорваться, — пояснил Майман и отметил на нашей «карте» условный «вход» в Белую гору. — Только здесь можно войти в главную, самую большую пещеру. А вот уже из неё есть путь в десятки малых пещер, что расположены выше и ниже.
— Ниже? — переспросил я.
Кажется, раньше я слышал только о верхних пещерах.
— Об этом не говорят, — невесело усмехнулся Ичин. — Это знание не для простого воина. Нижние пещеры — путь в царство Эрлика. Они хранят много тайн подземного мира. Но не думаю, что даже колдуны терия Вердена осмелятся туда спуститься.
— Тогда, значит, верхние пещеры — путь к верхнему богу? — уточнил я. И добавил: — Ичин, я слышу — ты не боишься называть нижнего бога по имени. А как зовут верхнего?
— Этого не знает никто, — развёл руками Майман.
— Тенгри знает, — поправил его Ичин.
— То есть, по-вашему, у людей есть только нижний, тёмный бог? — надо сказать, воины сумели меня удивить.
— Наверху — тоже кто-то есть, — сказал Ичин уверенно. — Не может такого быть, чтобы у людей был только плохой бог.
Остальные воины в наш разговор о богах не вмешивались. Они даже слушали-то про это с затаённым страхом в глазах.
Но тут Аймар, он был самый молодой из вожаков дюжины, не выдержал.
— А почему верхний бог не показывается людям? — спросил он.
— А потому, что такие дети ему не нужны, — отрезал Майман. — Он нам не хочет показываться. Где мы, а где — свет и добро? Мало ли на твоих руках крови, Аймар? Ты бьёшь зверя на продажу, а не для пропитания! А напившись араки, хвастаешься, как белка!
Аймар покраснел, сжал кулаки. Но что он мог ответить огромному Майману?
Ичин нахмурился, стукнул ладонью по лежащему рядом бубну, напоминая, что тут военный совет, а не деревенские посиделки.
— А Тенгри? — спросил я, чтобы вернуться к разговору о богах. — Разве это не верхний бог?
Ичин удивлённо посмотрел на меня. Похоже, я спросил о том, с чего начинают рассказы о богах детям.
— Тенгри во всём, — пояснил он и для верности обвёл руками аил, где мы сидели глубокой ночью, освещаемые только костром в очаге. — Тенгри видит своих беспутных детей, но не смотрит на них как на взрослых. Для него наш мир — детские игры. К нему можно подняться, если ты уже вырос душой до неба. Но сам он — не участвует в делах человека. Только смотрит и улыбается маленькому человеку — расти.
— А Эрлик? — не унимался я, видя, что и Аймар забыл обиду и смотрит шаману в рот.
Ичин покачал головой:
— Неужели ты совсем ничего не помнишь, Кай?
Я вздохнул и развёл руками:
— Разве стал бы я спрашивать, если б знал?
— Тогда вспомни демона, с которым бился, — сдался Ичин, возвращаясь к объяснениям. — Демон пришёл из царства Эрлика. Так же и души, что приводят шаманы, тоже приходят из царства Эрлика. С неба к нам не спускается никто.
— А откуда вы знаете, что в небо можно подняться, раз оттуда никто не спускался? — добил я его давно заготовленным вопросом.
Я знал про Тенгри и нарочно его вываживал.
Ичин задумался.
— Рассказывают, — отозвался он после паузы. — Я это слышал от отца, тоже шамана, а он — от своего отца, что Эрлик и есть тот, кто спустился к нам с неба.
— А зачем он это сделал? Ведь здесь — хуже, чем в небе?
Ичин покачал головой, рассмеялся. Похоже, я зацепил его.
— Рассказывают, что Эрлик — и сам жил когда-то на небе, — начал он. — Но поссорился с верхним богом и стал вредить ему. Зло сделало его душу тяжёлой, и Эрлик упал вниз. И теперь он мстит верхнему богу, думая, что тот столкнул его.
— Говорят, они были братьями с верхним богом, — добавил Майман. — Эрлик упал, но хочет отомстить брату. Думает, что это брат столкнул его вниз.
— А может — это рассказал колдунам сам Эрлик? — спросил я.
— Может быть, — согласился Ичин. — Иначе и вправду непонятно, как бы мы знали о небе, если никто и никогда не спускался вниз?
Я промолчал, но с трудом. Мне очень хотелось сказать, что в этом мире, похоже, Каин не убивал Авеля, но лучше их отношения от этого не стали.
Может, поэтому верхний «брат» и не интересуется землёй, раз по ней так вольготно бродит Эрлик? Может, то, что испортил Эрлик там, наверху, и есть души людей?
Но болтовню про богов надо было сворачивать. И так уже забил мужикам мозг. Чуть не договорился до того, что нет никакого бога.
А как нам сейчас без бога? Нас, воинов, и сотни пока не наберётся в этих диких горах. Или за нами присмотрит сам Тенгри, или…
— Ладно, — сказал я. — Давайте спать? Говорят, утро вечера мудреннее.
— А кто так говорит? — удивился Майман.
Я задумался. Это было в какой-то сказке, а сказку я сам прочитал, в книжке. Может, у книжки был автор, а может — не было.
— Я так сказал. Мудрость придёт к нам утром. Отдохнём, мысли уложатся в голове, и поймём, как подобраться к Белой горе и добыть молоко для волчат. Это — наше первое дело — начать обучение молодёжи. Второе — послать людей, чтобы уводили всех наших из деревень в горы.
Майман кивнул.
— Белая гора нам нужна, это верно. А людей по деревням я уже послал. Утро скоро, может, утром кто-то уже вернётся.
Утром и в самом деле вернулись лазутчики, посланные в ближние предгорья.
Я ещё дремал, ранний сон — самый сладкий, да и проговорили мы ночью долго. Но Майман растолкал меня.
— Пошли, — сказал он. — Ты должен это услышать!
Я поднялся и понял, что остался в аиле один, остальные воины уже встали. Пригладил волосы, озираясь, где бы умыться.
— Идём, я тебе воды полью, — кивнул Майман и зачерпнул глиняной миской воды из котла, так и стоявшего на угольях. Огня никто зажигать не стал.
Мы выбрались из аила, и только тут я разглядел, что лагерь наш (или деревня?) совсем не маленький. Просто аилы прятались в тени кедров или в кустарнике. Но было их, пожалуй, даже побольше, чем в деревне, откуда я увёл старух.
Несмотря на ранний час — солнце было ещё холодным, и на траве ещё блестела роса — в центре лагеря толпился народ. В основном мужчины с оружием, но я заметил и ребятишек. Правда, тоже только мужского пола.
Майман полил мне воды на руки, я умылся и встряхнулся за неимением полотенца.
— А что за толпа? — спросил, приглядываясь.
Камая здешний бог зрением не обидел, я различил много знакомых лиц, но зачем мужики собрались догадаться не мог.
Отметил, что барсы помоложе, что были со мной довольно дружны, стоят чуть в стороне от старших. Отметил, что меня заметили, но словно бы сторонятся. Истэчи взирал так, как будто за ночь я вырос в три раза и возвышаюсь теперь над кедрами.
Майман растолкал мужиков, и я увидел, что окружали они двух незнакомых воинов. Из волков, не из барсов.
— Рассказывай! — приказал Майман тому, что был постарше. — Ещё раз, чтобы он слышал.
Глава волков указал на меня и пояснил:
— Это Кай из рода барсов. Ночью он вошёл в военный совет, и будет набирать свою дюжину из самых молодых. Не смотри на его лицо. Он ночью такие вопросы шаману нашему про богов задавал, что тот весь употел и ушёл к реке мыться!
Майман шутил, но никто даже не улыбнулся. А вот Ичин и в самом деле куда-то пропал.
— Они забирают мальчишек десяти-двенадцати зим, — сказал незнакомый мне волк. Наверно, он был из лазутчиков, которых посылал Майман. — Увозят в долину, в ставку терия Вердена. Деревню барсов, откуда родом Ичин, сожгли. И соседнюю — тоже сожгли. Там было много ткачей. А ту, где выделывают шкуры, почему-то оставили. В долине у излучины пока тихо, но я велел всем уходить в горы — твоим именем, Майман, и именем Ичина.
— Похоже, волчьи всадники терия Вердена понесли слишком большие потери, раз они набирают мальчишек, — ухмыльнулся Майман.
— Слишком много, — не согласился Ичин. Он подошёл тихо и встал рядом со мной. — Они уже набрали на закатной стороне долины три дюжины тех, кто не достиг ещё возраста воина. И не меньше двух дюжин — забрали здесь.
— Терий Верден что-то задумал, — нахмурился Майман, и лицо его стало вдруг злым. — Неужели он хочет принести человеческие жертвы огненному перевалу?
— Кровью залить? — понимающе кивнул Ичин.
И барсы, и волки помрачнели.
— А если он набирает воинов здешней крови, думая, что перевал их пропустит? — раздалось сбоку, и я узнал голос Ойгона. — Пройдёт пять зим — и из мальчишек вырастут воины. И он пошлёт их биться за перевал.
— Что думаешь? — спросил Майман Ичина.
— Что нужно спросить духов, — откликнулся шаман мрачно. — Ойгон и сам из шаманского рода. Может, духи ему правильно говорят? Ночью я буду камлать…
— Проще в разведку сходить, чем отвлекать духов по пустякам! — не выдержал я.
— Воина не послать на разведку в ставку врага, Кай, — осклабился Майман и закатил глаза. — Даже сам великий Ичин не сумеет превратить меня в старика, чтобы я подбирал там кости, или в мальчишку, чтобы я завербовался в войско терия Вердена.
Он поклонился шаману, завершая шутку.
— Это да, — кивнул я. И тоже пошутил: — Дубина из тебя знатная выросла, на трёх пацанов хватит. А вот меня — и превращать никому не надо. Раз терий Верден набирает мальчишек, значит, найдутся в наших землях и дураки, что сами пошлют к нему сыновей. Так что легенду не надо даже придумывать. Оденусь попроще и…
— Нет! Не ходи! — голос был женский.
Я обернулся.
Шасти, расчёсанная и приодетая в местное подобие платья, выглянула из соседнего аила и смотрела на меня расширенными от ужаса глазами.