Горы вокруг укромной долинки, где спрятали свой военный лагерь барсы, располагались так хитро, что сначала было слышно шум крыльев, а уже потом появлялись незваные гости. Полезный такой акустический феномен, вроде трубы из нависающих скал.
Пока шумело, мы как раз успели добежать до укрытия.
— Это драконы? — спросил я Истэчи, когда мы оба скатились в овраг и затаились там среди здоровенных камней.
Он захихикал в кулак, совсем как мальчишка.
— Великий победитель демонов не может отличить драконьи крылья от волчьих?
— Не могу, — честно признался я. — Ты же не отличишь кассетный боеприпас от… — я осёкся.
К счастью, приятель прислушивался к шуму и не обратил внимания на последнюю фразу.
— Двое летят, — вдруг сказал он. — Наши!
— С чего ты взял? — удивился я.
— Найманы терия Вердена не летают здесь на волках по двое. Волки — не драконы. И в этих горах им за каждым камнем вырыта хорошенькая могилка. И она же — на каждом кедре.
— Висит?
Истэчи фыркнул, давясь смехом. Я не понимал, отчего он смеётся. Ну как можно устроить могилу на дереве?
— Да очень просто, — охотно пояснил приятель. — Засунуть человека в мешок из шкуры, целиком снятой с оленя. И завязать покрепче. А потом перекинуть верёвку через толстую ветку да тянуть, пока мешок не повиснет так, чтобы волк не достал!
— А медведь?
Истэчи поморщился:
— Не хорошо говоришь. Хозяин его называй. Он-то — всегда достанет. Особенно если в мешке кто-то громко орёт. Залезет по ветке и спустится по верёвке. Хозяин — ловкий зверь, не смотри, что с виду он неуклюжий.
Я покачал головой: ну и обычаи. Даже врагу такой смерти не пожелаешь.
И тут в небе показались два волчьих всадника. Эх, надо было мне хотя бы примерно посчитать, сколько времени проходит от шума крыльев до появления волков.
— Точно наши, — сказал мой глазастый приятель. — Онэгэн и Кичи прилетели! Братья твои! Хорошо! Радуйся, Гэсар! Подарки тебе привезли! Бурку помогут тащить!
Я непонимающе помотал головой: откуда у меня братья с такими странными именами?
Но тут же сообразил: Онэгэн и Кичи — это же Ойгон с Темиром!
У братьев, как и у всех здесь, были не только обычные, но и тайные, воинские имена.
А у Ойгона — ещё и имя-перевёртыш. Ойгон означало — посвящённый духам, а Онэгэн — дух, которому приносится жертва. Интересно, почему его так назвали?
Повеселевший Истэчи бодро полез из оврага. Руками замахал, привлекая волков — их зрение было острей, чем у всадников.
Я стал карабкаться за ним, придерживая меч, колотивший меня по спине. Нужно было срочно искать ему ножны, а то я убьюсь об него таким манером!
Братья спешились раньше, чем мы до них добежали. И с изумлением оглядывали лагерь: у погасшего костра стояли два казана с жертвенной бараниной, рядом сидели чучела из травы и палок, одетые в походную одежду волков.
Заметив пугало в доспехах и шлеме, очень ловко прислонённое к стене аила, Ойгон схватился за меч. Ему показалось, что там стоит настоящий воин!
— Эй! Эй! — закричал Истэчи, подбегая. — Хорошо вам, братья!
Пока я подбирал слова, чтобы объяснить Ойгону с Темиром, что тут случилось, Истэчи болтал, как из пулемёта. Наконец-то у него и без меня нашлись очень внимательные слушатели.
Я подумал-подумал и решил, что так даже лучше. Если промолчу — будет меньше вранья.
Ну, не верил я, что Мерген напал на меня только потому, что его свёл с ума чёрный камень. Однако рассказывать о своих подозрениях не торопился. Нужно было присмотреться к группировкам в отряде барсов: кто чего хочет, чем дышит? И уже тогда перетаскивать братьев на нужную сторону.
Ойгон и Темир выслушали красочные объяснения Истэчи про неудачный обряд и нападение демона, досуха выпившего Мергена. А потом и про чёрный камень, про воинские знаки на моих руках и «новое» имя Гэсар. Покивали сдержанно.
Не знаю — поверили они или нет, что камни — глаза колдуна и сулят опасность, но с приказом Ичина двигаться к волчьему логу — спорить не стали.
Вручили мне перекидной мешок с одеждой и оружием. Стали осматривать лагерь, проверяя, не забыли ли барсы в спешке чего-то важного?
Я спросил у Ойгона, можно ли взять для Бурки жертвенного мяса?
Он кивнул. Бурка ведь был зверем для духов, а значит — это и для него оставили пищу.
— Хорошо, что ты лечишь зверя, — похвалил брат. — Не к добру его гибель. Духи гор могли обидеться на весь наш род.
— Мерген просто спятил, — поддакнул Темир.
«Или так хотел стать вождём и шаманом, что поставил на кон благополучие рода, — подумал я. — Видно очень ему чесалось. Если бы вот такие „вожди“, затевая всякую дрянь, думали головой, а не яйцами, войн в мире стало бы меньше, особенно подлых».
Вытащив из котла хороший кусок баранины, я побежал к самому дальнему аилу, где оставил раненого зверя.
Братья не спеша шли за мной, заглядывая по дороге во все аилы. За ними, облизываясь, тянулись ездовые волки. Кормить их перед полётом никто не собирался.
Бурка не спал. Подстилка, что я сделал ему за аилом, пустовала, но далеко отползти раненый зверь не сумел. Наверное, шум сражения испугал волка, и он хотел спрятаться.
Увидев незнакомых людей и крылатых собратьев, Бурка подобрался, прижал уши и зарычал. Мне пришлось его успокаивать, гладить, совать мясо.
Есть он не хотел, и нос у него был горячий, но я настойчиво разбирал баранину на волокна, запихивал подальше в зубастую пасть. Старался попасть на корень языка, заставлял глотать.
Ойгон поглядел-поглядел на мои старания, потом присел рядом с Буркой на корточки, начал ощупывать рану.
Волк отнёсся к этой болезненной процедуре на удивление терпеливо. Только задышал тяжело.
— Ну, что там? — спросил я обеспокоенно.
— Рано пока судить, — буркнул Ойгон.
И уже по его сдержанности я понял, что дело плохо. Может, лучше и мне остаться с Буркой в овраге?
Я спросил брата, но тот покачал головой:
— Не дури, Гэсар. Без еды зверь за пару дней не умрёт, а вода в овраге имеется — по весне он становится бурной рекой, да и сейчас есть место, где пробивается родничок. Я не верю, что терий Верден пошлёт в горы всадников на драконах. Но за два дня долетят до нас и волчьи найманы. И тогда станет ясно, ошиблись вы с подозрениями или нет. Где Ичин велел выставить наблюдателей?
— На склоне Теке, — подсказал Истэчи.
— Хорошее место для дозора. А вот тут мы торчим зря. Мы — как на ладони у Тенгри!
Брат с тревогой посмотрел в небо.
Его ездовая волчица заскулила, привлекая внимание хозяина, и Ойгон потрепал её по загривку.
— Луна что-то чует, — сказал он обеспокоенно. — Вот и я — чую. Грузите волка на шкуру. Отнесём в овраг, к ручейку, и уходить будем. Пешими, по тропе. Так будет вернее.
Мы засуетились, собирая немногие вещи, что хотели забрать с собой. Я сунул свой мешок Истэчи и побежал за аил, где устроил лежанку для Бурки. Мне нужна была оленья шкура, чтобы нести раненого зверя.
Ездовой волк Темира сунулся было обнюхать моего волка, но тот ощетинился и рыкнул на него совсем не так, как рычал на людей.
Зверь Темира испуганно отскочил, хотя вдвое превосходил своего дикого собрата в размере и размахе крыльев. Он даже припал на передние лапы и «заулыбался» в подобострастном оскале, всем своим видом показывая, что готов признать превосходство мелкого, но свирепого Бурки.
— Отчего так? — спросил я у Ойгона, вытряхивая шкуру.
— Домашние волки слабее диких, — скупо пояснил брат.
Ездовые волки и в самом деле выглядели рядом с Буркой как-то пришибленно. А ещё их шерсть была гораздо светлее. Словно они поседели до времени.
А вот Бурочка у меня — настоящий красавец-волк. Хоть и молодой совсем, но умный и гордый.
Увидев знакомую шкуру, он кое-как приподнялся на лапах и опять зарычал, а оба волка попятились. Мол, прости, брат — не мы поймали тебя.
Я расстелил шкуру у лап Бурки.
— Ну-ка, перебирайся на неё, раз стоишь! Потащим тебя в овраг.
Волк осторожно заковылял, волоча левую лапу, плюхнулся на шкуру и посмотрел на меня так удивлённо, словно спросил: «А в овраг-то зачем?»
— Есть у меня опасение, что сюда летят воины терия Вердена. Может на волках, а может…
И тут мы услышали резкий противный свист!
— Это драконы! — крикнул Истэчи. — Скорее в овраг! Бежим!
Темир свистнул своего волка и прыжками понёсся к оврагу.
Я ухватил шкуру с одной стороны, Истэчи, навешав себе на шею мешок, — с другой.
— Да брось ты его! — крикнул Темир, оборачиваясь. — Не добежим! Не успеем!
— Не могу, — отрезал я. — Это мой волк! Я его спас!
Старший брат не сказал ничего, но и не побежал, а вцепился в шкуру с Буркой, помогая тащить. И Темир, ругаясь, вернулся, тоже впрягшись в тяжёлую ношу.
Вчетвером мы быстро добрались до оврага.
Спуск был каменистым, крутым.
Но успели. Съехали вниз, задыхаясь от бега, и волка как-то сумели не вывалить.
Овраг был усеян огромными валунами, и за одним из них мы с Истэчи упали на землю, прячась в его тени.
Однако Ойгон с Темиром не залегли, а стали копать землю между камнями. Истэчи спохватился, кинулся помогать, и через минуту перед нами был укреплённый камнями и сосновыми ветками лаз.
Ойгон первый исчез в нём. Выбрался. Вцепился в шкуру. И мы затащили Бурку в тесную пещеру. Потом туда же загнали волков.
Укрытие было щелью между двумя камнями, расширенной методом подкопа и укреплённой ветками и стволиками сосны. Этакая полуземлянка под каменной крышей.
Кроме входа здесь имелся ещё и выход — узкий извилистый лаз между камней. Видно барсы серьёзно опасались нападения и устроили убежище, в котором можно было и отсидеться, и удрать при необходимости другим путём.
Лаз был узковат для Ойгона, зато я, сняв со спины меч и вручив офигевшему от такого доверия Истэчи, легко протиснулся следом за братом. Мне буквально чесалось разведать, были ли это драконы?
Мы поползли по прорытому под камнями туннелю и выбрались из-под земли с другой стороны лагеря.
Угодили прямо в заросли маральника. Зато теперь, скрытые густым кустарником, могли лежать и наблюдать за тем, что происходит в лагере.
Отдышались, вслушиваясь. Было так тихо, что я засомневался — а не померещился ли нам шум драконьих крыльев?
Ойгон приподнялся и выглянул сквозь ветки. Потом осторожно отвёл в сторону ветку побольше, чтобы посмотреть вверх. Да так и замер: над воинским лагерем барсов бесшумно парили два огромных чёрных дракона.
Зрелище было величественное и тревожное. Размером звери были как вертолёты — такие же мощные и обтекаемые.
А вот маневренность у них оказалась гораздо выше — драконы, как птицы, закладывали виражи, рулили хвостами, то чуть снижаясь, то снова взмывая вверх.
На одном из драконов сидело несколько всадников в развевающихся одеждах. Наверное, это были плащи — на высоте холодно. На другом драконе всадник был только один. И одет он был во всё чёрное.
— Это колдун, — тихо сказал мне Ойгон.
Я молчал, заворожённый невиданной картиной. Одно дело слышать, что есть в этом мире всадники на драконах, и совсем другое — наблюдать в небе этих прекрасных мощных зверей.
И гадать при этом — как же они летают, такие здоровенные? Есть в этом хоть какая-то физика, или только магия?
Минуты текли. Драконы не спеша нарезали круги, а их всадники наблюдали за лагерем, вглядываясь в фигурки воинов, словно бы задремавших у костра.
Воины терия Вердена не знали, что шум крыльев издалека слышен в лагере барсов, а потому не торопились ни спускаться, ни улетать.
Я похвалил себя за предусмотрительность. Лагерь не выглядел покинутым. Скорее — сонным, где сейчас отдыхали после обильной еды уставшие и раненые.
Ойгон ещё и костёр пошевелил. И лёгкий дымок показывал врагам, что в лагере всё спокойно. Заходите, мол, гости дорогие. Порубим так, что мяса потом хватит на всех.
Драконы всё кружили и кружили. Нам уже казалось, что их послали с разведкой, и они сейчас улетят.
И вдруг один из драконов, тот, где одиноко сидел колдун, острокрылым стрижом ринулся вниз. Мы с Ойгоном не успели даже зажмуриться, как из рук колдуна вылетела молния и взорвалась прямо над нашими головами.
Я почти ослеп от жуткой вспышки. Из глаз полились слёзы.
А потом шарахнуло ещё раз, и я, действуя уже на голых инстинктах, схватил завалившегося в кусты Ойгона и потащил назад, по узкому туннелю под землёй, под защиту огромных камней.
Не знаю, откуда у меня силы взялись — Ойгон был тяжеленный, а случившееся оглушило его и дезориентировало.
Брат пытался отбиваться, я тащил, обливаясь слезами и слыша над головой приглушённые раскаты грома: молнии продолжали бить в лагерь, сжигая его дотла!
Истэчи не ошибся, назвав чёрный камень — «глазом колдуна». Мерген выдал нашу стоянку! Спасла нас только любовь моего приятеля Истэчи к байкам и сплетням да моя привычка опасаться слежки беспилотников.
Я полз. Земля дрожала, и песок сыпался за шиворот.
Такой короткий на пути сюда туннель стал вдруг длинным и узким.
А что, если нас сейчас сравняет с землёй?
Я подналёг, изо всех сил протискиваясь вперёд и таща за собой брата. Нащупал камни. Потом различил свет. Не ослеп, как же хорошо!
Ещё рывок — и я втянул Ойгона в убежище между камней, а туннель обвалился, засыпав его ноги.
Но голова и плечи названого брата были уже в убежище. И горячий мокрый язык Бурки приветствовал меня, слизывая солёные слёзы.