С двумя всадниками Гирешу было лететь тяжелее. Он чаще взмахивал крыльями, но вперёд себя никого не пускал, предупреждая рычанием самых рьяных из крылатых собратьев-волков.
Гиреш был настоящий вожак, не чета своему хозяину, Ичину. Вот и мне пора было решать в этом мире вопросы с властью. Хватит уже запрягать, пора ехать. Вот только куда?
Нужен был чёткий план, а планы составляются на знании местности и ситуации. Ну и что я о ней знал? Одни слёзы, а не информация.
Ни газет, ни интернета… Может, у Ичина хотя бы карта есть?
Молодые барсы даже расспросов на эту тему не понимали. Зачем рисовать местность — они и так всё знают, молодые да бессмертные.
Читать умели двое. Считали вроде бы все, но как Истэчи: знакомые предметы быстро, незнакомые — загибая пальцы. Истэчи мог, например, сразу сообразить, сколько воинов идёт по тропе, но не мог быстро подсчитать, сколько камешков я перед ним кладу.
Молодых барсов надо было учить всему: писать, считать, биться на мечах. Но и они могли многому меня научить — охотиться, маскироваться в лесу, летать, наконец.
Но так я буду запрягать слишком долго. Это мне надо пару лет в горах проторчать, чтобы превратить эту вольницу в нормальную боевую единицу.
«Может — надо без плана?» — подумал я, и тут же словно ток побежал по жилам. Такое решение было ближе моему здешнему телу. Камай рвался в бой, и стратегические расчёты плохо держались в его голове.
В моей. Мне опять было двенадцать или тринадцать. Всё тело моё звенело от радости полёта. Я обнимал Шасти, крепко прижимая к себе, и мне сейчас ничего не было нужно. Только лететь на битву. Только ветер в лицо и шум крови в ушах. И ярость оружия.
Хорошо, что Гиреш, завидев чёрное пятно выгоревшего лагеря, сам пошёл на снижение. Я бы вот так и нёсся сломя голову и не разбирая дороги.
Ссадив Шасти со спины волка у края оврага, я спрыгнул на землю, погладил Гиреша по седой морде:
— Спасибо, братишка.
Огляделся запоздало, но ни Ичина, ни Ойгона не заметил. Эти-то куда делись? Надо было мне сверху глянуть. Размечтался, подросток недоделанный.
Посмотрел на сумку с колдовским барахлом, которую моя жена всю дорогу крепко прижимала к груди, а сейчас прилаживала на пояс. Хмыкнул.
Шасти заметила мой взгляд, ощетинилась, как ёжик, и ещё крепче сжала в руках свои богатства.
— Ладно, если помнишь клятву и не будешь никому вредить… — я пристально посмотрел ей в глаза. — Ты теперь — моя жена, помнишь? А это… — я кивнул на барсов, которые опустились рядом со мной и уже полезли в овраг, чтобы забрать мешки для добычи. — Твой род.
Она с готовностью закивала. Что же у неё такого ценного в этой сумке?
— Эй, смотри! — ко мне подскочил радостный Истэчи с окровавленным мешком из шкуры оленя. — Я Бурке драконьей крови привёз! Пока ты бла-бла, я сбегал и всё успел!
— Это ты молодец! — обрадовался я, думая, что жрать опять хочется, и таким манером к вечеру я тоже не откажусь от сырой крови. — А Ичин где?
Истэчи огляделся, но шамана, разумеется, не нашёл.
— Держи! — он сунул мне мешок. — Сейчас разыщу!
Я улыбнулся: в пятой точке у приятеля явно имелся моторчик.
— Пойдём, волчару порадуем, Шасти, — обернулся я к девушке. — Пойдёшь со мной?
Она кивнула и несмело улыбнулась в ответ.
Отдать ей сумку было, конечно, страшным риском. Но ведь она меня сегодня спасла. Могла бы просто промолчать — а вдруг самозваному мужу каюк побыстрее придёт?
Но не промолчала. Значит, попробуем доверить ей это колдовское барахло. Разобраться бы ещё, какая в нём польза?
Бурка чинно возлежал рядом с убежищем. Барсы копались там, добывая мешки и верёвки. Волк взирал благостно, понимал, что это «свои».
Учуяв меня и мешок с кровью, он повернул голову и облизнулся.
— Сейчас, Бурочка, — сказал я, снимая с так и не разожжённого кострища котёл для каши. — Покормим тебя и полечим.
Я поставил перед Буркой котёл и развязал горловину мешка.
Бурка занервничал. Он вскочил и переступал лапами, совсем как собака, которой насыпают в миску любимый корм. Но под руку не лез, гордый.
Я навалил полный котёл свернувшейся крови и отошёл в сторону.
Бурка принюхался, сунул морду в котёл и начал аккуратно-благородно лакать. Но, лизнув пару раз, не выдержал и, давясь, кинулся заглатывать огромные куски драконьей крови.
Гиреш, что пришёл следом за мной к убежищу, тоже было заинтересовался вкусной едой.
Но шерсть Бурки встала дыбом, а из оскаленной пасти донеслось такое рычание, что шарахнулись и мы с Шасти.
— Как ты его не боишься, — выдохнул Истэчи.
Он уже оббежал лагерь и принёсся обратно.
— Бурка просто оголодал, — пожалел я зверя. — Мы тут держим его на одной воде. А ему сила нужна, чтобы рана закрылась.
Гиреш зевнул и ушёл в тенёк. Не знаю, что он подумал о хамском поведении дикого волка, но к чужой миске потерял всяческий интерес.
Казалось бы, Бурка ему — на один укус, а вот поди ж ты, даже не возмутился.
— Ты Ичина нашёл? — спросил я приятеля.
— Он по тропе с Ойгоном ушёл, к пропасти.
— А зачем?
— А кто же у него спросит? — растерялся Истэчи. — Ушёл и ушёл.
— Про пропасть тебе часовые сказали? — догадался я.
Он кивнул и хотел поднять мешок с остатками крови. Но Бурка опять зарычал, не трожь, мол, моё.
Истэчи отдёрнул руку и покачал головой:
— Ну и злой он у тебя.
— Пусть отъедается, — разрешил я. — У дракона крови много, всем хватит. Людям-то её можно?
— Я бы попробовал, — улыбнулся приятель. — Добыча редкая, но не ядовитая же.
— Можно, — сказала Шасти. — Только варить надо. Сырую дают во время обрядов. Она расширяет душу и даёт на время другое зрение.
— Галлюциноген, что ли?
— Не знаю, — растерялась Шасти.
— А Бурка у нас не забалдеет с сырой? — забеспокоился я.
— Волкам точно дают сырую кровь, — сказал Истэчи. — Да и как бы им не давать, они сами жрут.
— Ну ладно тогда. — Я посмотрел на Бурку, плюхнувшегося рядом с опустошённым котлом: — Ты лежи, выздоравливай. Но лучше больше не ешь, а то тяжело тебя будет тащить. Скоро уходим отсюда. А ты… — я повернулся к Шасти. — Садись рядом с Буркой и ни шагу отсюда. Мне с Ичином поговорить надо.
— Я с тобой! — подхватилась Шасти.
И даже сама взяла меня за руку.
— У меня мужской разговор, понимаешь?
— А я — рядом, на камушке посижу! Ну, пожалуйста?
Пожал плечами. Боится она, что ли?
— Ладно. Но где посажу — там и будешь сидеть! — строго сказал я.
Шасти с готовностью закивала. Вот же хитрая.
Ичина я и в самом деле застал у скалистого обрыва в конце охотничьей тропы. Именно здесь мы хотели подловить колдуна.
Предводитель барсов стоял один и молча смотрел вниз. Он был в своём шаманском прикиде. Верно, что-то хотел попросить у духов.
Я посадил Шасти на поваленную сосну и подошёл к Ичину, стараясь производить побольше шума, чтобы шаман меня точно заметил.
Он словно не слышал: уставился вниз и даже не пошевелился ни разу, пока я пинал камушки.
— У меня есть вопросы, — сказал я негромко.
— Какие? — так же тихо отозвался шаман.
Значит, слышал. Просто не реагировал.
— Я хочу понять, что ты намереваешься делать дальше? — начал я в лоб.
— А ты уверен, что будет какое-то дальше? — Ичин перестал смотреть вниз и обернулся ко мне.
Под глазами у него залегли тени, глаза потухли.
— А почему ты уверен, что не будет? — нахмурился я.
Мне не нравилось потерянное выражение лица шамана и тёмные провалы его глаз.
— Ты не поймёшь, — сказал он. — Ты ещё слишком юн, Гэсар.
— А ты расскажи, и я постараюсь понять. Только расскажи с самого начала? Может, я забыл что-то важное?
Ичин покачал головой, губы его сжались, словно он не хотел выпускать слова.
Я ждал.
Шаман снова посмотрел в пропасть.
— Мы все умрём здесь, — сказал он. — Очень скоро умрём. Армия разбита, Гэсар. Мы проиграли.
— Люди вообще смертны, — легко парировал я. — Разве это причина для уныния? Пока мы живы — надо сражаться! Ведь ты же сражался, я знаю! И страха в тебе не было! А теперь смотришь, как болван китайский, на то, что творится среди барсов и головой киваешь! Разве ты перестал быть их вождём? Чего ты бродишь словно потерянный?
— Я не смог провести барсов через перевал, — глухо сказал Ичин, не поворачивая головы.
Он не хотел меня видеть, спорить со мной. Может, хотел умереть?
— И что? — не отставал я.
— Духи отказались повиноваться мне. Перевал не открылся. По всем обычаям я должен сложить с себя обязанности вождя и шамана. Но какой смысл передавать власть, если скоро мы всё равно погибнем?
— Да что за бред ты несёшь! Да, нас осталось не так уж много. Но зато хрен нас в этих горах поймаешь!
— И как мы будем воевать против огромного войска терия Вердена? Против десятков драконов и сотен волчьих всадников? Враги сжигают сейчас наши деревни, убивают мужчин, детей, женщин. Забирают мальчиков, чтобы они стали воинами и бились против своих отцов и братьев!
— Это означает лишь то, что жителей деревень нужно уводить в горы, а мальчиков забирать, чтобы научить их сражаться!
— И кто их будет учить?
— Если уведём в горы стариков, не способных воевать — будет, кому учить молодых. Есть же в других деревнях ветераны?
— А где они будут жить в горах? Что они будут есть, когда придёт зима, это ты представляешь?
— Представляю, — кивнул я. — Логистика, связь, обеспечение продуктами и боеприпасами. Обычное дело, вообще-то. Нам нужно не просто увести людей в горы, а разбить стоянки и наладить снабжение. Охотники у нас есть. Они могут прокормить и себя, и группу учеников. А ещё нужны летучие партизанские отряды. И оружие. И хрен тогда кто-то пройдёт по нашим горам!
— У терия Вердена — сильные маги, — не согласился Ичин.
— Ну, так и оружие — это не только мечи! Есть, например, биологическое оружие.
— Что это значит? — Ичин повернулся и уставился на меня.
— Заразные болезни. Есть в долине Эрлу могильники после массового падежа скота и гибли людей? Лучше людей. Чума, оспа?
— Оспа? — Ичин смотрел на меня, не скрывая удивления. Кажется, он знал это слово — впервые я видел в его глазах живой интерес.
— Оспа — прекрасно передаётся через заражённые предметы. А ещё можно отравить воду в долине, где стоит войско терия Вердена. Спалить урожай ячменя на полях. Нарыть охотничьих ям! Пусть попробуют тут зазимовать, гады.
— Откуда же ты такой взялся? — прошептал Ичин и поднял к небу глаза.
— Во-во, — сказал я. — Оттуда и вывалился. С неба! Ты что, забыл, что Майа нашла меня раненым на поле боя? Лучше давай сядем как нормальные люди, и ты мне расскажешь, всё, что знаешь. Медленно и подробно! Почему сражение было проиграно, есть у тебя какие-то мысли? И почему вы не смогли уйти через перевал?