В полной темноте, оступаясь на острых камнях, я тащил за собой девушку-колдунью и злился. Свалилась же дура на мою голову!
Одно дело — парень. Его можно допросить так, как ему хватит, а потом взять в заложники. Ну, а если не сгодится в заложники — так прикопать под ближайшим кустом.
Потому что не дело — приводить вражескую колдунью в тайное укрытие, а потом отпускать на волю. Человек не синичка, человек — попугай. Болтает много.
Вот только ругался я сам на себя. Ззаставить девушку провести ночь связанной в кустах было выше моих сил. Ей и так сегодня досталось.
Сгодится ли девушка на роль заложницы, я тоже не мог сейчас просчитать. Непонятно было, каково положение женщин в обществе завоевателей? Я о них вообще ничего не знал. Истэчи мне не говорил, а больше пока и спросить было не у кого.
Да и с колдуном-отцом одни непонятки. Вот отец бы девчонку, наверное, выкупил. Но если он труп или бродит в горах, алкая мести, то и ему совсем не до дочки.
Тем более, я сильно подозревал, что дочка-то непослушная и хотела вперёд папаши ограбить наш лагерь.
Конечно, мне достаточно будет отвернуться, чтобы барсы сами решили, что делать с опасной малолетней колдуньей. Они даже нож марать об неё не станут — трудно ли свернуть эту тощую куриную шейку?
Однако мне, как человеку неверующему, Заратустра такое поведение не позволял. Ну не мог я допустить, чтобы эту дуру набитую сначала трахнули, а потом в кустах прикопали!..
Под ногу подвернулся камень, я оступился и рванул на себя пленницу. Она кое-как устояла на ногах, жалобно всхлипнула, и огонёк её замигал.
Совсем вымоталась девка.
— Гасите огонь! — объявил Темир. — Обвал мы прошли, а по тропе я и ночью вас проведу.
— Гаси! — приказал я.
Это было правильное решение. Если колдун жив — огонёк может нам после вылезти боком.
Пленница сжала кулачок, и пламя угасло.
Темир обвязался верёвкой, сунул свободный конец мне. Я понял, чего он хочет. Обвязал верёвку вокруг пояса и протянул «хвост» Истэчи. Так мы не потеряемся в темноте.
Брат, ведя за ошейник своего волка, медленно пошёл вперёд, иногда останавливаясь, но уверенно выбирая направление. Мы гуськом двинулись за ним.
И тут: «Шуууррр!» — словно тяжкий вздох пронёсся по долине.
«Колдун!» — подумал я.
Темир остановился, прислушался. Потом так же не спеша двинулся дальше. Если это и в самом деле сердился колдун, потеряв наш огонь, то так ему и надо.
Когда мы добрались до оврага, я тоже узнал тропинку и идти стало легче.
Спускались, правда, так, что чуть не свалились. Но в целом — если колдун следил за нами именно по язычку пламени — со следа мы его сбили.
Конечно, оставалось это проклятое колдовское «чутьё». Что же чуяла эта девчонка, кружась над нашим лагерем? Что она хотела у нас найти?
Ладно, допросим и разберёмся!
Неловко скатившись в овраг и долбанувшись плечом о камень, я слегка успокоился. Чему быть — того не миновать.
Встал, поднял измученную девушку. Я на ней и по каменистому склону покатался, и сейчас ей опять досталось.
Бедняжка уже даже не всхлипывала — слёзы у неё закончились и силы, видимо, тоже. Дальше я ещё за собой не вёл, а тащил. Благо — осталось совсем немного.
Темир заругался шёпотом, и я кое-как разглядел, что возле камня, закрывающего вход в убежище, пристроились Луна.
Вот же хитрюга эта волчица — надула Истэчи и смылась! Раз добралась ночью до оврага — значит, серьёзных ран не получила. И не перенапряглась особо.
Ох уж, эти бабы…
И ведь вернулась к хозяину, несмотря на темноту. Хитрая, умная. И Ойгона любит, как умеет.
Темир отогнал Луну от входа, отвалил камень. И снова занялся своим волком — поить повёл.
Волчица, поскуливая, первая влезла в убежище и забилась там в дальний угол. Понимала, что Ойгон будет её ругать.
Старшего брата наш неожиданный визит разбудил. Он, оказывается, преспокойно дрых, пока мы сражались.
Видно и в этом мире воинам под шум битвы спится гораздо лучше, чем в тишине.
Не спал Бурка. Он заскулил, пополз мне навстречу.
— Ты чего? — я ощупал морду, потрогал горячий нос.
Волк опять заскулил и стал протискиваться мимо меня к выходу.
— Отлить, что ли? — спросил я, догадавшись. — Ну, иди. Только недалеко.
Я нащупал свои мешки и усадил на них девицу. Она сразу как-то обмякла и повалилась на них. Уработали мы колдунью. Ладно, пускай пока полежит.
Вышел в ночь, кое-как рассмотрел Бурку, присевшего возле камня.
Зверь сделал свои дела, дохромал до меня и лёг рядом.
— Плохо тебе? — спросил я.
Бурка заскулил жалуясь.
— Вот и мне плохо, — согласился я с ним. — Девку какую-то притащил, идиот. Вот всегда они не к месту появляются, эти девки. Помню, Панкратыч как-то… — я осёкся. Потом сказал волку: — Ладно, пойдём спать.
Хорошо, что зверю взялся рассказывать, а не Истэчи или Темиру.
Я помог Бурке протиснуться в убежище. Нашарил своё место, нащупал девушку, сел, прикрыв её своей неширокой спиной.
Волку-то хорошо было, он в темноте видел. Забурился куда-то в угол, понимаешь.
Снова вспомнились все здешние парадоксы: почему объезженные волки теряют ночное зрение? И как они вообще летают, такие здоровенные?
Если в полёт Бурки я мог ещё хоть как-то поверить, то Луна, махающая крыльями, выглядела в небе очень неубедительно.
Истэчи, тоже забравшийся в убежище и устроившийся рядом со мной, на волчицу жаловаться не стал. Ну и правильно: не его зверь — не должен и подчиняться.
— Чего долго-то были? — спросил Ойгон как бы про между прочим, без особого любопытства. — Камень нашли? Колдуна убили? А привели кого?
— Камень не нашли, — признался я. — А колдун пи… То есть, упал, в общем, вместе с драконом. Хорошо бы, если б разбился. Но в этом я не уверен. Темно было, не видно. И лучше бы утром его поискать. И дозорного на ночь назначить. А то… как бы он сам нас к утру не нашёл.
— А дракона хоть видели? А голову отрубили ему? — продолжал выспрашивать Ойгон так равнодушно, словно речь шла не о сражении, а он в погреб нас посылал. За картошкой.
— Завтра отрубим, — пообещал я. — Говорю же — темно, ничего не видно совсем.
— Ни хера! — радостно поддакнул Истэчи.
— А это кто? — Ойгон ткнул пальцем в девицу, затаившуюся у меня за спиной.
— А это — дочь того колдуна. Это она спалила наш лагерь.
— Ведьма? — Тут с Ойгона слетела вся его сонная выдержка: — А сюда вы её — зачем привели⁈ Надо было там сразу и закопать!
— Допросить её надо, — пояснил я. — Узнать, что она искала у нас в лагере. Ну и как заложник она нам может оказаться полезной.
— А, ну ладно, тогда, — согласился Ойгон. — Допросим сейчас. — И поинтересовался: — Сильно поди орала?
— В смысле? — удивился я.
— Ну, колдовские девки у вайгальцев крепко орут, когда из них баб делаешь. Балованные они.
— Не успели мы с ней чего надо сделать, — посетовал Истэчи. — Долго с колдуном бились. А потом надо было уходить быстро. Щас допросим да и займёмся. Вот хорошо будет! Никогда с ведьмой не пробовал. Слышал только, что хорошо пахнут и очень сильно кричат. Жалко им свою силу терять.
Девушка за моей спиной испуганно всхлипнула.
— А зачем из неё бабу делать? Чё, прямо горит? — удивился я, стараясь не показывать заинтересованности.
Лучше бы все споры оттянуть до утра. А там пойдём в волчий лог и не до того будет. Не до девок.
— Иначе её прямо сейчас убить надо, — пояснил Ойгон так спокойно, словно речь шла про что-то обыденное. Про ту же картошку. — Голову ей отрезать, пока колдовать не может. Утром силы восстановятся, и она сожжёт нас всех.
— И как это одно с другим связано? — я уже вообще ничего не понимал.
— У Кая — память дырявая, — пояснил Истэчи моё недоумение. — Он забыл, что вайгальские ведьмы силу теряют вместе с первым мужчиной. Потому они замуж не ходят. Не хотят дома сидеть и мясо варить. На драконах много летают.
На середине разговора вернулся Темир. Плюхнулся прямо у входа — места в убежище было негусто.
— Да ходят они замуж, хотят, — рассмеялся он. — Но только за колдунов. У них амулеты специальные есть!
— Брехня! — не согласился Истэчи.
— Ну, я так слышал. — Темир заглянул мне за плечо, пытаясь рассмотреть девушку. — Эй ты, ведьмино отродье? Зачем ты наш лагерь сожгла, чего искала, а?
Ойгон порылся среди камней, засветил огонёк. В плошке с жиром плавал фитилёк из растительного волокна, но горело ярко.
— Кай, тащи-ка ведьму на свет, — велел он.
Я вытянул к огоньку слабо сопротивляющуюся девушку. Посадил перед собой.
— Чего искала, говори! — строго спросил Ойгон, разглядывая её.
Вид у колдуньи был потрёпанный — на лбу шишка, шея изрезана.
Но в тесноте убежища от неё так сладко пахло женщиной, что всё остальное сразу отступали на второй план.
— Не скажу! — огрызнулась пленница, и попыталась забиться в угол, но я поймал её за волосы и заставил сесть на место.
Ойгон молча вытащил нож, и девушка взвизгнула, закрыв руками лицо.
— Лучше сама скажи, что искала? — спросил я ласково.
С Ойгоном мы вполне могли поиграть сейчас в хорошего и плохого полицейского.
— Мы мяса тебе дадим сушёного, — пообещал я. — И воды. Хочешь? Мы всё равно узнаем, чего ты искала. Ты же понимаешь, что с тобой могут четыре мужика сделать. Ну?
Я подтянул её поближе к огню.
— Скажи, чего ты хотела в лагере? Я тебя не обижу, я добрый.
Истэчи хихикнул. Все видели, какой я добрый. Особенно с двумя мечами.
Но девушки — они глупые. Они верят, что каким бы чудовищем ни казался мужик, найдётся та, с которой он будет ласковый и послушный.
Все они мечтают приручить какое-нибудь особенно свирепое чудовище. Потому и выходят за всяких маньяков.
— Ты искала что-то, что есть у нас? — помог ей пленнице.
— М-меч, — выдохнула она.
Меч? Так это она меня вынюхивала, а не чёрный колдовской камень? Меч-то был у меня. Меч Камая «для левой руки»!
Я вспомнил, что Майа нашла меня голым — всю одежду и оружие забрали мародёры. Но что, если это были не мародёры? А кто?
— Ну и зачем он тебе? — быстро спросил я.
— Это меч княжича Камая, — пробормотала девушка. — Он заговорён лучшими шаманами диких. Им можно сражаться против демонов и колдовского огня. Это очень дорогой меч.
— Это мы-то — дикие? — рассмеялся Истэчи.
Я показал ему кулак: молчи, не мешай.
— Ну, что меч молнии отбивает — это верно, — кивнул я. — Не врёшь. А скажи… — Я задумался, не зная, как сформулировать вопрос. — Что стало с хозяином меча?
— Он умер. Терий Верден сам проткнул ему сердце, — прошептала девушка.
— Ты видела это? — Мне важно было понять, знает ли колдунья Камая в лицо?
— Нет, — помотала она головой. — Но отец говорил. Может быть, он видел.
— Ему тоже нужен был меч?
— Терий Верден велел найти его. При убитом этого меча не было. А я услыхала и…
Она замолчала, смутившись.
— А ты решила успеть наперёд отца? — помог я. — А зачем?
— Он хотел выдать меня замуж, — прошептала девушка.
— А ты, значит, не хотела? Решила раздобыть сильный артефакт, и что?.. Принести терию Вердену?
— Да. И попросить покровительства. Я хочу… Я…
Девушка заплакала.
— Во бабы, дают, — сказал Темир и задрал рубаху, ища завязки штанов. — Не хотела за одного замуж. Мало ей было! Щас много получит!
Истэчи фыркнул.
Дальнейшее развитие событий и ежу было понятно. Вот только допустить его я не мог. Может, я и не добрый, но у меня — свои принципы. И менять их я не намерен.
— Ты куда разбежался? — окоротил я брата. — Это моя ведьма. Я её поймал.
— Ну, так не лопнуть же тебе? — удивился Темир. — И нам оставишь.
Я быстро перебирал в памяти всё, что видел в деревне. Там, вроде бы, жили семьями. Значит, что такое брак они уже понимают. А что если…
— Так я, может, жениться на ней хочу! — объявил я.
Истэчи сглотнул слюну и икнул от неожиданности.
— Ну, ты и!.. — Темир обиженно засопел, выругался и… полез из убежища.
А следом за ним Ойгон и Истэчи.
Старший брат обернулся в проёме, предупредил:
— Только быстрее женись, а то спать сильно хочется! Чтобы не как волки — по два часа туда-сюда дёргаться. Мы оглядимся пока, не бродит там где колдун? А ты давай, жми!