Кексики vs Любовь

Глава 10. В которой заключается сделка

— Бурцев, отвези меня домой, а!

Отчаянные времена требуют отчаянных мер!

Оказавшись в машине Бурцева и поняв, что везет он меня прямо в противоположную сторону от моего дома, я решаю прибегнуть к последнему средству, которое хотела бы хоть когда-нибудь применять в адрес этого конкретного мудака — к женским чарам.

Ну, если, конечно, считать мой неуклюжий флирт женскими чарами. Потому что я в этом настолько никакая, что даже стыдно относить себя к женскому роду.

Но… Я смогла вымучать из себя плаксивый тон, состроила самую жалобную физиономию из имеющихся в моем запасе. Боже, да я же его даже за локоть взяла и потянула, как тянут папочек маленькие девочки.

И когда Бурцев бросает на меня удивленный взгляд — начинаю часто-часто моргать, отчаянно надеюсь, что это выглядит обезоруживающе.

А Бурцев… А что Бурцев? В лучших традициях последнего мерзавца он испускает зловещий смешок.

— Ты что, забыла, что проиграла мне обед? И свидание, между прочим.

— Я с тобой не спорила! — силы на то, чтобы отыгрывать измученную фею у меня заканчиваются, включается режим “упрямая коза”.

— Ай-яй-яй, мадемуазель Жюли, — Тимур насмешливо прицокивает языком, — вы настолько не хозяйка своему слову? Как же вы со своими заказами справляетесь?

— У меня в профиле есть приписочка для клиентов, — парирую не сдаваясь, — что я могу отказать в заказе без объяснения причин. И потом, ты сам дурак, что принял мои слова за спор. Больно мне надо — с тобой обедать. Я, между прочим, вообще есть не хочу!

— Ур-р-р…

Вот что за гадство? Кто может так безжалостно опровергнуть твои слова, произнесенные в эту самую секунду? Только желудок. Гнусная, прожорливая бездна! Это он тоскливо завыл, выбрав для своего выступления самое неудачное время. А у Бурцева ликующе вспыхивают глаза.

— Что ж, тогда будем считать, что я иду кормить твоего голодного рептилоида, Юльчик. А будешь сопротивляться — я на тебя жалобу подам.

— И в чем же это ты меня обвинишь? — иронично изгибаю бровь.

— В жестоком обращении с рептилоидами, — весело бросает Бурцев и резко выкручивает руль, сворачивая на ресторанную парковку.

Я смотрю на невысокое здание ресторана “Mio Piacere” затравленным, заколебавшимся взглядом. На мою беду, желудок не унимается, и продолжает выводить тоскливые рулады, намекая, что день был долгий, утро — без завтрака, а поездка в травмпункт — это вообще лютый стресс, который срочно требуется заесть десертиком. А лучше двумя!

— Сука… — неожиданно резко взрывается Бурцев и я вздрагиваю. Пока я тут пыталась придумать, как мне быстренько сбежать от этого героя-любовника — он успел уже проехаться по парковке, к одному единственному свободному месту, и за пару метров до него так яростно вколотить ногой педаль тормоза в пол, что меня резко швыряет вперед, заставляя ремень безопасности больно врезаться в плечо.

— Ты совсем псих? — взвизгиваю возмущенно и являюсь свидетельницей того, как Бурцев резко меняется в лице. От яростно-бешеного до озабоченного.

— Прости, Кексик, — он торопливо разворачивается ко мне, тянется к тому месту, которое я с болезненной улыбкой натираю, — я случайно.

— За случайно калечат нечаянно, — огрызаюсь, отодвигаясь от него подальше, — а таких как ты — галоперидолом колют, по расписанию. Объясниться не хочешь?

Вместо тысячи слов Бурцев просто разворачивается лицом к рулю и мгновенно стекленеющими глазами уставляется в лобовое стекло. Вперед. На стоящий последним в ряду ярко-розовый мерседес.

— Что? Пассия твоя в ресторанчик заехала? — я соображаю быстро. — Ну так тем более не комильфо мне с ней знакомиться. Может, подкинешь меня до ближайшей остановки, и я сделаю вид, что ничего сегодня не было. И тебя сегодня я вообще не видела. И…

— Ну уж нет, — Бурцев говорит так скальпельно-остро, что у меня как-то сразу резко отнимаются все недоговоренные предложения, — мы сейчас встанем и пойдем обедать. Ты и я. Это не обсуждается.

— Я все еще не хочу!

— А туфли новые хочешь? — неожиданно тон Бурцева становится резко деловитым. — Это ведь ты на туфлях сестры каблук сломала, да?

— Ну, да, — я не без тоски смотрю на свои ноги. Яркие красные лодочки на тонких каблучках — маринкины любимицы, одолженные мне только на неделю, и то — только для “устройства личной жизни”. И у меня на данный момент нет понимания не только, как я буду объяснять Маринке гибель её любимых туфель, но и даже того, как я буду, хромая на целый каблук, добираться до дома.

Ох, не так я собиралась проводить время на свидании, ох, не так!

— Тогда давай по-другому, Кексик, раз на свидание со мной ты не хочешь, — Бурцев кивает и нажимает на газ, чтобы все-таки запарковаться рядом с ярко-розовой тачкой, — здесь и сейчас ты соглашаешься побыть моим прикрытием. Зайдешь со мной в ресторан, закажешь что хочешь, побудешь милой полчасика. А я закажу тебе с доставкой такие же туфли для сестры, и вторые — для тебя лично. Привезут, пока обедаешь. Идет?

Сделка звучит неожиданно выгодно.

Туфли Маринке дарил Рашид, а он её баловал как не в себя, благо мог себе позволить. Моих скромных тортовых оборотов на компенсацию вот так с нахрапу не хватит. К Новому Году разве что.

А Бурцев — если судить только по выебистой тачке — сможет обеспечить туфлями роту Золушек. Вот и пусть платит, тем более что и каблук я из-за него сломала. Вот только… Совесть не позволяет соглашаться без торга!

— А еще ты от меня отстанешь, — я воздеваю палец к небесам, — ты в этом на камеру мне поклянешься, и если снова ко мне припрешься — я всем твоим дружбанам рассылку сделаю, что ты — самое последнее брехло в нашей расчудесной столице.

Бурцев смотрит на меня скептично, будто взвешивая варианты.

Потом снова бросает взгляд на розовую “соседку” и кривится.

— Окей. Договорились, Кексик.

Я не ожидала такой быстрой капитуляции. Будто часть меня и вправду верила, что Бурцев ухлестывает за мной взаправду и не хочет верить, что он действительно согласился оставить меня в покое. Хорошая прививка реальностью, однако, получилась.

Что ж! Зато у меня есть уникальная возможность — посмотреть на женщину, которую уже Бурцев вот так, до зубовного скрежета боится. Настолько, что аж не хочет встречаться с ней один.

Это вообще отличный план — посмотрю на врагиню Тимурчика одним глазком, съем за его счет три порции тирамису, заберу туфли и сделаю ручкой. У меня еще дома три заказа на торты. Никто ведь не сказал, что я буду сидеть с Бурцевым все время, да?

— Эй, ну это-то зачем? — возмущаюсь я, когда Бурцев, уже запарковавшись, чуть не вприпрыжку обегает машину, чтобы снова с бараньим упрямством наклониться ко мне с явной целью снова “взять меня на ручки”.

— А ты хочешь войти в шикарный ресторан, в котором сейчас селфится моя бывшая жена, хромая и без каблука? — неожиданно цинично уточняет Бурцев.

И только скрип моих зубов служит мне приговором.

Плевать мне на его бывшую. С горы Магомет, минимум!

Но если так прикидывать — то выбор у меня действительно неважный. Быть внесенной королевишной на руках мужика, от которого у меня лютое несварение. Или быть самодостаточной, самостоятельной… хромой кобылой в испорченных туфлях.

— Черт с тобой, — вздыхаю измученно, и уже почти привычно обвиваю руками богатырскую Бурцевскую шею, — давай закончим с этим побыстрее.

— Ну раз ты так хочешь, Кексик, — Тимурчик кривит губы, — хотя, может, ты все-таки передумаешь?

— С чего бы это? — задираю я нос повыше. И жду на самом деле ответа в духе “а много ли мужиков тебя вообще поднять могли”, отличного такого ответа, за который уже сейчас можно двинуть этому гаду по уху и не искать больше поводов от него свалить на максимальной скорости. Хотя, с учетом болящей ноги, это будет, честно скажем, не очень быстро.

Вот только ничего я не слышу. И заколебавшись ждать, не выдерживаю, уставляюсь в лицо Бурцеву, встречая испытующий взгляд его бесстыжих голубых глаз. Слишком серьезных для этого паршивца. Впрочем, держится это выражение у него недолго, считанные секунды. А потом — снова начинают скакать на дне его зрачков язвительные черти.

— Ты же не проколешься, а, Кексик? — мурлычет паршивец неспешно, как самый бережный грузчик, транспортируя меня к стеклянным дверям ресторана.

— Ну что ты, милый, — сладко улыбаюсь, придвигаясь губами к самому его уху, — за то, что ты оставишь меня в покое, я готова постараться. Хочешь, даже по имени тебя буду называть, Тимурчик?

— Тим, — ровно и невозмутимо улыбается Бурцев, хотя что-то такое дергается в его лице, когда я прибегаю к этому “уменьшительно-ласкательному”. Жопой девочки, которую все осмысленное детство тыкали в болевые точки, я чую аналогичное место на бронебойной шкуре Бурцева. Ничего себе!

— Заслужи еще, чтоб тебя Тимом называли! — бурчу, а сама заинтересованно оглядываюсь.

Честно говоря, в первый раз приходится быть в таком дорогом месте. Чтоб даже чувак-парковщик был, который сейчас нам угодливо дверь открывает.

— Ангелина, мой столик свободен? — тем временем деловито звучит голос Бурцева, обращенный явно к хостес.

— Конечно, Тимур Алексеевич, — я не вижу девушку на стойке хостес, но по тону понимаю — она сейчас только от вида Бурцева в туфли свои стечет. И мое наличие ей вообще не мешает.

— Завсегдатай, значит? — бормочу тем временем, просто для того, чтобы не беситься по одной лишь моему подсознанию известной причине. — Или тут все знают, что ты разведенный, и уже губы раскатали?

— Я думаю, дело в том, что я всегда чаевые хорошие оставляю, — фыркает Бурцев, — хотя ты так мило ревнуешь, Кексик, даже жаль тебе глаза раскрывать.

— Я? Тебя? Ревную? — возмущенно вскидываюсь, но Тимур на меня грозно шикает.

— Не бомбить! Оно — прямо по курсу.

Оно! Как он о своей бывшей ласково, однако!

Мне настолько любопытно, какая именно мадам удостоилась такого лестного местоимения как “оно”, что я почти уже начинаю вертеть башкой, но запоздало спохватываюсь — это мне очков не накинет. Кем бы ни была бывшая жена Бурцева, я в её глазах буду всего лишь новой коровой её бывшего. И зачем себя лишний раз унижать? Я и без новых знакомств с этим прекрасно справляюсь.

— Вот мы и прибыли, малышка, — Бурцев тем временем бережно, как антикварную вазу династии Мин, сгружает меня на мягкий широкий диван оливкового цвета, — устраивайся поудобнее. Сейчас мы тебе закажем и покушать, и туфельки.

Честно говоря, он так резко спускается в режим нежного кретина, что я даже шалею, и украдкой кошусь — не начал ли этот придурок слюну из угла рта пускать, дабы влюбленного идиота поправдоподобней изобразить. Нет, вроде…

— Итак, начнем с туфель, — тем временем Бурцев тыкает у себя на смартфоне какую-то иконку и сует мне его под нос, — выбирай, любимая.

— Ты перебарщиваешь, — с ласковой улыбкой крокодила шиплю я, но телефон беру, — какая я тебе еще любимая?

— Ну, не сердись, Кексик, — Бурцев так покаянно улыбается, что я ему почти верю, — да, я маленько с тобой тороплюсь. А может, даже не маленько. Кто ж виноват, что ты мне голову как мальчишке вскружила?

Блин, как его не убить?

Или Оскар не вручить…

Он так очаровательно хлопает глазами, такая телячья нежность плещется в его глазах, что даже у меня где-то в темных недрах начинает ворочаться совесть.

Может, зря я так резко?

Может, он все-таки не совсем?…

Я обрываю себя на полумысли — верить в хорошие качества Бурцева я себе запретила лет в тринадцать, когда обнаружила свой портфель в дальнем углу школьной раздевалки, до верху заполненный капустными листьями. Вся и разница сейчас, что тогда бесил он меня. А сейчас — какую-то другую женщину.

— Эй, а почему ты минимальную цену выставил, а максимальную нет? — спрашиваю удивленно, решив все-таки занять себя делом — а именно, потрошением Бурцевской карточки.

— Кексик, а давай ты не по цене будешь туфли выбирать, а по внешнему виду, — бесяче снисходительно и все так же раздражающе нежно улыбается мне Бурцев, а сам утыкается в меню, принесенное официантом с таким интересом, будто новый том своей любимой книжной серии наконец-то в руки заполучил!

Ах, так…

Ах, так!

Ну, он сам напросился!

Легкое движение пальца — и скроллер интернет-магазина отправляет меня в полет от самых дешевых моделей, куда-то в район цен заоблачных. Тут я, загибаясь от внутреннего злорадного хохота, выбираю самые яркие алые туфли — для Маринки. Сую Бурцеву под нос.

— Вот!

Он мимоходом зыркает в телефон, видит цену, но… не реагирует вообще никак. Только напоминает.

— Я и тебе пару туфелек обещал, малышка, — и снова утыкается в меню. Настолько равнодушно, я аж теряюсь.

— А ты точно все рассмотрел? — спрашиваю елейно, подыгрывая взбесившейся совести. Ну, надо же придурку последний шанс дать, да?

— Семь один девятнадцать, — не отрывая взгляд от меню откликается Бурцев и я аж икаю от неожиданности. Последние четыре цифры цены он назвал. А значит видел и ту, что им предшествует. Значит — не против? Лааадно! Значит, себе я выберу в два раза дороже!

В два раза не получается. Получается в целых три. И происходит это случайно — когда я вместо того, чтобы тыкнуть в туфли, тыкаю в кеды.

Это все, что надо обо мне знать, пожалуй. Те самые красные туфли Маринки были одолжены мне именно после того, как сестрица посмотрела на мой обувной арсенал и не нашла там ничего, что можно было бы надеть под платье. Зато семнадцать оттенков разноцветных кед — о да!

А эти — эти были просто шикарны. Брендовые, дизайнерские, сочно-бирюзовые, с перфорированными узорами и белоснежными кожаными крылышками по бокам. Я вообще-то пару раз на них уже мечтательно вздыхала, но тратить столько денег на обувь, когда за эту сумму можно переоборудовать всю мою скромную кухню — было для меня не то что непозволительно. Невозможно. Да и не было у меня таких денег. И я очень хотела, чтобы морда Бурцева тоже вытянулась от стоимости двух товаров в одной корзине. Чтобы он начал теребонькать этот свой пижонский вишневый галстучек, мяться, и все-таки признался, что переборщил с обещаниями и не может оплатить мне мои услуги эскортозаменительницы.

Проговариваю эту мысль и фыркаю от абсурдности — я, и эскортница для Тимура Бурцева. Как это вообще можно представить? Из меня же три женщины его мечты получится, и еще кусочек останется кому-нибудь для того, чтоб сиськи накачать.

— Ну что ты, Кексик, выбрала? — Тимурчик тянется к моим рукам, забирает телефон, заглядывает туда.

Я затаиваю дыхание. Вот сейчас… Сейчас он начнет бледнеть, покрываться пятнами и демонстрировать все прочие признаки балабола понтующегося, обыкновенного. И я получу наконец такое вожделенное удовлетворение от того, что этому петуху подрезала его кокошки.

Ну же…

Ну…

— Ты адрес ресторана почто не указала? — Тимурчик изгибает бровь, снисходительно покачивая головой. — Мы же не хотим, чтобы ты отсюда босиком уходила, так что курьер должен сюда приехать. Сколько там ему ехать? А, вот… Через два часа он будет тут. Все. Теперь мы можем заказывать еду.

— А? — Я недоверчиво сую нос через плечо Бурцева. — Серьезно?

Серьезно.

Я вижу плашечку “заказ оформлен и оплачен”, вижу сообщение “время доставки — 1,5–2 часа”, смотрю на Бурцева как на наркомана. Первый раз при мне так быстро улетают такие деньги за пять секунд…

Кажется, мое смятение видно невооруженным глазом.

По крайней мере Бурцев сидит и почти в открытую ржет, излучая своей мордой такое откровенное бесстыдство, что мне очень хочется надеть на неё кастрюлю. В идеале — кастрюлю со взбитым молочно-масляным кремом. Чтобы он затекал этому придурку за шиворот, и у него там все слипалось, как у меня сейчас от его приторности слипается.

— Привыкай, Кексик, — он проговаривает это так тихо, что это звучит откровенным шепотом, от которого у меня по коже бежит зябкая мурашка, а в животе будто начинают тлеть россыпь горячих углей.

— Вот еще, — я упрямо стискиваю губы, не желая сдаваться, — тем более, ты мне слово дал, что…

Тимур коротко дергает подбородком, заставляя меня спохватиться.

Ну точно же. Мы же договаривались. И он со своей стороны отлично играет роль и соблюдает условия. Да — он утер мне нос этой своей какой-то безумной платежеспособностью, но это ведь не освобождает меня от ответственности. Даже наоборот. Теперь я еще сильнее хочу свои крылатые кеды. Они же так близко ко мне вообще никогда в моей жизни не были. Ладно, я ради этого даже Бурцева два часика потерплю. Я ж его до одиннадцатого класса как-то дотерпела, да?

— Прости, Кексик, я отлучусь. Передай официанту, чтобы мне принесли “как обычно”, — Тимур тем временем сокращает время моего испытания еще на несколько минут, поднимаясь из-за стола, и бодрым шагом человека, которому очень что-то где-то давит, удаляется в сторону “тайных комнат”.

Меню я пролистываю чисто от скуки. После истории с кедами становится очевидно, что мне не шокировать Бурцева никакими тремя дюжинами устриц, поэтому стоит обойтись чем-то любимым, что может скрасить мне это время. Стейком? Что ж, пусть это будет стейк. Буду медленно-медленно жевать его и представлять, что кровь на моем языке не чья-нибудь, а именно Бурцева.

Диктую заказ официантке и сама замечаю как она нервничает и как-то очень неловко поглядывает в угол зала за моей спиной. И чтобы понять, кто там сидит — в любимом-то заведении Бурцева и его бывшей жены — не нужно быть Шерлоком.

Я дожидаюсь, пока она отчалит, оборачиваюсь. Даже не особенно прикидываясь, что меня заботит интерьер ресторана, нет — не заботит. Мне интересно на самом деле, насколько эта мадмуазель могла бы растоптать мою самооценку, если бы мы с ней соперничали по-настоящему.

Черт…

Черт, черт, черт…

У красотки, сидящей за столиком с бокалом вина в тонких пальцах — рыжая густая копна волос. Ангельские точеные черты лица. Осиная талия и шикарная грудь, той самой размерности “можно накрыть ладошкой”, которой у меня и в девятом классе не было.

И понятное дело, что по всем параметрам напоминающий Кена Бурцев выбрал именно её. Естественно. Идеальная Барби, даром что рыжая. На неё любой мужик будет смотреть и содрогаться от приступов взбесившегося тестостерона.

Наверное, это и есть издевка Бурцева, которую я сразу не поняла.

Потому что в здравом уме и трезвой памяти я не вижу никаких других причин притаскивать меня в этот ресторан и пытаться выдать за соперницу его бывшей жене. Ну, какая из меня соперница для этой фотомодели? Кого она увидит? Толстуху в черном трикотаже и со сломанным каблуком на туфлях? Действительно, такая страшная соперница, как же с такой справиться.

Будто отвечая моим мыслям, красотка приподнимает свой бокал вина, салютует им мне, изгибает издевательски губы, а после — так и не сделав ни глотка, ставит бокал на стол и выбирается из-за стола, демонстрируя миру свои бесконечные, идеальные ровные ноги. А потом — уходит в ту же сторону, в которую пять минут назад ушел и до сих пор не вернулся Бурцев.

Не пойду за ними…

Не пойду! Мне неинтересно!

Впрочем, кого я обманываю?

Я выдерживаю секунд пятнадцать, а потом поднимаюсь из-за столика сама, сбрасываю туфли и наплевав на все, босиком, почти вприпрыжку несусь следом.

Мое любопытство меня погубит!