Когда я прибегала из школы в слезах и не в силах сдержать эмоций лупила руками и ногами по одеялу, мама заходила ко мне, устало вздыхала и повторяла из раза в раз: “Все пройдет. Пройдет и это!”
Тогда это действовало успокоительно, я ждала выпускного как амнистии. Наконец-то! Вычеркиваю Бурцева из своей жизни! Забываю его как страшный сон.
Кто бы знал, что кучу лет спустя я буду страдать по ровно-противоположной причине?
— Мой дом в другой стороне, — когда Тимур выезжает с парковки, у меня почему-то в душе просыпается ворчливая бабка. И не то чтобы я прям приципиально разбиралась в дорожных нюансах Москвы, я ж такого рода москвич, который дальше метро города почти не видел. Но отличить неверный левый поворот от правого я все-таки смогла.
— Эй, кто за рулем — тот маршрут и прокладывает, — возражает Бурцев, хотя видно по глазам — даже он понимает, что звучит неубедительно.
Думаю об этом, и неведомая сила дает моему упрямству ощутимый щелбан.
“Неубедительно, Юля? Для кого? Для чего?”
А после этого ладонь Бурцева падает на мое колено, и сжимается на нем. И голос его звучит подозрительно так же, как и мой внутренний.
— Ты так хочешь домой?
Не хочу.
Мне не приходится даже долго копаться в себе, чтобы дать этот ответ.
Не хочу.
Но какая разница, чего я хочу?
Это так глупо — растекаться как топленое масло после такого странного времяпрепровождения.
И пусть секс был легендарно прекрасен. Да, да, легендарно! Ни больше, ни меньше. Девушка, которая через сорок минут после секса может похвастаться мокрыми насквозь трусами — не может дать меньшей оценки.
Хотя чего греха таить, в мою память врезался не только секс. На обеде я в кои-то веки не ощущала мучительный стыд за каждый съеденный кусочек. Внезапно — оказалось, что не заморачиваясь на этом, я могу съесть в два раза меньше еды, и голод все равно отступит.
— Мы договаривались, — бормочу я пасмурно, — только ресторан и все. И вообще…
— И вообще? — переспрашивает Бурцев, такой возмутительный чурбан, что на него приходится даже зыркнуть недовольно.
И вообще! Чего он хочет? Чтобы я честно ему все выложила? Так у него ж треснет. Уже трескается! Вон, рубашка на налитых бицепсах того и гляди по швам пойдет.
Ладонь Бурцева, то и дело соскальзывающая с моего колена на рычаг передач, но неизменно возвращающаяся обратно, сжимается сильнее.
— Я не хочу с тобой пока разбегаться по домам, Кексик, — так просто и откровенно заявляет Тимур, — я почти уверен, что стоит тебя отпустить домой — и ты вернешься к заводским настройкам и завтра снова встретишь меня вилами в живот.
— Ну… — хоть я и мнусь, но нельзя отрицать, что резон в словах Бурцева все-таки есть. Здесь и сейчас я сбита с толку, оглушена оргазмом, потеряна. Дома — помогут стены. Я соберу себя воедино и схвачусь за голову. Какие вилы, я могу вокруг своего дома ров с крокодилами выкопать, для защиты.
— Ну вот, — безапелляционно парирует Бурцев, — поэтому мы сейчас едем в океанариум.
— Куда?!
Я и забыла, что пристегнута. Наверное, если бы не это — я бы вскочила на ноги и вывалилась бы к чертовой матери из этой дурацкой машины.
— В океанариум, — Тимур не смотрит на меня, но по широченной лыбе от уха до уха видно — он ужасно доволен собой, — а что, хочешь сказать, ты там часто бываешь, настолько что надоело?
Честно говоря, нет. Но ляпнуть “Да” мне хочется только из принципа, чтобы хоть на секунду эта радостная рожа Бурцева потускнела. Но… Нет ведь. Я не то чтобы часто бываю в океанариуме. Я там вообще не бываю.
— Ну и все, решено! — нахально подводит черту в нашем споре Бурцев.
И я могла бы ему напомнить про все наши договоренности. Про то, что я в ресторан с ним только ради новых туфель пошла. Про то, что он клялся мне, что отлипнет от меня навек, если я помогу ему дать бывшей жене бой.
Могла бы, да.
Вместо этого я забираюсь пальцами в хвост, на который без слез, наверное, уже и не взглянешь, столько раз его за сегодня стягивали и перетягивали. Стаскиваю с волос резинку. Позволяю волосам разлететься по ветру, подставляю ему лицо.
Ну, а что?
Не каждый день меня на выпендрежном кабриолете по океанариумам катают!
Идея была дурацкая.
Идея была ужасно дурацкая.
Но честно скажем, еще сегодня утром, я хоть и с содроганием, но все-таки шла на выставку с дохлыми котиками и енотиками. И кажется, Тимур это тоже имел в виду, но из-за того, что я не стала особо сопротивляться — оставил этот аргумент при себе.
Впрочем, я и сама додумалась, что живые рыбки — это как-то повеселее будет.
Наверное, хорошо, что этот спонтанный поход в океанариум — это не спланированное заранее свидание. Потому что утром, когда я ехала с Андреем в музей — я так сильно напрягалась. Пыталась казаться спокойнее, комфортнее, заинтересованнее.
С Бурцевым же все работает ровно наоборот. Вопреки даже произошедшему акту страсти и последовавшему совместному обеду — я не хочу ему нравиться. Даже не пытаюсь. И не боюсь казаться дурой, залипнув внезапно аж в холле океанариума.
Ну, а кто виноват, что местные дизайнеры завесили весь потолок от одного края зала до другого шикарными светильниками в форме медуз.
— Блин, красота какая! — выдыхаю восхищенно, замерев ровно посередине широкого зала — где меньше всего толпы. — Как думаешь, можно где-нибудь такие же купить?
— Ща, погодь, — рука Бурцева с телефоном взлетает к потолку.
— Бож ты мой, ты что, пользуешься умной камерой? — насмешка как-то сама по себе соскальзывает с языка.
— Между прочим, очень удобно, если твоей женщине что-то приглянулось и хочется вот прям щас, — откликается Бурцев, отвечая моей язвительности своим снисходительным скепсисом.
— Что, неужто после развода удалять не стал? — не унимаюсь снова. — Все-таки ждал возвращения главной транжирки твоей жизни?
— Вчера установил, — не моргнув и глазом отбривает Бурцев, — потому что любовь должна быть во всеоружии.
В эту секунду я даже пожалела, что у меня нет какого-нибудь стаканчика с соком или кофе в руке. Держу пари, с ним мой ехидный хрюк вышел бы еще более насмешливым.
Любовь-любовь, ага-ага!
Складно он все-таки лапшу вешает. Душевно так!
— Так что там все-таки с люстрой? Есть такие? — спрашиваю, снова цепляясь взглядом за потолок. Как ни удивительно, но за пять минут, что я не смотрела, он ничуть не потерял в прекрасности. И моя спальня не перестала нуждаться в срочном приобретении пары медузок.
— Нужно искать, — Тимур критично морщится, прокручивая изображение на телефоне вниз, — пока вижу только дикую шляпу. А тебе очень приспичило?
— Приспичило, — скорбно признаю, — настолько, что сейчас я думаю, где в этом гнусном заведении чулан со швабрами, там ведь наверняка есть стремянка? Если спрятаться до закрытия — получится поставить лестницу и стыбзить парочку люстр?
— Ну, это можно сделать и после того, как мы собственно сходим и все тут посмотрим, — Тимур восхищенно округляет глаза, всем выражением лица восторгаясь моему гениальному плану.
Да черт бы его побрал!
Даже мои дурацкие приколы на нем не работают. Он даже подыгрывает. Надеюсь, тут аквариум с крокодилами открытый. Если очень постараться — можно сделать из Бурцева идеальный аперитив для этих плавучих чемоданов.
— Ты почти не хромаешь…
Бурцев говорит задумчиво, и я замираю, осознав и его слова, и свое самочувствие.
И правда! Делаю шаг вперед-назад — округляю глаза.
— Нифига себе. А давно ли ты меня на ручках носил, грыжу так старательно зарабатывал!
— Целую вечность тому назад, — скорбно округляет глаза Бурцев, — и честно говоря, надеялся, что мне еще удастся перед тобой сегодня поблистать мощью моих бицепсов. А ты — ужасная женщина — меня обламываешь. Тебе не стыдно?
— Мне? А я-то тут причем, — отмахиваюсь от него обеими руками, — это врач у нас был демон во плоти. Он сказал “все нормально” — я и поверила.
Тимур кривит губы и оскорбленно скрещивает руки на груди.
— Ты возмутительно не романтична, Кексик.
— Я-то? Это ты с чего взял?
— Ну, ты могла бы позаботиться о моем хрупком мужском эго. Сказать, что это все благодаря мне…
— И твоему целительному херу?
Дерзкое словечко срывается с моего языка неосторожно, и я торопливо его прикусываю. Верчу головой — и облегченно выдыхаю. Как-то нам повезло, что вблизи нас никого не стояло — большая часть народа уже столпилась у прохода на экспозицию, и нас, подотставших люстро-залипателей, никто не слышал.
Смотрю на Тимура — прыскаю со смеху. Этот болван так напыжился от моих слов, будто и сам уже свой член на битву экстрасенсов записал.
— Обломись-ка, Гэндальф, — выдыхаю сквозь смех, — это кеды я себе выбрала волшебные. А у тебя прибор кроме размера ничем сверхъестественным не отличается.
— А, то есть размер тебе понравился? А насколько понравился? Очень? Или очень-очень?
— Иди ты в баню, Бурцев! — с душой отмахиваюсь я. — Ты меня в океанариум привел или во дворец имени твоей мании величия? Мы сегодня на рыб смотреть будем? Или как?
— Будем, будем, — он подозрительно просто встает на предложенные ему рельсы. И подозрительно широко после этого улыбается. Настолько, что даже на оттопыренный им локоть я смотрю с подозрением.
Что-то этот гад задумал! Понять бы еще только, что именно!
Впрочем, тревогам моим быстро приходится отступить на второй план, как только мы подходим к аквариумам. Даже в самом первом зале, даже самые небольшие, а уж когда мы выходим в зал, где вода колышется за стеклом от пола до потолка — тут у меня и вовсе слова заканчиваются, до того это красиво. И я уже совсем как девчонка висну у Тимура на руке, теребя его и бросаясь в разные стороны. И настолько это меня захватывает — сама от себя не ожидала. Вроде бы такая мелочь! Сама я ни в жизнь сюда бы не пошла. И зря, разумеется, зря!
Где бы еще я так позалипала на мелких цветных рыбок, плывущих вдоль рельефов, украшенных узорами коренных ацтеков. Когда бы смогла остановиться в одном из тоннелей-арок, и с восхищением потянуться к прозрачному потолку, сквозь который на людишек пялилась стайка разноцветных рыб.
— Кексик, замри на пару секунд…
В другой раз я бы наверное дернулась, вздрогнула, обернулась, но было что-то магнетическое и успокаивающее в переливчатом колыхании окружающей меня воды. Я замерла. Потянулась к потолку еще старательнее. А потом обернулась к Бурцеву через плечо, забив даже на то, что на губах моих напрочь заклинило самую идиотскую улыбку на свете.
— Ну, как я вышла?
Бурцев даже отвечает мне не сразу, смотрит прямо на экран смартфона, листает сделанные фотки. Смотрит на меня, и кажется, в его глазах тоже плещется водная бездна.
— Ты вышла шикарно, Кексик. Иначе и быть не могло.
Фыркаю скептично — свою отрицательную фотогеничность я знаю с малых лет, хорошо на моих фотографиях выходили только щеки. Но все-таки не удерживаюсь и прошу.
— Фотки скинешь потом?
— При одном условии, — тут же находится этот паршивец, — ты сфоткаешься со мной вместе.
— Ой все! — фыркаю я, покачивая головой. — Тебе что, еще не надоела эта игра?
— Какая игра? — Тимур приподнимает бровь.
— Пф, — покачиваю головой укоризненно, — ладно, ладно, валяйте, юноша, не надоело — ваше дело.
Сама подхожу к нему, сама позволяю обвить мою талию рельсой-ручищей. Опускаю голову на плечо, обнимаю мужскую шею в ответ. В самую последнюю секунду — скашиваю глаза в сторону и высовываю язык.
— Эй! — Бурцев недовольно бодает меня носом в ухо. — Нормально давай. Это еще что за бесноватая вместо моего сладкого Кексика?
— Какая есть, такой и наслаждайся, — корчу рожу еще отчаяннее.
— Ну и буду! — фыркает Тимур и в этом смешке я явственно слышу нотки нешуточной угрозы.
— Смотри не отравись! — советую практично. — Говорят, мясо кобр можно есть только в очень маленьких количествах.
— Милая моя, — Бурцев фыркает мне в шею и снова щелкает камерой на смартфоне, — не мни о себе слишком много. Ты не похожа на кобру.
— А на кого я похожа, на пингвинчика? — коварно предполагаю я потенциальное оскорбление на минималках. — Это все потому что я черная, или потому что тело мне надо спрятать за утес?
— В какой-такой утес? — Бурцев и бровью не ведет. — Я запрещаю каким-то утесам вставать между мной и телом моего сладкого Кексика. Иначе я за себя не отвечаю.
Эх! Опять мне не удалось его подловить!
Где там мой бассейн с крокодилами?
Нужно к ним поторопиться, а то так просто невозможно уже. Бурцев же вот-вот уже меня очарует. А я, как известно — та Баба Яга, которая против!
Бассейна с крокодилами не нашлось.
Нашелся только открытый бассейн с акулами, но за их графиком питания следила очень важная бабушка-одуванчик, вооруженная шваброй на длинной палке. Я её ужасно испугалась, и не стала выписывать Бурцеву билетик в последний полет на свиданье с акулами.
Хотя, будем честны и откровенны, слушать его треп мне просто еще не надоело. Хотелось послушать еще.
— А вот и пингвины, — жизнерадостно тянет меня Бурцев вперед и вперед, будто у него в пятой точке моторчик завибрировал, — смотри, какие красавцы.
— Неуклюжики же, — фыркаю, глядя на семенящего по возвышающемуся над водой валуну важному толстячку. Он и вправду семенит не очень грациозно, сильно косолапя и кренясь вперед.
— Ненадолго. Смотри…
Темное тельце наклоняется и быстро, стремительно летит с камня вниз, и почти без брызг заходит в воду. И тут он действительно преображается. И толстое, казавшееся таким неповоротливым существо вдруг становится ловким и быстрым.
— Гроза всех селедок, — выдаю восхищенное, хотя на самом деле — люто завидую маленькому пингвинчику. Я так изящно в воде не выгляжу. Вообще нигде, кроме, я надеюсь, хотя бы кухни!
— У каждого своя струя, где он гроза всех селедок, — задумчиво роняет Бурцев, а потом тянет меня дальше, — идем дальше, а то все посмотреть не успеем.
“Не успеем…”
Кто бы знал, что такие короткие два слова способны так быстро испортить настроение. Потому что если парень наслаждается свиданием — он торопиться не будет. Хотя, может — это я сама дура, решила, что это свидание. Размякла, потеряла бдительность, поверила. На пять минуточек, на пять процентов мозга, но все-таки. Поверила же!
Ладно. Если Бурцеву так не терпится закрыть последнюю галочку — я не буду его задерживать.
Вы когда-нибудь проносились по какой-нибудь выставке как ураган? Никуда по сторонам не глядя, не говоря ни слова, так бешено глядя на всех встречных, что они попросту шарахались в стороны. Правильно! Под мой каток лучше не попадать, мокрого места не останется!
Чтоб я! Еще раз! Повелась на!
— Кексик, ты куда?
Уже у самого выхода в лобби Бурцев меня нагоняет и прихватывает за оба локтя. И чтоб его, как же бесит, что у него получается! Такое ощущение, будто в самый последний момент меня кто-то взял и вздернул в воздух, лишив опоры под ногами.
— Домой, — огрызаюсь и дергаюсь, пытаясь отвоевать себе хоть один локоть обратно, — чтобы больше тебя не задерживать?
— Ты? Меня? Окстись, моя сладкая, это я тебя сюда притащил. Потому что домой отпускать не хочу.
— Ну это же ты куда-то опаздываешь! — пыхчу, отчаянно пытаясь не поддаваться мягким, вкрадчивым ноткам в тоне Тимура. Он-то свое обаяние на сто процентов выкрутил, но кто ж сказал, что это повод ослаблять бдительность?
— Не “я”, а “мы”, — поправляет Тимур все тем же снисходительным тоном, — прости, моя сладкая, инструктор по погружениям ко времени приходит.
— По погружениям? — оторопело повторяю. — По каким погружениям?
— По самым настоящим погружениям, — радостно откликается Тимур, — разве ты не хочешь на рыб в их среде посмотреть?
— Я никогда не…
— У всех бывает первый раз, — увещевает Бурцев, а сам осторожненько, не спеша тащит меня в противоположную от спасительного лобби сторону, — как хорошо, что твой первый раз случится сегодня, не так ли?
— Я плохо плаваю!
— Тут и не обязательно, — не сдается Тимур, почти волоком ведя меня к двери с яркой афишей с дайвером, — для любого новичка имеется инструктор.
— А тебе он не нужен, что ли? — уязвленно интересуюсь, расслышав подтекст, что новичок тут только я.
— Ну, прости, — Бурцев покаянно округляет глаза, — я дайвингом уже пять лет увлекаюсь. Знаешь, сколько рыб перепугала моя рожа?
— Да уж догадываюсь, что они все скинутся тебе на Джона Уика, если что! — ворчу, но упираться почти перестаю. Потому что…
Ну нет у меня адекватных возражений вот этому кипишу! Хотя ножки, конечно, и подкашиваются!
— Как вы рано! — инструктор, худющая как моя черная зависть девица удивленно смотрит на часы. — Я вас через десять минут ждала.
— Ну, мы ужасно не хотели вас задерживать, — бодро лыбится Бурцев, — и немножко ускорились в последних залах. Решили, что осмотреть их изнутри будет интереснее.
— Ну, это вы, конечно, правы, — инструкторша дарит ослепительную улыбку мужчине, а потом косится на меня и даже я вижу недоумение в её глазах. Да-да! Сама в шоке, что этот альфа-медведь никак не отвянет от меня.
Впрочем… Это не мешает мне не выбеситься на нахалку. Серьезно? Так открыто шеймить? Ты бы еще вслух спросила, как такой шикарный мужчина связался с такой коровой как я.
— Тим, ты уверен, что это безопасно? — спрашиваю я, добавляя голосу мурлычащих ноток. В конце концов, некие основы флирта известны даже мне.
— Конечно, моя сладкая. Местный директор — мой давний клиент. Он за свои услуги головой ручается. В конце концов, если мы будем недовольны обслуживанием, кому-то придется искать новое рекламное агентство.
Кажется, Тимур тоже заметил скепсис, мне адресованный. И вот так вот нежно обрисовал инструкторше положение дел. И она, кажется, спохватывается и, преисполнившись праведного трепета, вспоминает про свои рабочие обязанности.
— Значит, мы тут по знакомству? — спрашиваю, уже когда мы оказываемся в инвентарном зале, и инструкторша закапывается куда-то в шкаф, пытаясь найти дайвинг-костюм моего размера.
— Только на погружении, — Тимур безмятежно пожимает плечами, — тут так-то запись на две недели вперед, очень редко бывают окна.
— Дожили, — ворчливо откликаюсь я, — даже к рыбам в наше время приходят по предварительной записи. А чтоб покормить акулу месяц в очереди надо стоять?
— Добровольные пожертвования конечностей для Фонда голодных акул принимаются без всякой записи, — смеется Тимур, и я сама фыркаю, не в силах сдержаться.