Глава 20. В которой назначается свидание

Ничто так не вдохновляет, оказывается, с утра пораньше, как хороший секс в душе.

Пока я наблюдаю, как Тимур торопливо шнурует свои выпендрежные джорданы — в голове уже крутится всякое. Спонтанное.

— А если мне понравится твое видео? Что мне делать? Выкладывать его?

— Ну, конечно, ты можешь на него смотреть и сходить с ума, от того, насколько я у тебя гений, Кексик. Но в таком случае тебе не будет с этого никакой практической пользы. Лучше выложи. Мир должен знать о твоих талантах.

— Но ведь одним роликом мне не обойтись?

— Ну, конечно же, нет, сладкая, — Тимур выпрямляется легко и просто, будто сжатая пружина, резко восстановившая форму, — одно видео тебя не прославит. Имидж надо постоянно поддерживать.

— Но о чем можно снимать ролики про работу кондитера?

Если в чем я и могла признать свои слабости — так это в ведении соцсетей. Для меня задача сменить аватарку — уже была чудовищным вопросом, потому что она означала, что мне надо как-то сделать фото, на котором мои хомячьи щеки не будут меня бесить. И желательно, чтоб фото было посвежее, чтоб клиенты могли узнать меня в толпе. А тут вопрос не в том, как два часа мучить фронтальную камеру и фильтры фоторедактора, чтобы сделать из своего фото что-то удобоваривамое. Нет. Тут надо думать о том, чтобы постоянно что-то делать. Причем делать не просто так, а на камеру. И что это будет? Я ведь не каждый день рисую на тортах пейзажи.

К слову — очень жаль, что не каждый. Потому что это на самом деле мне безумно нравилось делать.

— На самом деле — о чем угодно, — Тим на секунду поворачивается к зеркалу, поправляет воротник джемпера, ерошит светлые волосы. Дарит мне обворожительную улыбку влюбленного Кена.

— Подумай, Кексик. Мы можем делать видео о смешных эпизодах работы с клиентами, о твоих фейлах, маленьких кулинарных секретиках, и просто снимать что-то эстетичное.

— И все? — недоверчиво переспрашиваю. — И что, людям это интересно?

— Людям интересно все, Кексик. Иначе бы они не смотрели реалити-шоу. Главное — быть потрясающей, и ты обречена на успех. А с этим у тебя проблемы не будет.

— Но… — честно говоря, я не понимала, в какой именно ситуации могу быть потрясающей. Возможно — СОтрясающей? Сотрясающей твердь земную по пути к холодильнику? Вот это да — вот это про меня.

— Кексик, — Тимур ловит меня за руку и притягивает её к губам, — просто подожди пару часов. Я пришлю тебе видео, и ты сама все увидишь. Тебе не нужно думать и сомневаться. Уж я-то умею и груду навоза распиарить эффективнее шоколадной фабрики. А ты — моя сладкая, такой вкусный проект… Брал бы с тебя деньги — купил бы еще один мерседес.

— А ты, значит, впрягся из благотворительных побуждений? — не удерживаюсь от подколки. Да и честно говоря, саму это немного коробит.

— Почему из-за благотворительных? — Бурцев округляет глаза. — Вообще-то ты мне мой мерседес отдаешь голубцами.

— А я-то думала, скажешь, натурой.

— Ни в коем случае, — фыркает Тимур и снова тянется ко мне, на этот раз, чтобы клюнуть меня губами в нос, — натура у нас, Кексик, из-за того, что моему животному обаянию невозможно сопротивляться. Или что, будешь спорить?

— Ну… — многозначительно тяну я, разглядывая его со снисхождением, — может быть, и поспорила бы, но тогда кое-кто совсем опоздает на свою работу. И обещанного видео я, наверное, в этом году не увижу.

— Твоя правда, — Тимур бросает взгляд на часы и скорбно корчит рожу, — уже опаздываю, на самом деле. Но у меня есть оправдание — не хочу от тебя убегать. Не правда ли, убедительное?

Я просто приподнимаю язвительно бровь, не вступая с болтуном в полемику. Он — трагично вздыхает и нахально тянется к висящей на стене ключнице.

— Я сам открою.

— Ключи в замке оставь.

— Зануда ты, Кексик, — ворчливо бросает Тимур на прощанье и все-таки бросает мне ключи в руки, — ну и запирайся тогда сама.

Сама не ожидала, что вернусь на кухню в таком приподнятом расположении духа. Еще и с приливом вдохновения, требующим замутить что-нибудь этакое!

Заказов на сегодня и на завтра кроме утреннего у меня не было, но… Вдохновению абсолютно наплевать. Руки зудят в кулинарном зуде, а значит, надо доставать из ящика муку и яйца.

Замешиваю тесто и придумываю своим выкрутасам то ли повод, то ли оправдание. Бурцев же пригласил меня на обед, да? Да! Разве не могу я к этому обеду добавить свой авторский десерт? Тем более, что он сам сказал, надо будет обеспечивать страницу контентом. Сказал? Сказал!

А я девочка послушная — я сейчас исполню.

Ох, как я исполню!

Поймав какой-то дикий творческий прилив — замешиваю бисквит на чемпионской скорости. Даром, что соблюдаю все временные нюансы, вроде того, чтобы вмешивать муку во взбитые белки медленно, на медитативной скорости, чтобы не повыпускать из теста молекулы воздуха. Ну, а может, мне просто не терпится приступить к финальной стадии — декору, и потому время летит максимально незаметно.

Конечно, тортик для Бурцева — это не тортик для моей драгоценной клиентки. Тортик для Бурцева — это олицетворение всей глубины моего неоднозначного к нему отношения.

Белый ровный крем-чиз в качестве основного фона — мой чистый лист для кулинарного бесчинства. То, насколько идеальным получается оттенок крови из сахарного сиропа— лишь служит мне доказательством, что я выбрала наилучший день для реализации этой безумной идеи. Хотя, конечно, все к этому шло! Я ведь именно на той неделе развлекалась лепкой из мастики хэллоуинского декора, и именно поэтому в моем холодильнике в непрозрачном контейнере находятся последние штрихи — две почти натуральные копии отрубленных пальцев и шикарный тесак Сантоку, который с первого взгляда не отличишь от настоящего. Да и со второго тоже.

Блин, я даже хочу снять на видео, как Бурцев откусывает кусок от ручки этого ножа. Он же даже не мастичный целиком, внутри него держит все на себе бисквитная печенька.

Во время мастеркласса я слепила этих ножей целый десяток, но только один, самый убедительный оставила в холодильнике — при чем без задней мысли, хотела просто Маринке показать, чему научилась. Но сегодня ему нашлось другое, куда более эффективное применение!

Пока изощряюсь с потеками крови вдоль одной из сторон — от Бурцева таки прилетает видео. Ошизительные новости — я уже проколдовала над тортом три часа, и он не только добрался до работы, но и свою “шабашку” сделать успел.

Смотрю видео — и старательно ищу, к чему придраться. Отчаянно хочу, чтобы у моего “оператора” дрожали руки, ракурс был неудачный, или цветопередача хромала.

Нет. Ни руки не дрожали, и свет лежал идеально, все у Бурцева получилось так как надо! На длинном варианте он обрезал почти все, оставил только торт, на который я художественными мазками наносила рисунок. И это на самом деле оказалось очень медитативненько. При чем судя по подобранному треку — именно такого эффекта Тимур и добивался. Кроме длинного видео он мне прислал еще и короткое, и тут уже на самом деле было гораздо больше меня. В целом — только я тут и была. Пританцовывающая, мурлыкающая себе под нос всякую дуристику, изучающая торт взглядом настоящего художника.

И…

Да, я все по-прежнему видела, и то, что пятая точка в кадр не влезла, и что можно было быть и поуже, и даже волосы можно было аккуратнее расчесать. Но когда в мой мозг забрела вдруг крамольная мысль “а не удалить ли?” — палец возмущенно отдернулся от экрана.

Не хотелось…

Творческий процесс оказался захватывающе интересным даже для меня, которая это все вообще-то делала!

Ладно… Меня же никто не заставляет выкладывать короткое видео! Длинное — тоже неплохо.

— Так что? Я вызову тебе такси на обед? Будешь готова через пару часов? — падает мне от Тимура в мессенджере?

Он еще не знает, какой сюрприз я ему готовлю! И я ни за что не откажусь от возможности так над ним подшутить, даже ради собственной вредности.

— Буду, — пишу в ответ. Оглядываюсь на торт, уже почти готовый, с размещенным на нем тесаком. Я украшала его не симметрично — так смотрится интересно, но как-то так вышло, что у торта остался целый широкий белый край. Я думала — он добавит торту элегантности, а он на самом деле — создает только ненужное чувство пустоты, зачем-то.

А сладкая кровь-то у меня, между прочим, еще осталась!

Моя муза думает всего пару секунд. Короткая вспышка — и я уже понимаю, что делать. Снова закапываюсь в контейнер с пробниками хэллоуинского декора и выуживаю из неё два пальца — типа отрубленных. Слов нет, как я с ними намучилась, добиваясь достоверности! И ведь не зря!

Выкладываю этими пальцами победоносное “V” на чистом пространстве. Заливаю в кондитерскую ручку сладкую кровь и размашисто пишу “Поздравляю” заполняя оставшуюся пустоту.

Замираю, любуясь получившимся шедевром.

Идеально!

Идеальный презент для мужика, который так мне нравится, что три раза в день хочется его прибить чем-нибудь тяжелым.

Но все же нравится!

И поэтому — торт отработанным движением задвигается в холодильник, а я — на крыльях веселой спешки лечу в ванную.

Свидание через два часа! А я еще вообще не готовая!


Спустя полчаса бесполезной войны со шкафом, я сдаюсь. Открываю WhatsApp, нахожу там контакт своей сестрицы. Пару минут медитирую на аватарку, на которой она возмутительно самодовольно лыбится и всему миру делает козу.

Ну, то есть козу она делает фотографу, ясно понятно, и скорей всего — её ненаглядному Рашиду. Но выглядит все так, как будто сейчас она надо мной злорадствует.

“Ага, снова пришла ко мне за советом?”

Так, Юлечка, вдох-выдох, мысли из головы вон, и жми на волшебную кнопочку. И терпи, терпи эти несносные гудки, не смей давать заднюю и сбрасывать.

А может, все-таки…

— Аллеу!

У Маринки безмятежный, такой невинный голос — но я даже не сомневаюсь, что у неё сейчас на губах — самая удовлетворенная улыбка, на которую она вообще только способна.

— Доброе утречко, Мариш. Я не отвлекаю?

Сама поняла, что вышло заискивающе.

Слишком заискивающе для старшей сестры, которая столько времени вела себя с младшей как с непутевой, помешанной на тряпках дурочке.

— Ну вообще-то! — судя по голосу Маринки — она тоже все правильно расслышала. И только что преисполнилась чувства собственного достоинства в два раза сильнее, чем обычно. — Вообще-то отвлекаешь. Я тут вообще-то чай пью!

— О-о-о! — тяну трагично. — Да, ты права. Это очень важное, требующее сосредоточения мероприятие. Не буду отвлекать.

— Стой-стой-стой, — Маринка спохватывается, осознав, что еще чуть-чуть — и мое предложение капитуляции аннулируется в связи с непониманием сторон, — а что ты хотела? Что-то случилось?

— Ну, что со мной случилось после твоего гребаного красного платья на встрече выпускников, ты в курсе вообще-то, — мрачно бурчу я, — и в виду того, что это ты причастна к этому удручающему событию, я требую своей законной поддержки.

— На основании? — хихикает паршивка, явно слегка позабывшая, что старшая в нашем тандеме все-таки я. И что от меня и отхватить можно. Было когда-то… Эх! И где те счастливые времена, а?

— На основании любящей и, я надеюсь, все еще любимой, сестры, — надбавляю подозрительности в голосе, — или что? Все-таки уже не любимой? Ты все-таки решила меня променять на эту твою бьюти-блогершу? Как там её? Настя Метелкина?

— Метельская! — поправляет Маринка, и в её голосе даже по телефону слышны ехидные чертики. — А что такого? Она не так уж и плоха.

— Твои любимые фисташковые эклеры она готовить не умеет, — замечаю как будто мимоходом, возводя глаза к потолку.

Да-да, у меня тоже есть свои козыри!

С той стороны трубки пару секунд царит задумчивое молчание.

С одной стороны — эта фифа вечно на диете.

С другой стороны — я балую её теми-самыми эклерами раз в год, на день рождения. И она точно знает, от чего может отказаться.

Поправочка: от чего она еще ни разу в жизни не отказалась, с того самого момента, как я освоила этот рецепт.

— Что за мероприятие? — наконец решается Маринка. — Куда Тимурчик тащит тебя на этот раз? Если опять в океанариум — мать, тут моя магия бессильна.

— Не мать я тебе, бесстыжая, — возмущаюсь я в лучших чувствах, — и нефиг меня так старить. А то не дождешься ты от меня ни спасибо, ни пожалуйста.

— Можно подумать, я так его от тебя дождусь, — ворчит Маринка, но я бросаю взгляд на часы над кроватью и понимаю, что времени осталось катастрофически мало. С учетом того, что я до сих пор не научилась нормально стрелки подводить — я уже, можно сказать, опаздываю.

— Дресс-код — ресторан. Крутой, как… бицепс Бурцева.

— Обед или ужин?

— Обед.

— Ага, понятно, значит, задача — не показаться вырядившейся клушей…

— Надо, чтоб казалось, что я даже не готовилась.

Как только это озвучила — вспомнила про проклятые стрелки, поняла, что план на самом деле обречен на поражение. Я же обычно не крашусь! И Бурцев это уже видел даже. Правда, есть еще надежда, что он просто почти слепой. Ведь он это видел, видел и меня без утягивающего белья в ванной, и… Отказался почему-то после этого к себе домой валить.

— Ну смотри, у тебя есть то миленькое белое платье в розовый цветочек.

— Нет, — сразу отметаю я, — оно же прямо вслух орет — я ужасно хочу, чтобы ты заметил во мне нежную розу.

— А ты как будто против, чтобы Тим её-таки заметил, — хихикает Маринка.

— Я… Не то чтобы против… Но и не за! Точнее — не настолько “за”, чтобы одеваться как нежная барышня.

— Ну и дурочка, — безмятежно фыркает сестрица, — у того платья так плечи шикарно открытые. Добавила бы себе секса, глядишь, Тим и салфетницу бы сожрал.

— Исключено. Это вряд ли пойдет на пользу бывшему язвеннику, — категорично стою на своем я. Удерживаю на языке мысль, что вообще-то из-за пресловутых спущенных рукавов на плечах я и не хочу это платье надевать. Не люблю открывать верхнюю зону своих рук. Столько там… Спорных участков!

— Дай угадаю, белый жакет и тот топ с блестками с позапрошлого Нового года тебе тоже предлагать не стоит? — траурно уточняет Маринка. Я прям слышу у неё отчетливый подтон “угораздило же меня ввязаться в такой утомительный проект, как привередливая Юлечка”.

— Нет, конечно! Ты что, с ума сошла? Я же говорю, должно быть красиво, но выглядеть так, будто я не готовилась, — на секунду задумываюсь и поправляюсь, — ладно. Пусть будет не “красиво”. Хотя бы “симпатично”. Это можно?

— Можно, — мрачно вздыхает Маринка, — но я почти уверена, что ты так замуж никогда не выйдешь.

— Свят, свят, свят.

— Иди в кладовку.

— Куда?

— В кладовку. Или ты забыла, где она у тебя находится?

— Я помню, — ворчу, выгребаясь из спальни, — только это ты, по-моему, забыла, где я шмотки держу.

— Я забыла? — ехидно парирует Маринка. — Да я в твоем гардеробе ревизию навожу чаще, чем в своем. И уж точно быстрей тебя скажу, что у тебя где лежит.

— Ну, в этот раз ты что-то перепутала, госпожа Сусанна, — бурчу, аккуратно, боком протискиваясь в кладовку. На самом деле тут тоже надо было ремонт сделать, да вот только у меня никак не доходили руки!

— Тут ничего нет, — говорю, спотыкаясь взглядом об коробку с новогодней елкой, палки для скандинавской ходьбы, на которых только что мох не растет, три рулона обоев, оставшихся после ремонта гостиной. Это не кладовка. Это кладбище нереализованных планов.

— Полка на самом верху. Круглая черная коробка.

— Нет! — я понимаю, что это такое, как только мой взгляд упирается в искомый объект. — Ты с ума сошла?

— Ты ведь это никогда не надевала.

— Да! — восклицаю в сердцах. — Потому что у этого комплекта было вполне конкретное назначение.

— Которое твой бывший Женечка благополучненько засрал, да, я помню, — фыркает Маринка, — ну и что теперь? Прикид благополучно будет съеден молью на твоей антресоли?

— Ну а что еще?

— Носи его, Юлечка. Носи и наслаждайся. Сама прекрасно знаешь — он прекрасен.

Ну, к этому утверждению у меня возражений не было. Наряд и вправду был исключительный. Даже я, весьма холодная к шмоткам барышня, когда его покупала — ощущала себя принцессой.

— Но он ведь не для этого…

— Одежда, Юлечка, создана не для “того” или “этого”, — поучительно капает на мозг Маринка, — одежда создана для того, чтобы её носить. И этот комплект сейчас идеально тебе подходит. Не слишком яркий, и достаточно необычный. Привлечет внимание, но не будет резать глаза. Ты ведь этого хочешь?

— Ну… Да… Наверное…

Признаться, я и сама пока не очень понимала, чего именно хочу от Бурцева, какой реакции, каких мыслей. Я, между прочим, до сих пор ощущала в себе пустоту от одной только мысли, что мы с ним встречаемся.

— Тогда одевайся, дурища. Сколько у тебя времени?

— Ой, бля!

Загрузка...