Кинжал Улугбека

Глава 14
ГОНЧАРНАЯ МАСТЕРСКАЯ

Ничего себе распорядок дня! 6.00 - подъем, 7.30 - завтрак. До обеда работа на городище, а потом занятия в камералке и свободное время. И без выходных!

Вчерашние раскаленные дневным зноем холмы лежали в утренней прохладе присмиревшие и, казалось, блаженствовали. И белые, стелющиеся по земле цветы с изогнутым пучком тычинок, днем привядшие, тряпичные, сейчас расправились, сахарно искрились венчиком лепестков, жили и дышали. Синих птиц не было видно.

- А где Харитон? - спросил кто-то.

- Уехал, - ответил Лерыч. - На Канку. Шестичасовым автобусом. - На расспросы он не откликнулся, а обратился к Варе с Герой: - Говорил я вам про утреннее и вечернее освещение, нет? - Здесь есть небольшой секрет. Под прямыми лучами солнца трудно отличить стенку от почвы, и то и другое - глина. А когда лучи косые, наклонные, они дают светотень, рисуют малейшие неровности. Смотрите, как прочерчена крепостная стена! «Открывается» зрение.

- А если откопать крепостную стену? - говорит Паштет.

- Заветная мечта Лерыча, - сообщает Марат. - Весь город раскопать, а Шахрухию превратить в заповедник. И чтобы сам он был хранителем заповедника.

- И выстроить здесь дом, который будет называться «Дом друзей», и в любое время сюда смогут приехать старые шахрухиинцы, - добавил Рафик.

Ребята разделились на группы и разошлись по своим объектам. Питерцы с Маратом и Рафиком начали новую мастерскую. Убрали лопатами дерн, а потом появился Валерий Иванович, стал вокруг ходить и подсказывать:

- Тут снять побольше. А вот и стена. Вот она пошла! - Он вытащил нож из футляра на ремне и, присев, начал ковырять землю и вычищать кусочки глины и пыль щеткой. Марат присоединился к нему. Остальные наблюдали. - Смотрите, штукатурка обрывается. Это дверь, проход в другое помещение.

Питерцы тоже стали орудовать ножом и подметать щеткой пыль. А едва Валерий Иванович отошел к другой группе, как Марат призывно заорал:

- Лерыч, смотрите, что у меня!

Валерий Иванович вернулся и взял у Марата серую глиняную пластинку со вдавленным рисунком.

- Пробный оттиск калыпа, - оповестил он и объяснил питерцам: - Калып - штамп, вроде печати, для того чтобы украшать изделия, выдавливать на них рисунок. - И снова Марату: - Отложи.

Еще минут через десять Марат спокойно сообщил: «Монета».

Отовсюду слышится: «Валерий Иванович!» «Лерыч!» Варя рядом с Маратом осторожно скребет стенку дома и никак не может понять, где штукатурка, где глина. Эта штукатурка сделана из глины, кирпич тоже из глины. У Геры с Паштетом вполне осмысленный вид, словно они видят эту чертову стенку. Марат вгрызается как крот.

Может, солнце поднимается, думает Варя, а под прямыми лучами ничего не видно? А может, у нее нет интуиции? Она так напрягалась, чтобы отличить стенку от почвы, что даже голова заболела.

- Ты что-нибудь понимаешь? - спросила у Геры.

- А чего здесь непонятного… - не очень уверенно сказала Гера.

От подметания щетками пыль стояла до небес. Она окутывала всю Шахрухию, а каждый раскоп одевала еще более густым круглым облаком. Она облепила потное тело, лезла в рот, нос и уши. Солнце за пылевой завесой было пепельным и тревожно-угрожающим.

В земле встречалось много черепков. Марат нашел носик от чирага, а вскоре и весь сосудик с неповрежденной ручкой. Он приложил носик, и светильничек стоял у него на ладони совершенно целенький.

Стали появляться явные очертания комнаты. Ее стены Марат распределил между ребятами, а сам занялся проходом в другое помещение. Теперь Варя не боялась напортить: стена вертикальная, копай от кромки вниз под прямым углом. Перед глазами у нее плыла серая глина, а закроешь - хороводы огненных искорок, на которые наплывают фиолетовые и дымчатые кольца.

Солнце уже стояло над головой. Жара накрыла Шахрухию душной шапкой. Несколько раз подходил Валерий Иванович, что-то говорил. Варя безнадежно думала: скоро ли это кончится? И вдруг над городищем пронеслось: «Кончай работу! Купаться!»

Варя по инерции продолжала скоблить ножом, и стенка под руками словно бы пошатывалась, чего, конечно, не могло быть. Голова гудела. Марат, словно и не собирался купаться, долбил, расчищал, придирчиво осматривал каждый черепок и складывал в кучку. И Рафик не мог оторваться. А ребята из других групп уже с криками неслись к реке.

В полдень Шахрухия подобна раскаленной сковородке. Варя с облегчением прыгнула в воду и нырнула. Открыла глаза. Как тени, скользили небольшие призрачные рыбы. И таким успокаивающим был этот серо-зеленый мир, таким тихим, что не хотелось выныривать. Но дыхание кончилось, и - хлоп - сразу раздражающая яркость красок, громкие резкие вскрики и визг.

Белесо-голубое небо пышет зноем. По дороге в лагерь Варя снова в поту и пыли. Рядом бежит полосатый котенок Буян, худенький, лопатки торчат, а язык висит до земли. Уж если котенок от жары язык вываливает, наверно, он в худом состоянии. Варя берет Буяна на руки, но тот вырывается. То ли жарко ему на руках, то ли такой независимый характер. Припустит, обгонит ребят, потом в изнеможении дожидается. Варя понимает его состояние. У самого лагеря Буян юркнул в тень придорожных кустов и больше не показывался.

Наконец - заветная цистерна. Вокруг нее уже собрались ребята, и две кружки передаются из рук в руки. Вода теплая, с болотным привкусом. Живот раздувается, а жажда не исчезает.

Кое-как Варя дождалась обеда и забралась в палатку на свою раскладушку. Не успела закрыть глаза, поплыло серо-зеленое речное дно с волоса-ми-растениями, и вода шелковистыми пальцами гладила ее.

Где-то возле палатки раздавался голос Паштета, а потом вроде бы Марат переругивался с Лешкой. Потом она слышала в полусне, как кто-то звал: «Варя! Ва-а-ря!» Не откликнулась. Больше ей не хотелось идти на раскопки.

Очнулась Варя в полной темноте и тишине. Только сверчок подавал голос. Она так и лежала на раскладушке в шортах, но кто-то накрыл ее простыней. Гера спала. Выглянула из палатки - небо все в сверкающих точечках звезд. И марлевая палатка светится, там Валерий Иванович по-турецки сидит с книжкой перед свечкой.

Варя разделась и снова нырнула в постель-люльку, потянулась. Спать не хотелось, голова была свежая, будто сквозняком продутая. «Мы приходим на землю с какой-то звезды», - вспомнила она. А дальше - забыла. «Мы уходим, конечно, опять на звезду, - стала она сочинять. - Мы звездные странники, о Ходжа Насреддин, из космоса мы пришли - дин-дин!»

Лязгнули пружины раскладушки, это Гера перевернулась на другой бок. «Нас манит звездное небо, - продолжала сочинять Варя, - которому нету предела». Вообще-то стихи по части Паштета, она сама была удивлена приливу ночного вдохновения. И еще подумала: как хорошо, что у Лерыча горит свеча. Когда ночью не спишь один - очень грустно. А когда еще кто-то - совсем другое дело.