Кинжал Улугбека

Глава 32
САМАЯ ГЛУБОКАЯ ИСТИНА НАШЕГО БЫТИЯ

К Святой роще подходили уже в полной темноте. Небо над ней простерлось бархатное. Крупные, яркие, но очень далекие и холодные, звезды горели бриллиантами, нанизанные на невидимые нити, словно ожерелья. Прямо ювелирный магазин какой-то, а не небо.

- Понравились городища? - спросил Лерыч, а когда возле клуба что-то темное с гуканьем взметнулось из бурьяна и исчезло в ночи, объяснил: - Сова охотится. - Чиркнул спичкой и прикурил. - Ну, идите спать, я тоже сейчас пойду. Завтра рано вставать.

Расходиться не хотелось. Паштет с удовольствием поговорил бы про «базар жизни», но не знал, как завести разговор.

- Вы в самом деле думали взять Лешку в Самарканд, чтобы оставить дома? - спросила Гера.

- Конечно, нет. Ему это - нож острый. Там отец пьет, а случается, и бьет его. Жалко мне Лешку, - сказал Лерыч. - Стал в секцию ходить, интересоваться, другая жизнь у него началась. Работает он хорошо. Ничего, выправится парень.

- Может, и выправится когда-нибудь. Я никогда не понимал, зачем учат музыке детей с плохим слухом. Говорят, его можно развить и даже некоторого успеха добиться. А если вложить столько же сил в одаренных ребят, разве таким будет успех?

- Я не хочу выделять, кто со слухом, кто - без, - ответил Лерыч. - Наверно, я по призванию не только археолог, но и педагог. Обычный педагог. А такие занимаются черной работой, а не готовят на конкурс Чайковского.

- А знаете что, - сказала Гера, - возьмите его в Самарканд. Не домой, а на телевидение. Вместо меня.

Паштет посмотрел на Геру и перехватил Варин взгляд. Она тоже поняла, что Гера хочет остаться на Шахрухие из-за Олега, который завтра приедет. А Лерыч не понял.

- Хвалю за великодушие, - ответил он, - но взять его не могу. В отряде слишком много ребят, которые заслужили поездку. Но если ты хочешь работать, оставайся, - неожиданно добавил он, и Паштет заподозрил - знает он про Герину любовь. Лерыч прикурил вторую сигарету от окурка первой и продолжил, обращаясь к Паштету: - И напрасно ты взъелся на Харитона. В сущности, он совершенно прав. Я это знаю. Я хотел создать детскую республику Шахрухия, где живут по законам справедливости, чести и доброты, где нет подлости, лжи, зависти. А когда ребятам пора будет уйти в большой мир, то отправятся они туда с незримым отпечатком здешней жизни, с чувством братства и дружбы, которая не кончается. И дорога в Шахрухию для них всегда открыта. И будут они единственными в своем роде людьми, которым дано вернуться в детство. Так я Думал. Конечно, все это утопия. Бред сивой кобылы.

- Никакая не утопия, - запальчиво возразил Паштет.

- Ты уже не маленький, но все-таки еще и не совсем взрослый, - печально сказал Лерыч. - Но мне приятно, что ты не циник. Ты меня прости за сегодняшний день. И давайте-ка пойдем спать.

- Я считаю, что республика, про которую вы говорили, есть, - сказала Варя. - Жаль, у нас в Питере ничего такого не существует.

- И у вас есть что-нибудь подобное, - улыбнулся Валерий Иванович. - Такие идиоты, как я, живут в каждом городе. Они всегда были и всегда будут.

Когда девчонки отправились к своей палатке, Паштет шепотом спросил:

- Лерыч, вы когда-нибудь чувствуете себя одиноким?

- Бывает. Но это в порядке вещей. А ты?

- Очень даже бывает.

- Что касается одиночества, то самые уязвимые - дети и старики. Среди них встречаются по-настоящему одинокие. А вообще-то я против одиночества. Помнить, как про это у Ходжи Насреддина? Не помнишь? - В темноте было не видно, но Паштет по голосу понял, что Валерий Иванович снова улыбается. - «Живой человек - одиноким не бывает никогда. Люди не одиноки - они едины; в этом самая глубокая истина нашего бытия!»