На другой день прикатили на автобусе два телевизионщика из Ташкента, фотокор из «Правды Востока» - молоденькая девушка Лиля и какой-то их гость из Москвы, не имеющий отношения ни к телевидению, ни к газетам, ни к истории. Также приехал журналист из Самарканда на своей машине и местный, из районный газеты, - на рейсовом автобусе.
Гостей торжественно повели на городище. Ребят немного обидело, что убийство Улугбека их интересовало явно больше, чем раскопки, а печь произвела далеко не тот эффект, что на них самих. Разумеется, одно дело день за днем на жаре и в пыли раскапывать такую печь, знать о давней жизни Шахрухии и работе гончара, любить все это, другое - взглянуть сторонним взглядом. Только самаркандский журналист по фамилии Суворов, стоя над ямой, театрально воздел руки и вскричал: «Господа офицеры - какой восторг!»
- Какой пошляк, - возмутилась Гера.
Вскоре не очень приятное впечатление было забыто. Ребят снимали в яйцевидных углублениях печей, где они изображали работу, купающимися в Сырдарье, а еще в камералке. Снимали и городище, и лагерь. Телевизионщики привезли с собой ящик помидоров и засняли, как Гера с Рафиком режут их для салата в большой таз. Обедали весело. Потом мурыжили Паштета расспросами, как он провалился, как нашел кувшин и выбрался. Специально для гостя из Москвы Рафик притащил скорпиона и пустил ползать по столу. Суворов проявил большое мужество, со словами: «Пуля - дура, а штык - молодец!» - он взял скорпиона в руку таким способом, каким показал ему Рафик. Потом подошла фотокор Лиля и стала визжать, хотя никто на нее скорпиона не напускал. Рафик убрал насекомое в спичечный коробок, а Лиля передергивалась и восклицала:
- Какая гадость! Прозрачный, да еще и с клешнями! У меня даже гусиная кожа! Не могу!
- Он как светлый янтарь, - мечтательно произнес Марат, чтобы поддразнить девушку.
- Ничего омерзительнее представить невозможно! Много их здесь? Как вы можете тут жить?
Рафик только презрительно пожал плечами и унес скорпиона, а Лерыч ответил:
- Все живы. А местные ребятишки босиком бегают.
- При заряжении ружья - приклада на землю отнюдь не ставить! - строго сказал Суворов.
Паштет еще до обеда спросил у Лерыча, почему журналист так странно выражается. Лерыч объяснил, что тот цитирует своего великого однофамильца - генералиссимуса, который написал книжку о том, как обучать солдат и воевать. «Наука побеждать» называется.
- У каждого свои пристрастия. У нас - Ходжа Насреддин, у него - генералиссимус Суворов.
- В отличие от нас его реакции явно неадекватные, - заключил Паштет.
Суворов и остальные расспрашивали Лерыча об истории Шахрухии, и он отвечал в своей всегдашней спокойной и доброжелательной манере, давая возможность и ребятам вставить слово. Но, конечно, героем дня стал Паштет. Он старался быть скромнее, но ничего не мог с собой поделать, а тогда плюнул - может, и представился-то единственный в жизни случай побыть нескромным.
- Как же все-таки рукопись Улугбека попала в могилу? - допытывались журналисты. - Вы представляете?
- Отчего ж не представить, - ответил Лерыч. - Представить можно. Но, разумеется, это только догадка.
- Так у вас есть догадка? - удивились и возмутились ребята. - И вы молчали?!
- А что говорить, пока погребение не вскрыто? Может, мы обнаружим такое, что в корне уничтожит мою версию.
И журналисты, и ребята стали упрашивать рассказать версию и расселись вокруг Лерыча, а Суворов приготовил диктофон. Вид у Лерыча был хитрый. Он погладил свою бородку снизу вверх, выдержал театральную паузу и начал рассказ.