Кинжал Улугбека

Глава 40
КАК ЗДОРОВО, ЧТО ВСЕ МЫ ЗДЕСЬ…

Наступил последний шахрухиинский день. Марья Ивановна расстаралась для праздничного ужина, напекла пирогов с курагой. До ужина занимались уборкой рощи и окрестностей. Одни работали с граблями и лопатой, грузили на брезент сухие ветки и мусор и носили к дороге, где уже лежало топливо для костра. Потом бегали на Сырдарью купаться и ужинали. Из кишлака пришел Турдали-ака с большим плоским газетным пакетом и попросил Паштета тайком передать Лешке. Пакет был тяжелый, и Паштет с трудом отказался от мысли пробуравить в газете дырочку и узнать, что там. Но он и так узнал, потому что это был сюрприз, Лешка хотел его на время спрятать, а где - придумал Паштет. Конечно, в клубе. Там Лешка снял газеты и показал ему большую доску, края которой были выпилены зубчиками, а в центре выжжено: «Дом друзей».

- Это для того дома в Шахрухие, о котором мечтает Лерыч, - сказал он. - Как считаешь, понравится ему?

Когда стало смеркаться, зажгли костер. Огонь вспыхнул пышно и ярко. В небо устремился дымчато-голубой прямой столб дыма.

- Какую споем песню? - спросил Лерыч и затянул первым:

После хорошей песни положено помолчать, и все это знали. Костер потрескивал и подвывал. Извиваясь, летели в небо огненные змейки. А молчание нарушил Турдали-ака, он сказал:

- Небывалое лето выдалось, Валерий Иванович.

- Да, Турдали-ака, много событий и находок. Только нынешний шахрухиинский детектив совсем не в моем вкусе. Я люблю другие детективы.

И тогда Лерыча заставили рассказать детектив, который ему по вкусу.

- В начале 20-го века было мало археологов, а среди них еще меньше настоящих ученых. Василий Лаврентиевич Вяткин был настоящим. Он служил чиновником, и весь свой заработок тратил, чтобы нанимать землекопов. Выходной день - воскресенье и отпуск, а он случался раз в три года, Вяткин проводил на Афрасиабе, на раскопках. Жил он бедно, неприютно, много трудился, но был счастливым человеком, потому что занимался тем, что любил. Он расследовал не кражи, не убийства, а жизнь, по крупицам собирал историю этой давней жизни. А благоприятный случай, как сказано в одной умной книге (известно, какой!), - всегда приходит на помощь тому, кто преисполнен решимости. И судьба подарила ему замечательное открытие.

Вы знаете, что «Звездную книгу» Улугбека спас его ученик и друг, Али Кушчи, увез ее в Константинополь. Обсерватория, лучше которой не было в те времена, после смерти Улугбека была заброшена и стала разрушаться, чему помогли и местные жители, растаскивая для своих нужд кирпич, мрамор облицовки и сине-бело-голубые изразцы. Это огромное, с десятиэтажный дом, круглое сооружение уже к концу шестнадцатого века превратилось в груду развалин, и пыль веков заботливо одевала ее, пока окончательно не укрыла от людских глаз. В девятнадцатом веке никто уже не знал, где находилась обсерватория, спорили об этом, предполагали, что на Региста-не. А отыскать ее выпало счастье Вяткину. Он обнаружил один старинный документ, где назывался арык Оби-Рахмат и какой-то Холм обсерватории. Оби-Рахмат - в окрестностях Самарканда. А рядом холм Кухак. Вяткин задумался: не он ли назван Холмом обсерватории? Начав обследовать Кухак, он обнаружил, что поверхность его не ровная, здесь явно существовали какие-то постройки, в земле он нашел осколки кирпичей и цветных изразцов. Когда были начаты раскопки, Вяткин нашел фундамент обсерватории и уникальный астрономический инструмент - гигантский секстант, вырубленный прямо в скале. Были и другие замечательные открытия, загадки и разгадки.

- Вот детектив, который каждый археолог мечтал бы пережить, - завершил рассказ Лерыч.

- Вы еще откопаете что-нибудь необыкновенное, - проговорил Турдали-ака. - Эта земля хранит много прекрасных мирных тайн.

- А ведь я на будущий год с вами не поеду, - пожалел Лева. - Знаете, чего бы мне хотелось? Чтобы в Святой роще был телефон, я бы каждый вечер вам звонил. И телефон этот был бы бесплатный, или у меня было бы много денег, потому что междугородные переговоры дорого стоят.

- А если бы у меня было много денег, я бы следующим летом купил билеты на самолет питерцам, - сказал Марат. - Это было бы справедливо. Если бы не они, и кувшина с рукописью не нашли бы, и всего остального. И убийства остались бы неразгаданными до конца, не хватило бы существенных деталей.

- Если бы у меня был миллион, я бы в кругосветное путешествие поехал, - заявил Лешка. - На океанском лайнере, чтобы там был бассейн, а в буфете пирожные. Чтобы можно было на велосипеде кататься по палубе. Ну чего уставились? Я бы всех шахрухиинцев с собой взял.

- Марат уже билеты питерцам купил, - с полной серьезностью изрек Рафик. - Поэтому я бы денег на секцию отвалил, а себе бы устроил жизнь, как у Даррелла. Ему было хорошо, у него с детства дома жили всякие животные. А еще, - Рафик запнулся, но решительно продолжил: - Вылечил бы своего отца от алкоголизма, а заодно отца Абдуллы и Лешкиного. Ну и завел бы настоящую восточноевропейскую овчарку, колли, гладкошерстую таксу и обязательно чау-чау. - Рафик вопросительно посмотрел на Геру. - Ты не возражаешь, если бы я назвал ее Герой?

- А я бы дворец хотел, много комнат, слуг, пальмы стоят, - мечтательно сказал Абдулла. - В саду павлины ходят. Золотые тарелки…

- Павлины, говоришь? - захохотал Лева. - А золотой унитаз тебе не требуется?

- Ну что вы издеваетесь? Помечтать нельзя, что ли?

- Бассейн во дворце будет? - спросил Марат.

- Будет. И оранжерея. С растениями и мраморными статуями. И сад, как у Тимура, где заблудившуюся лошадь искали полгода. И будут там цвести розы, летать большие бабочки и маленькие хорошенькие колибри.

- А Рафик у тебя станет садовником и ветеринаром, - дополнил Марат.

- Зарплата какая? - поинтересовался Рафик.

- Сколько попросишь, - щедро пообещал Абдулла. - Денег все равно будет некуда девать.

- Эй, миллионеры, вы мне не подбросите на ремонт школы и наглядные пособия? - спросил Турдали-ака, и все выразили желание подбросить.

- Если по-честному, я действительно хотел бы много денег, - тихо сказал Абдулла. - Я бы квартиру купил, чтобы у мамы была своя комната, у сестры и у меня. А отца оставил бы в старой. Его не вылечить ни за какие деньги, а мамины почки вылечить можно, только это очень дорого. И чтобы горячая вода и ванна. Мама бы приходила с работы и принимала душ. Да я вообще освободил бы ее от работы.

- А я бы обязательно к вам приехала, - сказала Гера. - И мы бы все вокруг раскопали, насколько хватило бы денег. И еще одно. Но оно - личное.

- Это она про любовь, - подал голос Абдулла, а Гера басом пригрозила:

- Сейчас как дам - мало не покажется. И не про любовь оно, между прочим.

Костер догорал. Рафик бросил в него веточки адереспана, дымок которых, говорят, выгоняет хворь, а узбеки вешают его букетиками во дворах, вроде талисмана. Веточки тлели в угасающем костре, тянуло пряно и едко.

- А если бы у меня были деньги, - сказал Паштет, - я бы построил возле рощи дом для Валерия Ивановича. Чтобы он здесь жил и к нему в любое время приезжали шахрухиинцы и прочие друзья.

- Спасибо, Паша, - сказал Лерыч. - Было бы замечательно. Мы добились бы для Шахрухии статуса заповедника, копали бы ее и консервировали. И раскопали бы весь город.

- Сколько за эти годы вы воспитали шахрухиинцев, Валерий Иванович?- спросил Паштет. - А сколько подрастает? Если всем миром навалиться, можно и дом построить, и заповедник сделать. И Лешка первым положил почин этому делу. Это его сюрприз.

Паштет подбрасывал в костер последнюю порцию сухих тополиных веток, когда Рафик неуверенно сказал:

- Ребята, что-то мне кажется, не пойму… Будто Паштет вырос.

- А ведь и правда, черт тебя задери! - заорала Гера. - Иди-ка сюда, будем мериться!

В последовавшей заварухе принимали участие все. Каждый мерился с Паштетом, его критически осматривали, просили встать поближе, подальше. И правда, подрос Паштет за лето, а когда это случилось, никто не заметил. Конечно, до Вари с Герой он не дорос, но начал уверенно к тому приближаться. Паштет пришел в неописуемое возбуждение, победно поглядывал на Варю, принимал поздравления и жал протянутые руки, а потом сказал: «Вот теперь бы и спеть».

Костер догорал и мерцал красными огоньками, играющими на угольях.

- Грустно, - сказала Гера. - Может, уже никогда у нас не будет такого вечера.

- Когда догорает костер, всегда грустно, - подтвердил Лерыч. - И всегда кажется, будто кончился не только этот вечер, но и нечто большее. И ты права. Такого вечера никогда больше не будет. Будет другой.

- Костровище похоже на что-то живое, словно инопланетное животное лежит и дышит, - заметил Лева.

- Оно напоминает ночной Самарканд с самолета, - сказал Лерыч. - Я как-то прилетел ночью, глянул в иллюминатор, когда снижались, и подумал: мерцающие уголья костра. А сейчас смотрю сверху на костровище и думаю - будто Самарканд под крылом.

- А еще похоже на россыпь рубинов, - проговорила Варя. - На шахрухиинский клад, на сокровища Улугбека. Жаль только, кинжал потерян.