Кино, масоны и любовь

ГЛАВА 26

В эту ночь мы так и не уснули. Ирвин отнес меня в свою спальню и в течение нескольких часов мы просто исследовали друг друга — руками, губами, языком. Мы практически не разговаривали, и едва заканчивался очередной оргазм, мы снова начинали наши исследования. С упорством муравья лезущего на вершину горки и сбрасываемого оттуда тонким прутиком, мы продолжали тянуться друг к другу.

Опомнились только тогда, когда в открытое окно послышались голоса, и заурчал двигатель автомобиля.

— Где моя одежда? — просипела я. — Я же абсолютно голая.

— В кабинете, возле двери. Там, где мы ее и оставили.

Ирвин был абсолютно невозмутим, только щурился как кот, объевшийся «Innova». Он раскинулся на кровати, заложив руки за голову, и я непроизвольно залюбовалась его телом. Это тело умело такое… Я опять почувствовала что— то сродни возбуждению. Это его чувства или мои? После сегодняшней ночи я запуталась.

— Я не могу пойти в свою комнату, завернувшись в простыню. Все всё увидят.

— Ну и что? — полное непонимание. — Здесь живут взрослые люди, и «все всё» понимают.

— Это ты не понимаешь, — я закатила глаза. Я… так… не могу.

Ирвин напрягся. Убрал руки, сел на кровати. От него снова повеяло холодом.

— Не беспокойся. Я сейчас принесу твою одежду.

Не поняла! Что не так?

Но он уже вышел, быстро накинув на себя халат.

Странный он человек. Что я такого сказала? И что он успел подумать? Я не привыкла разгуливать, перед кем бы то ни было, в неглиже. Строгое воспитание герцогини ванн Рей не позволяло мне этого. «Держи лицо и манеры — это главное для женщины, уважающей себя», — всегда говорила мне мама. Со Стефаном у нас, конечно, были не платонические отношения, но ничего компрометирующего я себе никогда не позволяла.

Я оглядела спальню Ирвина, впервые приглядевшись к обстановке в ней, и мой взгляд зацепился за небольшой портрет, стоящий на трюмо. Глаза мои распахнулись. Это же я! Подойдя ближе, взяла в руки портрет и пристально его рассмотрела. Нет! Это не я.

Это была другая девушка, очень похожая на меня девушка, но совершенно другая: цвет волос темнее, стрижка не моя, немного другой овал лица, и взгляд… Я никогда не смотрела так наивно.

Так вот почему мистер Брайс смотрел все фильмы с моим участием! Стало любопытно — кто она?

Я успела поставить портрет и отойти в сторону, когда в комнату вошел Брайс с моей одеждой. Лицо его было хмуро и непроницаемо. Перетопчется. Ничего выяснять сейчас не буду. Потом, все потом! Я не спеша оделась, потянулась и проговорила:

— Перестань дуть губы. Ляг поспи, хотя бы два— три часа. Я надеюсь, что сегодняшний вечер будет таким же чудесным, как и эта ночь. Не хочешь пригласить меня вечером покататься на яхте?

Ирвин настороженно смотрел на меня, ничего не отвечая. Я нагло уставилась на него.

— Я не понимаю, — протянул он. — Вам не хватает острых ощущений, мисс Вареску?

— Габи. Мы же договорились звать друг друга по имени. И на «ты», пожалуйста. Думаю, что мы уже достаточно близки, чтобы перейти на «ты»?

— Чего ты хочешь? — устало вопросил он. — Я не актер и не умею играть. Я ни черта не понимаю в ваших играх. Ты хотела поцеловаться — мы поцеловались, ты хотела, как я понял, всего остального — я не смог отказать тебе и в этом, потому что сам до дрожи хотел этого. Но сейчас ты затеваешь какую — то игру, которую я не понимаю.

— Ты о чем? Я очень устала, я отдохну, а вечером, если ты так этого хочешь, мы поговорим. У меня тоже к тебе будет несколько вопросов, — я показала рукой на портрет, стоящий на бюро. — А сейчас, поспи, Ирвин, поспи.

И я выскользнула за дверь. А где мой лифчик? Он принес мне все, кроме него. Я сама пошла в его кабинет, благо он был рядом со спальней. Где же он мой миленький, в черный горошек?

Кабинет был открыт, я беглым взором осмотрела все открытые поверхности, присела и внимательным взором обвела пол. Вон там, под столом, что— то есть. Обошла стол, опустилась на коленки и увидела мой лифчик в дальнем углу. Кряхтя, достала его и, собираясь уже уходить, вспомнила о документах, которые Ирвин засунул в верхний ящик стола.

Что на меня нашло? Я не знаю. Я потянула ящик. Он открылся. Документы масонов лежали сверху других бумаг. Я взяла их в руки и задумалась. Ручка— телепортатор лежала в заднем кармане моих джинсов, я же шла обследовать вчера дом полностью экипированная. Открывалка — в переднем кармане. Ручка — в заднем.

Где — то вдали послышались голоса. Я заметалась. Отправлять — не отправлять? Одна рука сама схватила несколько листков из середины, а вторая поднесла к ним ручку и нажала кнопку.

Все! Они исчезли. Я даже не посмотрела, что там. Акт шпионажа на лицо. Почему — то заныло сердце, стало как— то противно. Я засунула оставшиеся бумаги обратно в шкаф и, подхватив свой лифчик, отправилась в спальню.

***

Руки продолжали трястись, и противно ныло где — то под ложечкой. Что я сделала? Зачем? Может быть, было проще поговорить обо всем с Ирвином вечером? А что мне было сказать ему? «Ирвин, я, знаешь ли, с другого мира и мне очень нужен санкционированный переход, чтобы остаться здесь живой и здоровой, потому что в моем мире я государственная преступница. Отдай мне, пожалуйста, документы масонов и не переживай, что тебя сместят с Главы Совета, этих там, как их? — сильных мира сего. Я отдам тебе за это все свои деньги, ну, и секс, если ты, после такого, захочешь»?

Миленько? Как вы думаете, куда меня после такого признания, он пошлет? Правильно! Далеко и надолго. Что в их мире применяется к шпионам? Электрический стул, урановые рудники?

Я заметалась по спальне. Ничего не буду ему говорить. Я здесь абсолютно не причем. Подумаешь, исчезли какие— то документы. Может быть, их вообще не было. Он читал что— то о климате, а я брала стопку листочков из середины. Страницы пронумерованы не были. Может быть, он их и не хватится. Я вспомнила ту чертову стопку и мысленно застонала. Я даже не посмотрела, что я брала, это были уже какие — то другие сведения. Вдруг, я забрала начало докладной записки, а середину и конец оставила?

Габи, какая ты дура! Куда тебе до Маты Хари! Надо было просто посмотреть, что беру и отправляю. И никаких вопросов бы не было.

Мы с Ирвиным были в кабинете вместе, ушли вместе, и даже если кто— то из слуг увидел, что я выходила из него утром, у меня была уважительная причина — лифчик. Он же видел, что из одежды мне принес? А, если не видел, а просто схватил стопку одежды, валяющуюся на полу у входа? Тогда я сама сегодня вечером скажу, что зашла в кабинет и взяла лифчик.

Я опять застонала. Камеры! Я же так и не узнала, есть ли в кабинете камеры? Но после всего того, что вчера там происходило, мне стало еще страшнее. А если идет постоянная съемка и все сведения поступают куда — то на дисплей, и этот кто— то вчера все видел? Но, Ирвин не мог так поступить со мной! Или мог?

Я сама вешалась ему на шею, я сама фактически заставила его вчера переспать, и у мужчин, наверно, принято хвастаться своими победам? Статус кинозвезды у меня пока еще никто не отменял. Я схватилась за голову и закачалась из стороны в сторону от пришедшей внезапно мысли.

Фрид будет шантажировать мистера Брайса потерей документов, мистер Брайс будет шантажировать меня порнографической съемкой, я буду просить у Фрида, чтобы он вернул документы, потому что не собираюсь на весь мир сверкать голой задницей, и не только… Но, успев узнать Фрида и его отношение к вопросу народонаселения нашего мира, я, фактически, не сомневалась — меня никто и слушать не будет. Я — отработанный материал. Сделала свое дело — и славно. И мне даже дадут санкционированный переход сюда в этот мир, но тогда здесь я столкнусь с не менее сильным врагом — с мистером Брайсом.

Жутко заболела голова, я хотела уже бежать спрашивать напрямую у Ирвина — есть ли у него в кабинете камеры, но затормозила. Хватит истерики! Спокойнее, Габи! Подождет до вечера. Дело уже сделано! И сделано не до конца. Я не знаю, все ли страницы из запроса я взяла? Хочешь — не хочешь, это надо проверить, нужно срочно бежать в кабинет, лифчик взять с собой для отмазки и посмотреть — не осталось ли лишних страниц, которые способны уличить меня.

Я натянула халатик. В карман его засунула злополучный лифчик и рысцой ринулась к кабинету олигарха.

Но здесь меня ждало разочарование. Я практически нос к носу столкнулась с Кертисом.

— Вы что — то ищете, мисс Вареску? — обратился он ко мне. — Как ваша нога?

Я и забыла про ногу, шла — то уже без хромоты.

— О, отлично, Кертис, — защебетала я, — Стив просто кудесник. После его укола, я замечательно себя чувствую. Я вышла…. — я затормозила, не зная, что сказать. — Я искала вас.

— Я вас слушаю.

— Я хотела бы, чтобы ко мне в спальню принесли завтрак или обед, что у вас там по расписанию?

Вот это кинодива! Толстый прожорливый суслик, который все время требует еды, да еще же и сам бегает за ней! Но мне было решительно все равно, что обо мне подумают. Да и голова после бессонной ночи работала плохо.

— Вам не обязательно было искать меня по дому, мисс Вареску. Разве вам Вероника не сказала, что у вас в спальне есть кнопка вызова, а телефон у меня всегда со мной?

— Телефон, — живо заинтересовалась я. — Мистер Брайс мне говорил, что телефон только у него в кабинете.

— Это внутренний телефон. Он покрывает территорию дома и прилегающих к нему окрестностей. Площадь у нас большая, а я как дворецкий должен быть в курсе всех событий. В каждой гостевой спальне кнопка вызова и динамик. А у меня вот — телефон.

Он показал мне обычный мобильник.

— Еще я шла в кабине для того, чтобы позвонить другу.

Кертис озадачился.

— Так вы хотели завтракать или позвонить?

— А что — одно исключает другое? — огрызнулась я. — Я хотела найти вас и заказать завтрак к себе в комнаты, а заодно позвонить другу, поэтому и шла в направлении кабинета.

Уф — ф! Выкрутилась.

— Мистер Брайс приказал оказывать вам во всем содействие. Проходите в кабинет, мисс Вареску. Телефон на столе.

Я снова вошла в этот злосчастный кабинет, подошла к столу, на котором стоял телефонный аппарат старого образца и радиотрубка без провода, взяла ее и оглянулась на Кертиса.

— Мне бы хотелось поговорить наедине. Вы меня понимаете?

— Очень сожалею, мисс Вареску, но кабинет я должен запереть. Вчера мистер Брайс работал допоздна и оставил дверь открытой, я как раз шел ее закрыть. Трубку вы можете взять к себе в комнату, я переключусь на вас, и разговаривайте, сколько вам будет угодно.

Кертис подошел к столу, нажал несколько кнопок на самом аппарате, трубка засветилась зелеными огоньками.

— Все готово. Когда поговорите, сообщите, пожалуйста, мне, я приду и заберу ее.

Да, это устройство куда допотопнее того телефона, что дал мне Фрид. Магия рулит!

С кабинетом не получилось! Ладно. Надо занять сегодня Ирвина, а потом придумать что — нибудь, чтобы заглянуть сюда еще раз одной. Я только сейчас поняла, как мне повезло вчера!

Взяв трубку, я вернулась к себе в спальню. Ну, что ж, сначала — Стефан. Гудок, второй, третий…

— Стефан Голден слушает вас, с кем я говорю?

— Здравствуй, Стефан, это я.

— Габи, любовь моя, — голос Стефана просто пел, — безумно скучаю по тебе. Как отдых? Ты поговорила с Брайсом насчет Баррингтона?

— Пока не было возможности, Стеф, мы вчера ныряли с аквалангом, и я растянула щиколотку…

— Ты, что? — тут же заревел наш режиссер. — Ты можешь ходить? У тебя еще три сцены в полный рост. Что ты со мной делаешь?

Во мне зрела величайшая злость. Я быстро выдохнула и прошипела:

— Замолчи, наконец, придурок, и выслушай меня полностью, не перебивая. — Я закатила глаза и, стараясь говорить максимально спокойно, продолжила. — Я… Вчера… Подвернула ногу… Здесь… Есть … Доктор. Он сделал мне чудодейственный укол, и я проспала весь день. Зато сегодня встала, как новенькая. У меня уже ничего не болит, и с ногой все в порядке, если тебя это интересует. Я позвонила тебе, чтобы просто поговорить, а ты опять нагнетаешь. Выразил хотя бы соболезнование, а ты кроме съемок ни о чем не можешь думать.

— Габи, Габи, прости, прости. Ты же знаешь, как я нервничаю, когда дело идет к финалу. Вчера вдрызг поссорился с Алеком. Наснимал какую — то лажу, еще и спорит со мной. Кто режиссер я или он? Вот скажи мне.

— Ты, Стефан, ты, — я устало закрыла глаза.

— Это же мой фильм?

— Твой, Стефан, твой.

— Так почему какой— то операторишка будет меня учить, как и что мне снимать?

Это уже вконец становилось невыносимо.

— Ладно, Стефан, пока. У меня не будет, наверно, больше возможности позвонить…

— Подожди, Габи, подожди. Я хотел спросить: как ты там? Кайф? Что делаете? Кто из гостей там еще? С кем познакомилась? На инвестиции следующего фильма никого нельзя раскрутить?

— Я одна. Ну и мистер Брайс, разумеется.

— Как одна? — Стефан даже растерялся. — А гости? Мне Сэм говорил, что там будет несколько богатых семей.

— Вот и спрашивай у своего Сэма, — фыркнула я.

— Габи — и–и, — заревел Стефан, — ты что, сучка, спишь с ним? Немедленно приезжай домой, слышишь? Немедленно!

— Стефан. Прекрати верещать. Ты же знаешь, что я не люблю этого. Я сейчас повешу трубку.

— Нет, нет, подожди. Я не это хотел сказать, Просто, пойми, мне обидно, что ты обманула меня, а сама уехала трахаться с этим миллиордеришкой.

— Я не обманывала тебя, Стефан. Я до последнего не знала, кто и что здесь будет. Я просто давно хотела отдохнуть, а море и океан это моя мечта, ты же знаешь. Кроме того, мы спускались под воду. Это…. Чудесно! Закончим фильм, поеду отдохнуть на океан, и обязательно буду нырять.

— О, кстати, Габи, Сэм Фрид еще вчера говорил со мной об этом. Приглашает после съемок на один из островов. Бунгало в нашем распоряжении, и еще там много разных причиндалов — яхты, серфинг. Он за все платит.

— Стефан, я никуда не собираюсь ехать с Сэмом Фридом, впрочем, как и с тобой. Я поеду одна. Нам надо отдохнуть друг от друга. Зачем вам, молодым и красивым мужчинам, скучная дева с книжкой и аквалангом? Найдете там себе загорелых мулаток, повеселитесь, устроите пару оргий. Все как ты любишь.

— Нет, Габи, — Стефан тяжело вздохнул, — не надо больше мулаток. Ты уехала и мне очень плохо без тебя. Знаешь, как руку или ногу отрезали. Давай уже как — то оформим наши отношения? Я, наверное, уже созрел для семейной жизни.

Ого! А вот это уже что — то новенькое! А я только— только собралась ему сказать, что ухожу от него. М — да, ситуация! Ну, что ж придется перенести разговор. Мне хотелось поговорить с ним спокойно, без его эмоциональных всплесков и суицидальных взбрыков.

— Хорошо, Стефан, — как можно мягче сказала я, — я вернусь, и мы обязательно поговорим об этом.