Кино, масоны и любовь

ГЛАВА 28

Как мне было себя чувствовать после этих двух оглушающих новостей? Стефан делает мне предложение! Фрид, оказывается, любит меня! Или не любит? О любви он не говорил. Сказал, что нравлюсь, сказал, что хочет, «чтобы мы были вместе». Обтекаемое понятие.

Да и как мы можем быть вместе, если мне заказана дорога в мой родной мир, а он как «патриот» (его слова, а не мои), наверняка захочет вернуться домой? Правда, я не спросила, сколько ему еще работать здесь, может просто он готов провести рокировку? Я из пентхауза Стефана переезжаю к нему. Весело! «Переезжая шлюшка Габи Вареску меняет мужчин как перчатки», — передо мной встали заголовки газет желтой прессы.

Но даже не это беспокоило меня. Меня привела в недоумение наша ночь с Ирвиным. Я была как под гипнозом. Никогда в жизни не испытывала подобных чувств. Тело приятно ныло, а губы сами собой складывались в улыбку. Я уже поняла, что по одному мужчине нельзя судить обо всех.

Стефан с его жарким эгоизмом, с его вечными экспериментами в постели, так и оставался режиссером по сути. Он командовал, что и как мне делать, вечно разыгрывал какие — то сценки на накале страстей.

Как актрисе мне это было интересно, особенно в первые годы нашей интимной жизни, но годы проходили, а ничего не менялось. А кто бы захотел после основной работы оставаться на вторую смену? Я усмехнулась, вспомнив старый анекдот, где красавице на пляже, девице определенной профессии, все мужчины казались «станками, станками, станками».

Вчерашняя ночь, а точнее, сегодняшнее раннее утро просто ошеломили меня. Может быть это потому, что у меня открылся Дар? Я не смогла бы понять, где заканчиваются мои и начинаются чувства Ирвина, и все, что мы делали сегодня, было прекрасно, и мне очень — очень хотелось это повторить.

Итак, логически поразмыслив, я пришла к следующему выводу: я ничего не знаю ни о мужчинах, ни о сексе. Открывшийся Дар давал мне какие — то новые ощущения, и с этого дня я должна считаться с этим. Стефана, после сегодняшней ночи, точно брошу. Ирвин, узнав о том, что я сделала (то, что он узнает, у меня уже не вызывало никаких сомнений), сам бросит меня. Ну, а Фрид — темная лошадка. Я почувствовала его похоть там, в кафе, и не могу сказать, что мне это понравилось.

Три кандидата и со всеми я в пролете. Габи, Габи! Брось ты эти дурные мысли. Сосредоточься на главном: Фрид сказал, что Хельга под арестом, ее срочно нужно освободить, поэтому делай свои шпионские дела и молчи в тряпочку. Сначала семья, а потом — все остальное.

***

Я все— таки подремала, а когда надумала встать, солнце уже клонилось к закату. Непременный душ, потом переоделась, подкрасилась и нажала все — таки эту кнопу вызова Кертиса.

— Добрый вечер, мисс Вареску, — раздался из динамика его невозмутимый голос, — чем могу вам помочь?

— Кертис, а где мистер Брайс? Мы договорились с ним о прогулке на яхте, — надо быть понаглей, и если он ничего не сказал, будем выдавать желаемое за действительное.

— Мистер Брайс в кабинете. Просил предупредить, когда вы проснетесь. Яхта уже готова, машина у крыльца.

А вот это очень хорошо! Мне нравилась исполнительность олигарха.

И опять во мне проснулся ненасытный суслик:

— Ужинать, я так поняла, мы будем на яхте?

— Да. Я уже все приготовил. Вернее, приготовил Луиджи, а я отвез все на борт.

— Вот и замечательно. — Настроение резко поднялось. — Скажите мистеру Брайсу, что я готова.

Я спустилась вниз и уселась на заднее сиденье автомобиля, предполагая, что мы поедем в той же компании, что и вчера. Но Ирвин, выйдя из дома, сразу направился к кабине водителя. Я засмущалась, не зная как себя вести. Он тоже молчал, только кивнул мне, когда садился. Не хотите говорить? Ну и не надо. До яхты доехали молча, поднялись на борт. Сегодня здесь никого не было, только мы одни.

Ирвин сразу же встал к штурвалу, и мы направились в открытый океан. Мягкий темный вечер опустился на землю. Берега уже было не видно, а мы все мчались и мчались вперед. Я просканировала своего спутника, надо же мне знать, как себя с ним вести? Почувствовала горечь, недовольство и злость, и опять эти умножения трехзначных чисел.

Обследовав яхту до последнего закуточка, вдоволь надышавшись океанским воздухом и не дождавшись ни одного слова от Ирвина, я сама решила подойти к нему.

— Мы уже достаточно отплыли, Ирвин? Надеюсь, вы найдете дорогу назад?

— Да, без проблем. Я включу навигатор и поставлю на «автопилот», мы вернемся тем же самым путем, каким приплыли сюда.

— Тогда, может быть, поужинаем? Там внизу накрыт очень соблазнительный стол.

— Как скажете, мисс Вареску.

Я не стала его поправлять, повернулась и пошла вниз, в салон, где был накрыт шикарный стол.

Мы расселись на разных его сторонах. Ирвин предложил мне вина, я выбрала, он налил, а потом мы принялись в тишине поглощать ужин. Чем — то мне эта сцена напомнила ужин в «Монмаранси». Мы тоже тогда начали с молчаливого поедания рыбы.

— Ты принципиально решил со мной не разговаривать? — не выдержала я.

— Я готов. Задавайте тему. Вы моя гостья, и я хочу, чтобы ваш отдых здесь прошел как можно лучше.

— Почему мы снова на «вы»?

— Извини, привычка. О чем будем разговаривать? Могу рассказать об устройстве этой яхты, она уникальна в своем роде.

— К черту яхту. Я хотела поговорить о сегодняшней ночи.

Он на несколько секунд замер, потом откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и произнес:

— А что насчет ночи? Тебе не понравилось? Есть какие— то другие предложения?

А он меня бесит! Я закусила губу и удила и понеслось:

— Нет, мне все очень понравилось, так понравилось, что я готова повторять это снова и снова, только я не поняла, почему у тебя в конце так испортилось настроение? Я не могу понять, почему портрет девушки, очень похожей на меня, стоит у тебя в спальне? И где — то в глубине себя я все— таки понимаю, что ты хотел ее, а не меня. И это….. по меньшей мере, обидно.

Я закусила губу, стараясь не расплакаться. Почему— то сейчас, высказав ему все это в лицо, мне стало так себя жа — а–алко и оби — и–идно. Ирвин вскочил со своего кресла, подбежал ко мне и крепко прижал к груди. Его большая ладонь нежно гладила меня по спине, а губу шептали успокаивающие слова:

— Т — шшш, не надо плакать, девочка. Я дурак, я должен был сразу тебе объяснить…

— Что объяснить? — Я подняла к нему глаза. — У тебя поэтому испортилось настроение?

— Извини, я взбесился по поводу одежды. Ты явно не хотела афишировать наши отношения, ты не захотела, чтобы кто— то узнал о нас. Я подумал …. Так, ерунда, — он встряхнул головой.

— Ты подумал, что я искательница приключений?

— Ну, что— то в этом роде, — пробормотал он. — Я подумал, что для тебя наша ночь была всего лишь эпизодом. Ты оказалась здесь случайно, произошло то, что произошло, а потом ты вернешься в город к своему режиссеру, напрочь забыв обо мне. Твоя жизнь вернется в свое русло, а я не хочу этого. Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты осталась со мной.

О — о–о! У меня непроизвольно открылся рот.

— Я уже давно решила оставить Стефана, — почему— то сказала я. — Просто…. Мне его жалко. Он, как ребенок.

— Может быть, я спешу, и тебе это покажется странным, но я люблю тебя давно.

Я недоверчиво хмыкнула. Он покачивал меня в своих объятьях и тихо — тихо говорил:

— Та девушка на фотографии — это Мэл. Мы учились с ней вместе в Гарварде. Она погибла. Мы любили друг друга. Я не могу описать словами то, что чувствую, поэтому рассказываю, как могу. Она единственная девушка, которую я любил. У меня были женщины — разные, не скажу, что много, по необходимости. Но такого, что я чувствовал к Мэл, я не чувствовал больше ни к кому.

— Как она погибла?

— Гонки на мотоциклах. Это я привил ей любовь к «Железным коням». Это я, в тот день, не запретил ей участвовать в гонках. «Последний раз и все, Ирвин, — говорила она тогда мне, — скоро мне будет нельзя». Она была беременна от меня. Шесть недель.

— Она погибла беременная? — я вскрикнула от ужаса.

— Да, и я знал об этом. Просто в молодости все воспринимается проще. Живота видно не было и вообще, она была такой же, как всегда. Мы собирались пожениться, просто с деньгами тогда было туговато. Я же рассказывал, что последние два курса сам платил за Гарвард.

— Да. Мы похожи, — медленно проговорила я.

— Я, когда увидел тебя в том первом фильме, просто глазам своим не поверил. Пересматривал его раз десять за ночь, и в основном те сцены, где играешь ты. А потом, я захотел больше узнать о твоей жизни. Ты извини, но ты все это время была под наблюдением.

У меня пересохло в горле. Вот и финал. Вы разоблачены, мисс Вареску.

— Что ты имеешь в виду? — еле выговорила я. — Круглосуточное наблюдение?

— Нет, конечно, нет. Я имел в виду, что за тобой и твоими успехами присматривали определенные люди. Я знаю о школе мастерства, я знаю, что ты занимаешься самообразованием, куда ездишь отдыхать и с кем, какие магазины посещаешь, что покупаешь себе. Знаю, когда болеешь, знаю, где и сколько раз в неделю занимаешься фитнесом. А еще, когда у меня плохое настроение, я смотрю твои фильмы. Я давно уже хотел с тобой познакомиться, но считал это нечестным по отношению к тебе, к Мэл. Ведь дважды нельзя войти в одну воду?

— Да. Нельзя. Ты любишь не меня, ты продолжаешь любить Мэл.

— Нет, Габи, все не так. Все так перекрутилось за последнее время. Скажу честно, я сначала дал согласие на твое участие в благотворительном вечере, а потом передумал. Жили же мы на расстоянии? И ничего.

— Ты тогда буквально заморозил меня взглядом. Мне было очень неуютно. А потом что — то изменилось?

— Да. Я вышел на балкон покурить, а ты попросила у меня сигару. Когда я дотронулся до твоей руки, меня просто пробил заряд электричества. И аукцион— я просто не мог не выиграть, мне так захотелось узнать тебя ближе.

— Так вот, почему ты так странно себя вел в «Монмаранси»?

— Почему странно? Ты дала мне сразу понять, что не собираешься становиться, чей бы то ни было любовницей. Я… г — мм… максимально способствовал этому. А когда ты сама меня поцеловала, я понял, что пропал. Знаешь, чего мне стоило удержаться?

— Чего?

— Только моя страсть к математике помогла мне, я умножал в уме трехзначные числа, в определенный момент готов уже был перейти к четырехзначным.

Я засмеялась. Так вот откуда эти математические экзерсисы?

— Ирвин, так у тебя просто железная сила воли!

— Я научился не потакать своим желаниям. Только с вами вышла осечка, мисс Вареску, — нежно — нежно прошептал он мне на ухо.

По моему телу прошла волна возбуждения, я хотела его, я очень хотела его. Ирвин подхватил меня на руки и понес на широкую кожаную софу. Мы слились в поцелуе, и все свои следующие действия проделывали, практически, не отрывая губ.

Я расслабилась, и в мою душу влетела такая волна нежности, восхищения, удовольствия, что я просто захлебнулась от такого напора. И тело, которое вдруг стало родным — родным, дарило мне такую небывалую радость, такое непередаваемое словами счастье! В эту ночь я окончательно поняла — я влюбилась в Ирвина Брайса.