Глава 9


На свою германиевую шахту Сашка приехал к обеду. На выходе из домика его встретил Патон.

– Здоров был, Санька!- крикнул он так громко, что покатилось эхо.

– Здоров. Что орёшь? Всех медведей разбудишь,- обнимаясь, ответил Сашка.

– Они ещё не спят. Здесь теплее, чем в наших родных краях, они кемарить только зачали.

– Сказки мне рассказывать будешь ещё,- засмеялся Сашка, стукнув Патона в грудь кулаком.- Как вы тут?

– Сапоги не жмут,- парировал Патон.- Рукавицы тоже.

– Ясно, раз жизнь прекрасна,- пошутил и Сашка.- А если серьёзно?

– Моё дело, Сань, плёвое. Я мотогон – грузи, кати. Матвеич тут с япошкой не сошёлся. Спорят каждый день. Все старики на стороне Матвеевича, а Кокша, Проня, Дормидонт те за японца. Такие баталии, что спасу нет. Хоть бери их всех скопом и в прорубь голыми задницами посади, чтобы малость остыли. Ты мне команду дай, я это мигом организую.

– Японца как величать?- спросил Сашка.

– Мика Ваносику.

– Писика Засирику,- передразнил его Сашка.

– Дылда ты, Сань, неотёсанная,- Патон махнул рукой и пошёл в сторону бани. Он шёл со смены.

– Обиделся, что ль?- крикнул вдогонку Сашка.

– Ещё чего,- отозвался Патон.- Жрать хочу.

Сашка вошёл в домик. Было тихо. Домиков было построено два, на восемь человек каждый. На шахте же работало десять, но время от времени заявлялись стрелки, чтобы потолковать о житье-бытье, помыться в баньке. Приходили с охранного кордона парами. Иногда заезжали и местные оленеводы-промысловики. Приезжали по нужде. Кому-то надо было оружие, кому-то боеприпасы, кому-то харчи, но чаще всего для того, чтобы узнать последние новости и сделать кое-что по механической части. На нарах лежали двое и Сашка определил, что последнее время гостей не было. Оба отдыхавших были старые добытчики. Они спали. Сашка занял свободные нары и снял с себя дорожную тяжёлую амуницию. Подкинул в печь дров, сдвинул на середину кастрюли, предварительно проверив, что в них и стал доставать из своего рюкзака вещи. В этом домике жили только добытчики, а руководство, хоть оно и работало как все – норма одна, жило в другом. Сашка поселившись в этом, решил дать понять всем, что он ближе к трудягам, с которыми имел взаимное проверенное уважение, и что не намерен слушать споры, которых не в силах был запретить. Тут Патон был прав: слушать на смене это одно, но в домике уже невыносимо.

– Ты, Санька, что ли?- привстал с нар один из мужиков.

– Я, Борисович. Ты спи, отдыхай.

– По-малому схожу и лягу,- пробурчал он и, надев опорки, выскочил наружу. Вернувшись, хлебнул из банки морс, крякнул и спросил, снова укладываясь:- Добрался нормально?

– Нормально.

– А что долго так? Мы тебя раньше неделей ждали.

– Метель утюжила по той стороне.

– Фу, её, нелёгкую,- отмахнулся Борисович.- Не помёрз?

– Не. Успел с перевала сползти вниз.

– А у нас, хоть шаром покати, как в начале октября посыпало так больше ни гу-гу. Следов не кроет. Хреново.

– Видел,- ответил Сашка.

– Может она за тобой окаянная притащится?

– Пять дней до метели.

– Дай Бог,- Борисович улёгся.- Сань, с прибытием тебя и шуруди, не бойся. Мне не помешает, а Панфутия, так его чёрт, пока он спит, уносит.

– Годится,- Сашка стал натягивать свои лёгкие, на войлочном ходу унты, шитые из тонкой выделки оленьих лапок с внутренними из беличьего меха носками-торбами. В них он бегал зимой на лыжах. Накинул куртку, натянул плотной вязки шерстяную шапочку и, сдвинув кастрюли обратно на край печи, вышел. Было два часа дня, но солнце висело низко над горизонтом, маленьким красным пятном, совсем не грело и на него можно было смотреть без боязни испортить глаза. Оно напоминало одиноко висящий уличный фонарь, и только полоска светлого горизонта говорила о том, что это солнце, хотя тени ночи лежали основательно, а на другой стороне небосклона давно властвовали звёзды. Такую картину можно увидеть только в этих северо-восточных широтах и только в горах. По основательно утоптанной тропинке он пошёл к шахте.

Тропа змеилась по горе и исчезала в зёве портала. Рядом чернела порода, которую ссыпали по откосу, которой набралось много, и она лежала непокрытая снегом. "Хоть аппарат по искусственному производству снега сюда тащи,- с сарказмом подумал Сашка.- Смех да и только. Климат, что ль, меняется. Вон дед Павел говорит, что ещё не было такого года на его памяти, что бы к этому времени полметра снега насыпало. И это здесь, где за зиму среднегодовая норма – десять метров. Так куда тащить снеговую пушку? Сюда. На Север. А не притащишь, так придётся по всей округе с метёлками бегать и мешком, чтобы укрыть эту чёрную плешь. Её ведь сучку со спутника без лупы видно. Вот с орбиты космонавты усекут, они мужики глазастые, и власть мигом прикроет мою богадельню с хорошей затеей. Хоть бери водой её побрызгай, замаскируй под ледник, но обязательно спрячь". С этими невесёлыми думами Сашка вошёл в шахту, проследовал портальным коридором и, откинув брезент, вышел в просторную залу, которая была высотой четыре метра и шириной в десять. Длина составляла около сорока. Тут были установлены дробилки, сепараторы, дизель-электростанции, и тут же располагался механический цех, включавший станочный парк и кузню.

– Привет! Homo шахтёрикус,- заорал сквозь грохот работающего оборудования Сашка мужикам, стоящим возле вагонетки и внимательно рассматривающим очередную партию вытянутой из забоя породы. Он подошёл и, взяв камень, вгляделся.

– По что обижаешь, Александр?- спросил его Матвеич Бурмыка.

– На что обиделся,- Сашка бросил кусок породы обратно в вагонетку.- На шахтёрикуса, что ль?

– Конечно. Другого что, нормального обращения нет?

– Так я сам, Матвеич, такой же шахтёрикус, что ж тут обидного. На господ мы не тянем. Товарищи все разбежались. Остались только товарищи у министров да президентов, а нам с рождения волк друг закадычный или пёс лесной. Так что братва не дуйтесь,- обратился Сашка ко всем присутствующим.- А если кому-то обидно от слов моих стало, что ж, обратно я их не возьму. Я на выходе посмотрел, теперь тут, по образцам представленным вижу: дерьмо тянете исключительное. Коль нас тут "системка" застукает, даже определить не сможет, что мы извлекали, так вы лихо замаскировались.

– Так это, Сань,- стал оправдываться Матвеич.- Как тут доставать, если единого мнения нет, в какую сторону наклонную тянуть штольню. И под каким градусом. Мы переругались совсем. Тело-то рудное петляет. Прожилки есть, много, если карьер соорудить лучшего содержания не придумать, а как тут главную жилу отыскать, как её нащупать? Она ведь сучка-дрючка не в песках, в граните.

– Сань, ты это,- Проня потянул Сашку за рукав куртки.- Глянь. Мы с Ваносику составили прогнозную карту по образцам бурильных стержней, но Матвеич вот упёрся.

Сашка молча глянул на Проню, выдернул руку и, снимая на ходу куртку, пошёл к штреку. Вообще-то это был не штрек, это была крысиная нора, диаметром меньше метра, по которой можно было перемещаться только на карачках, и по которому катали вагонетку оснащённую колёсами с резиновыми ободьями. Тянули с помощью лебёдки. В качестве вагонеток использовали двухсотлитровые бочки из-под соляра. Сашка достал из кармана два брезентовых рукава, натянул их на колени и, включив фонарик, полез в дыру.

– Сейчас вылезет, по самые коки свечку вставит,- предупредил Проня Матвеевича Бурмыку.

– Тебе,- уточнил дотошный Матвеич.- Тебе, Проня, а заодно и япошке, другу твоему закадычному. Беги, предупреди, чтобы вазелинился.

– Свою не забудь смазать,- огрызнулся под дружный смех Проня.

– В моей "шахте", Саньке делать нечего,- смеясь, подзадоривал Проню Матвеич.- А вот тебе прочистит так, что до мозгов дойдёт. Слушай, Проня, я одного не могу понять. Ты кто? Стрелок? Вот и кати вагонетку, что ты в горное дело полез, кто тебя пустил распоряжаться? Ты хоть одну жилу в своей жизни нашёл? Нет. А ещё мне тут мозги пудришь словами хитрыми. "Этого быть не может, потому что это – архей",- передразнил Проню Матвеич.- И где ты только слов этих похабных нахватался? Где им тебя учили?

– А что, не архей?- спросил Проня, багровея.

– Да нам до задницы, что это. Архей, рифей или кайнозой с протерозоем. Хоть Гришка кудесник. Тут элементарный математический расчёт и всё. Вот ты другое скажи: как Сашка на сто метров это тело увидел, а ведь он не шпурил, как твой япошка со своими колбами не мастырился. И я тебе так скажу, Проня, ему, Александру, было наплевать, в какую эру геологическую образовалось это рудное тело.

– Что ты, Матвеич, понимаешь. У Ваносику оборудование, которое в мире никому не снилось, аппаратура высшей категории, способная в мгновение определить химический состав любой породы,- взвился Проня.

– Не породы, а дерьма,- Матвеич был скептиком в отношении всех этих спектрометров и химических анализаторов.- Этим оборудованием, тобой расхваливаемым, какашки можно проверять на наличие яйце-глист, а не эры.

– Ладно,- вдруг перестал спорить Проня.- Осталось не долго ждать. Вылезет, рассудит кто из нас прав,- и пошёл в угол, где стояли дисплеи мониторов.

– Давай, давай,- крикнул ему вдогонку Матвеич.


Длина канала составляла сто шестнадцать метров и выходила прямо в рудное тело, где и был основной забой. Сашка полз по проходу, внимательно осматривая оставленные специальным карандашом записи, которые наносил Ваносику. В середине канала Сашка почувствовал толчок, который был довольно приличным по силе, достал из кармана портативный слуховой аппарат и, приложив его к стенке, стал слушать. Шипение длилось секунд сорок. "Однако, местное стучится",- подумал он и продолжил путь.

Вскоре он достиг забоя, где находился проходчик.

– Здравствуй, Поликарп Семёнович,- приветствовал мужика Сашка.

– Здоров, Санька,- ответил тот, перехватив ртом провода и подавая освободившуюся руку для пожатия, которую Сашка крепко стиснул.- Это ты полз проходом, а я сижу и думаю: кто так вкрадчиво да с остановками подбирается к моей норе? А это ты, стало быть, осматривал.

– Да. А остальные не смотрят?

– Кто как. Проня как метеор проходит, не могу, говорит, отсутствие пространства давит. Если устроить по лазу этому соревнование на время, ему равных не будет. Даст фору любому.

– Ты взрывчатку закладываешь?- спросил, осматривая потолок, Сашка.- Что-то мне тут не нравится.

– Только готовлю связку, но в отверстия уже посадил.

– Толчок подземный ощутил?

– Да. Бывает разной силы. Такие, что без сейсмологической аппаратуры, чувствуются, бывают раза три в неделю. Где-то рядом дышит. И не так глубоко. Местное напряжение. Японец сказал, что это палеорезонансное, старое. Остаточные явления сдвига в отдалённом прошлом.

– Не фонтан,- определил Сашка после осмотра.

– Рвать?

– Сади,- ответил Сашка.- Сколько даёшь времени?

– Десять минут.

– Тогда я в предверке ещё посмотрю,- Сашка полез в отверстие выхода.

– Я приползу,- сказал Семёнович, сунув голову в отверстие.

– Понял,- донеслось из прохода.

– Годится,- Семёнович стал запаковывать отверстия раствором.- Чичас шарахнем на полметра и поглядим.

Минут через двадцать Семёнович приполз к месту, где расположился Сашка, метрах в двадцати от забоя, осматривая потолок.

– Сань, тут переждём или полезем дальше?

– А вы как поступаете?

– Кто как,- уклончиво ответил Семёнович, хотя из прохода наружу никто при взрыве не вылезал, а только отползал метров на двадцать. Сашка это понял и сказал:

– Ладно уж, сидим,- и чуть погодя добавил:- Нарушаете технику безопасности, однако.

– А ну её к чертям собачьим. Это же не подрыв, а так – хлопушка. Давешний толчок был сильнее в несколько раз. В проходе не привалит, ну если разве что блок сдвинет по трещине, той, что впереди, так там в любую минуту может это случиться и без толчка. Что ты тут углядел? Прошли мимо, что ли?

– Похоже что так,- ответил Сашка.- Надо было метрах в пятнадцати отсюда брать влево и вверх.

– Много промахнулись?

– Сантиметров по пятнадцать с каждого метра и метров на десять вверх.

– Теперь что быстрее: новую пробить или выемку сделать из забоя?- Семёнович посмотрел на секундомер.- Готовься, сейчас бахнет.

Где-то впереди в забое раздался сухой треск взрыва и следом шум падающей породы. Мгновение спустя стало слышно шипение и по проходу потянуло свежим воздухом. Это из забоя вентиляционным каналом откачивали пыль и гарь.

– Слава Богу, что вообще на тело вышли,- Сашка посветил на потолок.- Вон, смотри, где раздел пошёл.

– Отчернение вот это,- Семёнович провёл черту своим заскорузлым пальцем по граниту.

– По этой кромке и надо было двигаться.

– Так оно могло в любую сторону вывести.

– Могло, но лучше бы по нему шли, а так выходит, что добрались до щупальца. Долго оно отсасывает?

– Уже можно ползти,- Семёнович, кряхтя и с упором развернулся в узком проходе, полез в сторону забоя.

Осмотрев свежий скол, Сашка, причмокнув, констатировал:

– Дерьмо.

– К тому же вонючее,- добавил Семёнович.- Значит, надо бить вон куда,- он ткнул рукой вверх.- Однако, уклон будет не малый, градусов семьдесят и ведь снесёт суку обязательно. Так вывалит – сто лет будем выкапывать. Так, что ль?

– Вот ты её и спроси,- коротко ответил Сашка.- Вызывай вагонетки, отгрузим.

– Замётано,- Семёнович дал сигнал и через минуту в проёме показалась бочка. Взрыв выбил три куба и пришлось потеть часа два. Бочки-вагонетки бегали быстро, почти не оставляя времени на передышки. Отгрузив, полезли на выход и задержались в отмеченном месте, чтобы ещё раз внимательно осмотреть. Поликарп Семёнович был опытный горняк, лучшего специалиста чем он по рудному золоту в округе не было.

– Сань,- когда лезли проходом, упрашивал Семёнович,- ты только на мужиков не дави. Дело новое, сам понимаешь. Нам по такой схеме ещё не приходилось работать.

– Я разве корю?

– Да ты порой молчишь когда, хуже чем ругаешься. Так бывает, глянешь, хоть под землю сам зарывайся. Давай сползём на тормозах.

– Болтать надо было меньше и лучше смотреть.

– Так-то оно так, но теперь что толку. А по болтовне оно верно – добра не бывает. Закон не писаный. Вот ты споры и пресеки на корню. Сильно они разгорелись. Есть грех такой. Есть.

– Хорошо, Семёнович, не буду. Но штрафов всажу по мелочам много.

– Это давай, выдюжим,- согласился Семёнович, он как никто знал, что нарушений хоть пруд пруди.

– Тогда мыльтесь все,- предупредил Сашка.- Мало не будет.

– Так они уже там давно намылились, а с меня капает с момента твоего появления. Лучше всем скопом за болтовню отвечать, чем двоим за дерьмо. Я так полагаю, списал бы их?

– Безусловно,- Сашка перестал ползти.- Ну, а как иначе? Старые заслуги не в счёт. Только слово дай, что между нами сей разговор. Остальным ни гу-гу.

– Могила,- поклялся Семёнович и, как бы оправдываясь, добавил:- Это, Сань, не со зла. Не в пику так сказать. Чем лучше хотели, но заспорка эта зенки закрыла. Ух, как я этого ненавижу. Ты долго будешь или исчезнешь?

– Здесь. Сепараторы как?

– Зверюга, Сань! Где ты их сыскал? Мне о таких и слышать не доводилось. Они миллиграммы с тонны извлекают. Мы испытывали. С такими можно любую жилу тащить. При извлечении золота можно обойтись без химических реагентов, а стало быть, без цианидних хвостов. Это бомба замедленного действия, а не хвосты. Смерть – притаившаяся до поры до времени. Я тебе так скажу: мне всю эту хвостовую мощь лицезреть воочию довелось,- стал отводить Сашку от темы хитрован Семёнович, переводя разговор в иную, попавшую под руку.- Хвосты эти опасны не только тем, что лежат и ждут своего часа, а тем, что выделяют в атмосферу вредный микроэлемент, который не видно. И поверь мне, он влияет на человека и его натуру сильнее радиации и алкоголя. Он рушит внутреннюю структуру. Да ты сам посуди, в нём весь букет ядов собрался: стронций, селен, уран и прочая гадость.

– При сжигании миллионов тонн углей и мазута, в небо и землю попадает больше и что вредней, никто не выяснял. Только ты мне, Семёнович, мозги не шлифуй, а то вижу, что ты вознамерился меня обхитрить.

– И то, правда. Есть такой момент. Хочу твою злость притупить, боюсь, не сдержишься.

– Я тебе слово дал, Семёнович?

– Твоё слово железное, знаю, но сгладить, никогда не помешает. Я же не дифирамбы тебе пою и не глаз твой свято-всевидящий восхваляю. О вещах серьёзных толкую.

– Сам допёр про микроэлемент или вычитал где?

– Это Ваносику нам поведал. Я краем уха раньше слышал и представлял, не с Луны ведь, кое-чему учён, но он своими данными меня потряс до глубины. Он научную работу по этой теме готовит. Собрал материалы по всему миру, даже из Антарктиды у него есть с материковой части и из под ледяного купола. Он сказал, что лет через пятьдесят все будут ходить в противогазах.

– Ну, это уж дудки,- Сашка засмеялся.- Пусть на своих островах в них ходят. Они в Токио, кстати, уже пользуются, там такой жуткий смог, что люди сознание теряют на улицах. Мы, дай Бог, здесь ещё чистым лет пятьсот подышим.

– Сань, это правда, что сине-зеленые водоросли не подвержены влиянию радиации?

– Тоже япошка поведал?

– Да.

– Это правда. Живут преспокойненько там, где живому не место. В наглухо запаянном сосуде держатся полсотни лет. Некоторые учёные считают, что они имеют внеземное происхождение. Жёсткие космические излучения их тоже не берут. Можно считать, что это и есть Господь-создатель, ибо, если верить, что они из космоса, то они древнее Солнечной системы. Что это означает, тебе говорить не стану, ты геолог, тебе видней.

– Значит, если и есть Вселенский разум, то он сине-зеленым дедушка.

– С их родословной мне познакомиться не довелось. Но есть одноклеточные гады, которые живут в условиях ещё более страшных, чем сине-зелёные водоросли. Даже в горной породе они суки есть. Но у них главное питание – железо. Не кислород, а железо. Всё остальное, как у всего живого в наличии: генный код и прочее. Они железом дышат. Причём, переварив его, оставляют после себя магнетик. Как тебе? Вот Курская магнитная аномалия – есть место их активного в прошлом обитания. Всё, двигаем,- Сашка встал на карачки и полез к выходу.

– Поехали,- устремляясь вслед Сашке, прохрипел Семёнович.- Мы не они, если привалит – пяти минут не вытянем.

Вылезли в зал. Встретил Проня, которому от аппаратуры было ближе, чем остальным от сепараторов и мельниц.

– Саш,- предложил Проня.- Может укрепим проход, а то когда ты лез землетрясение было силой в четыре балла по Рихтеру. Ощутил?

– Домкрат с собой бери, если жмётся,- отрезал Сашка.- И вообще… Это что?- он вывалил обломки породы, собранные по пути из штольни, они высыпались из бочек-вагонеток.- Нельзя крышки приделать, чтобы не сыпалось?

– Можно,- опешил Проня.

– Так делай. Для того тут и поставился,- крикнул ему Сашка. Проня сам напросился сюда, хоть согласие получил от Сашки не сразу.

– Склепаем в момент,- Проня понял, что Сашка не в настроении и помчался клепать момент.

Полчаса Сашка бродил возле мельниц и сепараторов, рассматривал смеси, хмурился, что-то бормотал себе под нос. В конце обхода забрал со стола карту проходки и, не сказав никому ни слова, ушёл из шахты. Все бросились к Семёновичу.

– Что, Семёнович?- выпытывал Проня, как лицо заинтересованное. Матвеич смотрел вопросительно, но молча.

– Вырвать надо вам языки обоим. Просмотрели вы, и я за ваши бредни сплошал, старый пень. Мимо мы прошли. Он отметил там, чтобы слепым было видно. Можете слазить, коль не лень. Это лучше теперь сделать, чем потом.

– А где?- спросил Проня.

– На семьдесят шестом метре отсюда,- Семёнович ткнул в чёрную дыру.

– Так я и знал!- вымолвил Матвеич.

– А мы, почему не усекли?- не отставал Проня.

– Потому что пыль. А тряпочку мокрую с собой лень было таскать, чтобы проявить. Даже плюнуть и растереть и то никто не удосужился. Ох, позору!- Семёнович в сердцах сплюнул на пол.- А он притащил и всю, как в операционной протёр. Во!!!

– Лысый я мудак,- запричитал Матвеич.- Вот так, Пронька, друг мой ситный. Верь потом вашим фуникулёрам. Любой химический состав они видят?

– Так что случилось-то? Я не могу понять?- Проня замотал головой.

– Прострелили не туда,- ответил ему Семёнович.- Зря пупки рвали.

– Ох, рак клешнявый,- Матвеич захватил фонарь и собрался лезть, чтобы самому убедиться.

– Поссать сходи,- предупредил его Семёнович.- А то от позора там обсикаешься,- но тот махнул рукой и исчез в дыре.

В плохом настроении Сашка вернулся в домик, бросил карту проходки на свои нары и стал готовить ужин. К семи часам встали старички.

– Здоров был, Ляксандр,- сказал Панфутий, не видевший Сашку по приезду.

– Здоров, здоров,- ответил Сашка.

– Опять мне моя старуха приснилась. И чего она ко мне повадилась? Всё приходит и приходит,- не то себе самому, не то Сашке с Борисовичем пробурчал он.

– К себе зовёт,- произнёс Борисович, умываясь.- Наверное. Ты когда её схоронил?

– Лет уж десять,- Панфутий сменил Борисовича возле умывальника.

– Ей там одной скучно, вот она тебя и кличет,- Борисович уселся к столу.- Корми, Сашка, а то ей-ей силы нужны. Что ты такой невесёлый?- заметив, что Сашка не в себе, спросил он.

– А-а,- Сашка махнул рукой неопределённо.

– Так ты слушай, что ведь интересно,- подсаживаясь, продолжил свою тему Панфутий.- Сон-то какой! Будто она на берегу бельё полощет, а я сзади зашёл и её по заднице хлещу…

– Да погодь ты, Панфутий, со своей бабой,- прервал его рассказ Борисович.- Не вишь, что ли? Саш, ты с битюгами поцапался никак?

– Нет, а надо бы,- ответил Сашка, нарезая хлеб.

– Вона что!- воскликнул понимающе Панфутий.- Ясное дело, моя баба подождёт. Я ж те говорил,- обратился он к Борисовичу,- эти спорщики заведут, как Иван Сусанин, в дебри. Да, Санька?

– Месяц работы псу под хвост,- сказал Сашка.

– Ай-ай!- застонал Борисович, мотая головой.- Вот тебе, Панфутий, твой сон. Ты всё гадал, к чему это твоя баба задом стоит и повертаться не хочет. Теперь, почитай, опять долбить будем, как узбек ослицу в зад, эту горку. Вот те и сон.

– Санька, правда, что ль?- не поверил Панфутий.

– Треть.

– О, святые апостолы!- чертыхнулся Панфутий.- Где же вы были ироды проклятые. То-то я думаю: чего она и в самом деле ко мне гудком. Ты, Владислав,- он подтолкнул Борисовича в бок,- правду сказал, что Сашка приедет и сон расшифрует. Значит, мы все в дерьме по самую макушку. Ну, чего ты сидишь, глаза выкатил,- он ещё сильней толкнул Борисовича в бок,- ешь и пошли на смену. Нас это касается, мы тоже воняем. Сами напортачили, самим и колупаться,- и стал хлебать из миски борщ.

– На сколько метров сошли?- спросил Борисович у Сашки, представив, что придётся опять пробивать этот узкий ход, в котором не развернуться, от чего было не по себе.

– Метров сорок,- назвал Сашка расстояние.

– Ну, Пронька! Ну, деятель!- Борисович вздохнул и стал есть.- Ладно, что теперь собачиться, придётся завязать пупок, чтобы грыжа не вылезла. Поделом нам старым козлам.

Поев, они быстро облачились в спецовки и выскочили из домика. Минут через сорок появились двое со смены. Они сели и не задавая вопросов, стали ужинать. Сашка сидел за столом, но не ел. Было невмоготу. "Как сердце просило: не бери Проню в это дело? ан-нет, не послушал,- размышлял Сашка.- Его вины в том, что мимо кололи, конечно, прямой нет. Тут Матвеевича грех. Его вина. Случилось так из-за Прониной болтовни. Ох, уж эта безудержная словесность, как понос, ей-богу. В кровлю мы не влезем, она обрушится и задавит нас, тут Семёнович точно определил. Остаётся бить новый проход. Придётся лечь в три смены по восемь часов, трое человек на смене. Япошка и Патон не в счёт. С этого азиата там прока, как с козла молока, а Патону в этой норе не развернуться. Мои дедки по восемь потянут. Займёт это не меньше тридцати дней. Такие вот пироги спекла Панфутия жёнка, приходившая ему во сне". Сашка налил себе в кружку чай и стал пить в прикуску с сахаром и хлебом.

В этот момент в домик вошёл Мико Ваносику. Прошёл к столу и сев, сразу налил себе чай, он уже хорошо освоился с бытовавшими на промысле обычаями. Он был среднего роста, очень худой, от чего всё на нём висело мешком. Хлебнув, он произнёс на японском:

– Я не синекура. Я тоже буду стучать.

Мужики подхватили полотенца и двинулись в баню.

Сашка и Ваносику остались вдвоём.

– Ты мне,- ответил ему Сашка тоже на японском,- условий не ставь. Это не проходит. Будешь работать согласно контракта. Ты приглашён сюда обогащать, а стучать, как ты выразился, не твоё дело. Ясно?

– Я буду стучать дополнительно,- настаивал упрямый японец.

– Где ты учился?- спросил Сашка.

– Токио. Ещё Массачусетс,- ответил Мико.- Почему спрашиваешь?

– Смотрю и думаю: сколько раз ты сможешь поднять кувалду и сколько ударов нанести. Раньше, наверное, кроме посадки риса в грязь ничем тяжёлым заниматься не приходилось? Или ты в рабочие хочешь?

– Александр-сан, я знаю, что вы русские любите шутить. Ещё только плохо понимаю, когда это происходит. Мне не приходилось бурить шпуры и закладывать заряды, но значения это не имеет. Я там должен смыть свой позор.

– Что-то мне Тоико Мико ничего не говорил о том, что у Ваносику есть жезл самурая и он посвящённый.

– Я не посвящённый, но стану им, иначе не стоит жить. И для этого мне надо долбить, я не могу не долбить, потому что это условие определённого качества.

– Кодекс кандидата в посвящённые?

– Да. Только не надо с этим шутить.

– Как ты себе это представляешь? Там места для двоих нет. Любой из нас сделает больше тебя в несколько раз.

– Разве вы тоже будете долбить?

– Буду.

– Это девять человек без господина Патона.

– Да, в три смены по три человека.

– Значит, я лишний. Я умру от стыда,- признался Ваносику.- Совсем.

– Твоей вины в произошедшем я не вижу. Проходка – не твой контракт. С тебя спроса нет.

– Так ведь я давал данные, по которым они шли,- не согласился Ваносику.

– Слушай, что я тебе скажу на будущее: ты притащил с собой аппаратуру, чтобы делать концентрат. Я не знаю, чему тебя учили, но ты тут именно для этого. Что тебе перерабатывать, моё дело найти.

– Так нельзя. Это невозможно.

– Ты будешь сепарировать то, что я тебе дам. Всё. И больше ни о чём не проси. Ты родственник Тоико Мико?

– Нет. Мой дядя был с ним дружен. Они вместе учились до войны. Дядя погиб в Нагасаки девятого августа. Все наши стали пеплом, остались только бабушка и моя мама. Ещё дочь Мико-сан.

– Ты сам проверялся? Тебе не досталось от бомбы янки какое-нибудь наследство?

– Проверялся. У меня нет, пока. Но мать и дочь Мико-сан умерли от рака. Они поехали в Нагасаки искать родственников на следующий день после взрыва, проникли через посты.

– Тебя били в школе?

– Били. Много. Я был маленьким и всё время отставал от остальных.

– Хорошо, я дам тебе работу, раз ты считаешь сам для себя, что есть вина и желаешь смыть позор. Только не в стволе.

– Я согласен. Какую?

– Будешь помогать Патону бурить канал. Он знает как и тебе всё объяснит. Большего я тебе предложить не могу.

– Это на сопке?

– Да. Тёплые вещи у тебя есть? Там холодно.

– Есть. Меня ребята снабдили. Сказали, чтобы я свои синтетические меха сунул в одно место.

– Это искупление будет для тебя полезнее, чем спать в штрековом лазе.

– Наверное,- Ваносику передёрнул плечами и спросил:- Когда я могу приступить?

– Патон работает по двенадцать часов и ты тоже с ним пойдёшь, потому что сепараторы сейчас не нужны, а необходимые анализы я умею делать сам. Справишься, я дам тебе рёндзё. Я посвящённый.

– Спасибо,- Ваносику встал.- Спасибо, Александр-сан,- его лицо просияло улыбкой. Он вежливо поклонился и выскочил из домика.

"И далось ему это посвящение,- усмехнулся Сашка.- Набор мишуры и неясной уже ныне символики в понимании духовного "я". Ересь. Ну да это его желание. Пусть бурит отверстия. Там для двоих как раз на тридцать дней работы, раз уж он сам напросился. Дурь из него Патон мигом выбьет". Сашка допил чай и лёг спать, брезгливо перекинув карту проходки на верхние нары, смонтированные на неожиданный приезд большого числа людей, которые пустовали.


Загрузка...