Клянусь своим сердцем

ГЛАВА 30

Даже у самых прекрасных дней рано или поздно бывают свои закаты.

ЛЮЦИФЕР

Все прошло мимо как в тумане. Я двигался, как бездушное и бесчувственное тело.

Я не знал, когда пришли медсестры, чтобы забрать мертвое тело Тейи.

Я не знал, как оказался в морге.

Я не знал, день сейчас или ночь.

Все это время мой взгляд был прикован к безвольному, бледному телу Тейи. Я ничего не чувствовал.

Совсем никакой боли.

Я умер вместе с ней. Она забрала мою душу с собой.

Тейя лежала на кровати, укрывшись белым одеялом.

На ее теле не было пятен крови, но она выглядела такой маленькой и уязвимой. Ее кожа больше не имела своего естественного цвета и была белой как снег. Глубокие порезы, следы от ударов плетью и синяки отмечали каждый дюйм ее тела. Я не должен был оставлять ее.

Мне не следовало возвращать ее Аиду.

Мне не следовало посылать эти видео, чтобы спровоцировать Аида и выместить на ней свой гнев. Она уже через многое прошла, и на этот раз все зашло слишком далеко.

Даже ее раны были зашиты, но теперь это было бессмысленно.

Абсолютно бессмысленно.

Она мертва из-за меня. Я подвел ее.

Наклонившись ближе, я провел указательным пальцем по ее коже.

Она больше не была теплой и приятной. Ее кожа была холодной и мертвой.

Мне казалось, что я умер вместе с ней.

Может быть, мне следовало…

Мой пистолет все еще при мне, и в нем достаточно патронов. Всего одно нажатие на спусковой крючок, когда пистолет направлен мне в голову, и вся эта боль утихла бы навсегда.

В мгновение ока вся агония исчезла бы.

Чья-то рука коснулась моего плеча, слегка сжав его.

Я услышал чей-то голос, отдающийся эхом. Он звучал как мужской.

Его голос был полон жалости и беспокойства с намеком на серьезность. Я не осмелился отвести взгляд от Тейи, боясь, что она исчезла бы, как только я повернулся бы.

Секундой позже я почувствовал, как чья-то рука потрясла меня за плечо, словно привлекая мое внимание. Но я по-прежнему не обернулся.

Перед моим лицом размахивали черной папкой, загораживая обзор. Мне захотелось выбить дерьмо из того, кто это делал, но внезапно та же рука развернула меня, и мое тело оказалось лицом к Максвеллу.

— Проснись, блядь, Люцифер! Что, блядь, с тобой не так? — заорал он мне в лицо, на этот раз в его голосе звучали ярость и разочарование.

Моя голова тут же повернулась, когда я обнаружил, что ее тело все еще лежало на кровати.

Максвелл держит меня за плечо, убеждая смотреть только ему в лицо.

— Возьми себя в руки, Люцифер. Это не то, чего хотела бы Тейя. Это не конец твоей жизни…

Я толкнул его в грудь изо всех сил, какие у меня были, когда его спина ударилась о бетонную стену.

Мгновенная ядовитая ярость вскипела в моей крови.

Я наносил ему ответные сильные удары в челюсть, и он, пошатываясь, упал на пол.

— Не конец моей жизни? Она была моей жизнью. Теперь она, блядь, ушла из-за меня!

Меня не волновало, что я отпугивал других пациентов и врачей своим повышенным голосом, я не мог придумать ничего, чтобы контролировать свои эмоции.

Все вышло из-под контроля.

Это все слишком тяжело для меня, чтобы вынести…

— У меня ничего не осталось. Вся эта… власть… деньги… чертовски бесполезны. Каждый дюйм моего разума заполнен ее воспоминаниями. И просто думать о них…Я… я не могу этого вынести. Я как будто не могу дышать, — мой голос дрожал, мое тело затряслось, ноги подкосились, когда я опустился на колени на пол. Я опустил голову, чувствуя себя самым беспомощным человеком на земле. — Я не могу дышать.…Я не могу. Я просто не могу.

Все мое тело сотрясалось от потери и отчаяния.

Максвелл слегка хмыкнул, когда подошел ко мне и опустился на колени рядом со мной.

— Я знаю, это сложно, Люцифер. Я был там, единственная разница в том, что она никогда не любила меня. Но Тейя любила тебя, и она не хотела бы, чтобы ты был вот так сломлен. Она бы хотела, чтобы ты был сильным ради себя. Ради нее. Ради своей дочери.

Что?

Я в замешательстве вскинул на него голову.

— О чем ты говоришь? — спросил я.

Он кивнул, взял папку и положил ее мне в руки.

— У Тейи есть дочь, и ты ее отец. В деле есть все подробности.

В горле у меня пересохло, как от песка. У меня не было слов, чтобы выразить это.

Бесчисленные вопросы роились в моей голове, поскольку я понятия не имел, какой из них задать первым.

У меня есть дочь. Как это возможно?

Я сразу же открыл файл, и от маленькой черно-белой картинки у меня перехватило дыхание.

Сама картина лишила меня способности мыслить.

Как это возможно?

Почему Тейя никогда не рассказывала мне об этом?

— Я связался с одним из телохранителей, который отвечал за информацию о твоей дочери.

— Что он сказал? — спросил я.

Он вздохнул, прежде чем начал объяснять и разгадывать загадку трагедии моей жизни.

— Он сказал, что когда Тейя была замужем, она носила твоего ребенка. После ее родов Аид забрал ребенка и угрожал Тейе, что если она хочет, чтобы ее ребенок был жив и невредим, то должна делать все, что скажет ей Аид. У нее не было другого выбора, кроме как согласиться и делать все, что потребует он. Ее ребенок был причиной, по которой Тейя собирала твою информацию. Аид сказал, что вернет ей свободу и дочь, если она получит информацию.

Даже после ее смерти ее жертвы причиняли мне боль.

Мне давно следовало убить Аида. Я должен был разрубить его на куски в тот день, когда он забрал у меня Тейю.

Этот гребаный сукин сын.

То, что он сделал с ней… вызывает у меня желание убить его снова.

— У тебя все еще есть ради кого жить, Люцифер. Подумай об этом.

С этими словами он вышел из комнаты, потирая челюсть и закрыв за собой дверь.

Я снова посмотрел на фотографию и почувствовал себя загипнотизированным ее невинностью и красотой… Совсем как Тейя.

Одинокая слезинка скатилась по моей щеке, когда я оглянулся через плечо и увидел мертвое тело Тейи.

Она без боя шла на любой риск, на каждую боль и каждое грубое слово, только чтобы вернуть свою дочь. Согласно досье, она родилась вскоре после нашего разрыва. И к тому времени я уже переехал в Италию, чтобы работать на своего дядю.

Судьба никогда не позволяла мне быть рядом с ней. Судьба всегда разлучала нас.

На этот раз судьба снова победила.

Но у меня все еще есть этот единственный новый шанс.

Наша дочь.

Часть меня и Тейи.

Несмотря на то, что я потерял Тейю, я бы не стал терять последнюю часть ее.

Я не хотел потерять ее снова.

Мои мертвые глаза встретились с фигурой, стоящей перед зеркалом. Дрожащими пальцами я попытался завязать галстук.

Через несколько минут я был готов и надел свой черный смокинг, но в глубине души я не был готов к ее похоронам. Никогда не бывало легко прощаться со своими близкими.

Я бывал здесь и раньше, но на этот раз душевная боль была слишком сильной, чтобы ее вынести.

Я с трудом сглотнул и тяжело вздохнул, прежде чем вышел из ванной, чтобы присоединиться к Максвеллу.

Он был в своем черном смокинге и ждал меня в конце коридора.

Кивнув в знак согласия, мы вошли в холл церкви, где в конце прохода в открытом деревянном гробу лежало тело Тейи.

Стоя рядом с ней, я достал ожерелье, которое сделал для нее много лет назад.

Символ нашего обещания. Знак моей любви к ней.

Нашей любви.

Она оставила мне частичку себя, но я хотел, чтобы она забрала частичку меня, пока не настал бы день, когда мы воссоединимся с ней.

Прерывисто вздохнув, я наклонился вперед и надел ожерелье ей на шею, поместив серебряное сердечко, подвешенное между ее грудей.

Я разгладил ее платье, прежде чем в последний раз прикоснулся к ее щеке.

Заняв место впереди, я не сводил глаз с ее тела. Теперь она была одета в черное платье с маленьким букетиком белых цветов в руке.

Она выглядела безжизненной, но в то же время казалась умиротворенной.

Больше никто не пришел на ее похороны, поскольку у нее не было ни семьи, ни друзей.

Единственным человеком, которому она когда-либо доверяла, был я, а меня никогда не было рядом с ней.

Я даже не заслуживал быть здесь. Я недостоин быть ее другом, семьей или любовником.

Церковь охраняли только я и Максвелл с несколькими нашими телохранителями.

Священник поднялся на трибуну.

— Мы собрались здесь, чтобы попрощаться с Тейей и предать ее в руки Бога. Во имя Отца…

Его голос начал затихать в моих ушах, пока я продолжал молиться, в то время как мои глаза не отрывались от Тейи.

Я закрыл глаза, теряясь в воспоминаниях.

Ее запахе. Ее прикосновениях. Ее голосе…

В тот день, когда я впервые увидел ее читающей под тем деревом.

Первый раз, когда она назвала мне свое имя… Ее прекрасное лицо озарилось радостью… ее мягкие губы коснулись моих, как перышко, когда мы впервые поцеловались… То, как она покраснела.

Ее радостное хихиканье, когда мы проводили время вместе на берегу океана… То, как я преследовал ее, когда мы бегали по берегу моря… когда я впервые занимался с ней любовью.

Ее щеки краснели всякий раз, когда она злилась на меня, ее брови хмурились… ее резкие слова… слова поддержки… когда она впервые сказала, что любила меня… ее обещания.

И ее ангельское личико, когда она была в моих объятиях в последний раз.

Каждое воспоминание пронеслось перед моими закрытыми глазами.

Мое горло сжалось от отчаяния. Мое сердце болело так, словно в него вонзали нож снова и снова. Когда я открыл глаза, священник закончил свои молитвы, прося нас пойти на кладбище снаружи.

Глубоко вздохнув, я подошел к гробу, и Максвелл помог мне взвалить его на плечо. Мы вдвоем отнесли гроб на кладбище, которое ждало ее.

Это были не только ее похороны, но и частично мои, потому что она забирала с собой мое сердце. Все мое тело напряглось, пока я пытался оставаться сильным, но в глубине души я знал, что обманывал себя. На мгновение мне захотелось прыгнуть в могилу вместе с ней, но я знал, что не смог бы.

Она бы не хотела этого для меня. Моя дочь не хотела бы этого для своего отца.

Стиснув зубы, я сдерживал слезы, когда ее гроб опускали в глубокую свежевырытую могилу.

Священник пропел последние молитвы.

— Дай ей, о Господь, твой мир, и пусть твой вечный свет сияет над ней. Аминь.

Я всегда буду любить тебя, Тейя. Это всегда будешь ты.

Я буду защищать нашу дочь до своего последнего вздоха.

И я приду к тебе, Ангел. Однажды я приду.

Клянусь своим сердцем.

Был уже полдень, когда я покинул кладбище и поехал в приют, где находилась моя дочь.

У меня была цель. Мне было за что бороться.

И я буду жить ради нее.

Я должен заполучить ее до того, как ее забрали бы у меня.

Паркуясь на подъездной дорожке, я вышел из своего Range Rover и осмотрелся, чтобы найти несколько машин, припаркованных снаружи. Мое сердце бешено колотилось в груди с каждым моим маленьким шагом.

Некоторые дети играли, а пары сидели на диване, загипнотизированные их невинностью. Некоторые даже выражали беспокойство, в их глазах светились сомнения в отцовстве.

Я направился к коридору, к счастью, обнаруживая мать Лауру с озабоченным выражением лица. Ее удивленный взгляд встретился с моим, и на его месте тут же появилась мягкая улыбка.

— О, Люцифер. Что привело тебя сюда сегодня? — спросила она, наполняя свой бокал.

— Она… — я сглотнул, делая глубокий вдох. — Она в своей комнате?

Она прекрасно знала, о ком я говорил, потому что я, сам того не подозревая, спрашивал о ней каждый раз, когда находился здесь. Она кивнула, нахмурившись, с опечаленными глазами.

— Ее сердце разбито.…Это шестой раз, когда ей отказали в удочерении. Она прячется в своей комнате, — она тяжело вздохнула, — она боится, что никто никогда не удочерит ее. Что она всегда будет одна.

Жалость и печаль к моему маленькому ангелочку сочились из ее голоса.

Но это потому, что ей предназначено быть со мной. Я забрал бы ее.

Я буду защищать ее ценой своей жизни.

Кивнув в знак согласия, я повернул направо, к детской, обнаруживая, что деревянная дверь закрыта. Между мной и моей дочерью стоял только кусок дерева.

У меня перехватило горло, когда я почувствовал, что вот-вот расплакался бы. Как я рассказал бы ей о ее матери? Как я объяснил бы ей, что она потеряла мать из-за своего отца?

О, Тейя. Как бы я хотел, чтобы ты была здесь, рядом…на моей стороне.

Проглатывая комок в горле, я нажал на ручку, открывая дверь к моему единственному шансу обрести смысл жизни.

Комната выглядела так, как она выглядела в тот день, когда я отремонтировал это место. Два ряда детских кроватей с игрушками, разбросанными по всему деревянному полу. Чистое голубое небо, нарисованное на стенах воздушными змеями, приветствовало меня. Огромное окно от пола до потолка выходило на берег моря. Когда я хотел превратить это место в детский дом, я всегда хотел, чтобы у детей был свой маленький рай на земле.

Я мог бы просто позволить им остаться в прогнившем доме, как это было раньше… но в глубине души я никогда не хотел этого для детей. Инстинкт, которым я всегда прикрывал свою слабость. Но теперь я должен был принять это ради своей дочери, ради моей Тейи.

Тихий скулеж привлек мое внимание, когда я подошел к самой последней кровати у окна. Он доносился из-под кровати.

Опускаясь на колени, я увидел маленькую девочку, держащую свою куклу тисками, как будто от этого зависела ее жизнь. Ее волосы цвета воронова крыла похожи на мои, а слегка бледно-оливковая кожа досталась ей в наследство от матери.

— Елена, — прошептал я.

Она повернулась ко мне лицом, и на меня тут же накатили волны эмоций и воспоминаний.

Она так похожа на меня, но ее глаза…они такие же, как у Тейи. Как я раньше этого не замечал?

Невинные. Красивые. Божественные.

Я увидел яркий образ Тейи в ее глазах, напоминающий мне о том дне, когда мы впервые встретились.

Она шмыгнула носом, вытирая его тыльной стороной ладони, прижимая к себе куклу.

— Эй… Почему бы тебе не выйти? — спросил я, наклоняясь ближе.

Она яростно потрясла головой.

— Я никому не нужна. Я всегда буду одна.… У меня никогда не будет новых мамы и папы.

Новые слезы потекли по ее щекам. С каждой падающей каплей я чувствовал, что разбивался изнутри все больше и больше.

— Не говори так. Ты самая лучшая девочка…

— Не л-лги, — заикалась она между рыданиями. — Я никому не нужна. Одна. Всегда одна… — ее голос затих, когда она опустила голову на руки. — У меня никого нет, — пробормотала она, прижимаясь к своей кукле, и ее тело сотрясалось от рыданий.

У нее есть ты, — мягкий, успокаивающий голос Тейи эхом отдавался у меня в ушах.

— У тебя есть я, — мой голос сломался, но я сделал все возможное, чтобы оставаться сильным.

Елена подняла взгляд с надеждой и обещанием, плавающими в ее глазах…совсем как ее мать.

Тот пятилетний мальчик, который прятался под кроватью, все еще там. Он все еще просит о помощи.

Я закрыл глаза, наслаждаясь воспоминаниями о ней, о том, как она показала мне значение надежды.

— Все, что нужно этому мальчику, — это рука помощи. Кто-то, кто наклонился бы к нему и вытащил из темноты, чтобы представить его свету.

Тяжело вздохнув, я протянул руку вперед, наблюдая, как она открылась мне.

— Тьма может быть стерта только светом, боль может быть стерта только любовью. До тех пор, пока мы не примем мучительное прошлое и не попытаемся двигаться дальше, боль внутри нас никогда не отпустит нас. Никогда не позволит нам обрести надежду.

— Я буду твоей семьей. Я буду с тобой всегда. Я буду твоими мамой и папой, Елена. Ты пойдешь со мной?

Шмыгая носом, она облизнула влажные губы, наклоняясь все ближе и ближе, зажигая проблеск надежды в моей груди.

— Надежда на что?

— Что в конце концов все всегда будет лучше.

Ее пальцы, теперь находящиеся в нескольких дюймах от моей руки, на мгновение замерли, прежде чем она подняла на меня взгляд. Ее глаза опухли и покраснели, призывая меня забрать всю ее печаль, всю ее боль.

— У меня будет семья.

Сомнение и страх все еще звучали в ее дрожащем голосе.

— У тебя будет все, мой маленький ангел. У тебя будет семья. У тебя будет все счастье в мире.

Я чувствовал солоноватый привкус слез на своих губах, когда изливал свое сердце такой невинной душе.

— Обещаешь? — спросила она.

Я кивнул.

— Клянусь сердцем.

Ее рука была в моей, когда она, наконец, выбралась из-под кровати и обняла меня, цепляясь за меня изо всех сил, она уронила свою куклу.

Она выбрала мою поддержку и утешение вместо какого-то безжизненного существа.

Положив голову мне на сгиб шеи, она всхлипнула.

Ощущение того, что частичка моей новой жизни обняла меня, заставила меня проливать слезы радости, когда мы оба рыдали в объятиях друг друга.

Грохот волн, синхронизирующийся с нашими рыданиями. Луч солнечного света, озаряющий нас… надеждой и счастьем.

Это новая глава в наших жизнях, частью которой я хотел бы видеть Тейю.

Но она всегда будет жива. В моей душе. В моем сердце.

Это наше новое начало, Тейя.

Ты, я и наш маленький ангел.