— Вот продам старую квартиру, скоро стану на ноги, мы с тобой поженимся и уедем куда-нибудь на северный полюс, — любимый баритон лучисто ласкает слух, сбиваясь в красочную смесь восторга, трепета и возбуждения.
Я улыбаюсь.
— Это ты мне так предложение делаешь? А где же кольцо, цветы, романтический ужин на крыше? — поднявшись на локоть, я опираюсь ладонью в сильную грудь и озорно кошусь на Кейна.
В темно-синих, как водные глубины морей, глазах штурмует горячая преданность и обещание. Так смотрят рыцари, готовые луну с неба достать. Нет, не луну. Разбиться в лепешку готовы.
Как будто без этого я перестану его любить!
— Будет тебе кольцо. Самое дорогое, — с придыханием произносит. — И платье красивое, какое сама захочешь. Только разгребу весь этот бардак и весь мир брошу к твоим ногам.
Я неодобрительно расшатываю головой, улыбка сама по себе растягивается по лицу.
— Ну какой же ты дурачок, Кейн, — бью кулаком обтянутую белой майкой в меру мускулистую грудь. Кейн перехватывает его, пряча в своем, и я обмякаю, добровольно утопая в вихре глубокого моря. — Ты же знаешь, деньги для меня ничего не значат. Я просто хочу тебя, а с деньгами или без, мне все равно.
Мой собственный голос оседает на кончиках губ низким, хрипловатым эхом. Это куда больше, чем слова, — я не хочу, чтобы в его глазах деньги выглядели важнее, чем есть на самом деле.
Шершавая ладонь Кейна зарывается в золотисто-каштановые кудри и притягивает для поцелуя. Мои веки замыкаются и трепещут, а душа сразу же вальсирует, одетая в белоснежную любовь. Его губы как ласковый шелк, они разнеживают, ласкают и лелеят. Они любят и берегут.
Когда я осторожно раскрываю глаза, Кейн бережно укладывает меня на свою грудь. Мне хочется остановить время, исчезнуть из реальности и остаться в нашей с ним. Я до последней секунды оттягиваю неизбежное расставание.
— Кейн, мне домой надо, — неохотно нарушаю нашу гармонию. — Мама будет ругаться, уже почти десять. Я сказала, что буду делать домашнее задание у Элайны, не хочу подрывать ее доверие.
Кроткие кончики пальцев, ласкающие мой затылок, останавливаются и застывают. Кейн всегда так поступает, когда думает. Его взгляд мгновенно становится далеким и отчужденным, он заслоняется от меня, словно пациент толстой ширмой в кабинете врача. В конце концов Кейн кивает и поднимается со старой решетчатой кровати с жестким матрасом.
— Подожди, я сейчас только бейсболку возьму, чтоб не светиться.
— Кейн, — перехватываю его руку. Он застывает в замешательстве. — Не надо меня провожать. Я лучше сама… Мне ведь всего два квартала. Ты же знаешь, это безопасно, здесь даже бомжи не водятся.
Преувеличенно улыбаюсь, боюсь выдать волнение. Кейн хмурит ровные каштановые брови. Смотрит. Знает же, что будет очень плохо, если нас засекут вместе. А мне домой идти правда безопасно.
— Напиши мне, когда будешь дома, — немного сконфуженно провожает меня у двери.
— Хорошо, — на прощание целую его в щеку и заставляю себя идти.
— Ким, — горячие подушечки пальцев неожиданно захватывают мое запястье. Я оборачиваюсь и взволнованно облизываю губы, потому что вижу на дне ласковых глаз поднимающиеся бурные волны. — Ты же знаешь, так всегда не будет. Я скоро выбьюсь из этого дерьма и заберу тебя к себе. Мне плевать на одобрение твоих родителей, если нужно, я украду тебя и увезу.
Я с минуту смотрю на него. Думаю. Осознаю. Пока смех беззаботным звоночком не выкатывается из моей груди. Ну надо же!
— Украдешь? — нежно мурлычу, глядя из-под опущенных ресниц в благородные черты лица. — Кейн, что за глупости ты говоришь?
— Мы можем сбежать от них, — он и не думает смеяться. — От целого мира. Вдвоем. Только ты и я.
Пронзительный взгляд решительно раскачивается, как море перед штормом. Углы моих губ медленно опускаются и невольно нежная кожа щек загорается горячим румянцем. Не шутит же. Запястье печет там, где он сжимает его, и обвязанная цепями душа рвется навстречу, как дикий зверь из клетки.
Я так люблю его! Больше всего на свете…
— Скоро я поговорю с мамой, она должна меня понять, — слышу свой заглушенный, словно собственного двойника голос. — Рано или поздно я должна ей рассказать о нас.
Четко очерченные губы, которые всегда так сладко целуют меня, сейчас сардонически растягиваются. В глазах Кейна злой глум, на дне которого тихая обреченность. Он хорошо знает отношение к этому моих родителей.
Теплая ладонь разжимается и я мгновенно ощущаю дыхание холода. Хочу дотянуться назад, прижать ее к щеке, поцеловать каждый натруженный палец, но не смею.
— Пока, Кейн, — прощаюсь задушенным голосом. Я так хочу, чтобы он остановил меня, чтобы сгреб в объятия и никогда, никогда не отпускал. Как мне теперь дожить до следующей встречи?