Клянусь, я твоя (СИ)

2

Я не с первого раза попадаю ключом в замочную скважину, поскольку упавшие на улицу сумерки размывают зрение.

Дверь, как назло, громко скрипит. Я открываю их и бесшумно захожу в эркер, тихо выдыхаю и расслабляюсь, потому что домом царит непроглядная тьма.

По лицу бесконтрольно плывет улыбка, потому что я все еще вижу перед собой лицо Кейна. И даже если бы меня застукали и устроили скандал за позднее возвращение, я все равно буду ждать нашей следующей встречи. Но тут в гостиной эпически загорается свет и я вздрагиваю, поймав глазами изящную женскую фигурку.

Мама, как строгий смотритель, сидит на диване телесной обшивки, в затянутом на талии вечернем бежевом халате. Ее дневная укладка немного взъерошилась и тоненькие пряди выбиваются из ореола головы, губы плотно сжаты в тоненькие полоски. Желтый круг абажура освещает ее руку рядом с выключателем, нашу семейную фоторамку, сделанную два года назад, и отодвинутый на угол органайзер.

— Мама, — облегченно выпускаю из живота воздух. В самом деле же испугалась.

— Почему ты так поздно, Кимберли? — спрашивает мама.

Я стягиваю с плеча ремень сумки-почтальона и бросаю на пол, не уделяя внимания тону ее голоса. Опускаюсь, чтобы развязать шнуровки криперов и заодно объясняю:

— Мы с Элайной долго не могли решить задачу по геометрии. Она ведь с двумя звездочками, это уровень для первого курса колледжа. Понятия не имею, зачем ее поставили в школьную программу, но мы все решили и честное слово даже ни разу не подсмотрели в ГДЗ, — спокойно заканчиваю, складывая белые кроссовки рядом с мамиными бирюзовыми лодочками, замыкающими идеально ровный обувной ряд всего семейства.

Подхватываю ремешок на плечо и ставлю ногу в направлении вперед, но застываю, потому что не сразу понимаю, что вижу.

Мама расправляется во весь свой не больше моего роста и в ее руке волшебным образом вырастает размером с ладонь ручная открытка в виде красного сердца.

— Что это? — ее тон ледеет, как выброшенная в сорокаградусный мороз вода.

А у меня наоборот создается ощущение, словно кто-то одним выдохом раздул костер жаркого пламени внутри, прожигающий внутренности, потому что она держит открытку, которую мне подарил Кейн. Его самый первый подарок.

Наверное, я должна сейчас до конца догореть, захлебнуться в панике и ужасе, но чувство несправедливой обиды неожиданно берет верх.

— Зачем ты рылась в моей комнате, мама?

— Я спрашиваю, это от него? — Голос становится еще безжалостнее, он подавляет, и я сдаюсь:

— Да.

Мать разрывает пополам открытку, а будто сердце.

Я вскрикиваю, как от удара.

— Мама!

— К тебе Стэн заходил, — говорит обманчиво спокойно, с надрывом. — принес цветы, хотел пригласить тебя в кино. Он ждал тебя два часа, а я сказала, что ты задерживаешься у подруги.

— Ох… — застенчиво отвожу глаза. С ощущением взволнованного румянца, пробегающего щеками, начинаю поспешно оправдываться, наблюдая, как свет загорается теперь уже на кухне. — Мне жаль. Мы с Элайной не думали, что будем так долго возиться с домашним заданием. Но, мама, нам еще несколько таких задач, и с такими успехами мы скоро вообще не будем спать!

Мама останавливается за островком и упирается в него выпрямленными руками. Серые глаза даже не моргнули.

— Зачем ты мне врешь, Кимберли?

— Я не вру…

— Я звонила ее матери, они уже два дня как улетели на Аляску.

Мое сердце тревожно екает.

— Мама… Я все объясню…

Но она даже слушать не хочет.

— Ты была сним? — заводится с полуоборота, жестко вычитывая меня словно нерадивого ребенка. — Сколько это уже продолжается, Ким? Сколько ты скрываешь это от нас с отцом? Ты же мне говорила, что этого больше не повторится. Что он сделал с тобой? Вынудил? Угрожал? Соблазнил и обесчестил тебя?

— Мама! — сконфуженно восклицаю, чувствуя стыд и одновременно злость. Мне даже становится все равно, что я позволила себе повысить голос на родительницу. — Не говори так о нем! Кэйн ничего мне не сделал! Он уважает меня и пока даже пальцем не прикоснулся!

Ее лицо становится белым, как мел.

— Что значитпока? — в голосе матери дребезжит угроза, но я не чувствую страха. Именно поэтому, скинув подбородок, уверенно озвучиваю, глядя ей в глаза:

— Сегодня он сделал мне предложение, и я согласилась. Скоро я окончу школу, и как только мне исполнится восемнадцать, я выйду за него замуж, — тут я намеренно останавливаюсь, колеблясь, потому что знаю, что мое признание добьет ее. И все-таки произношу:

— Я люблю его, мама.

Губы матери белеют, словно ее точно схватил инфаркт. Ладонь жестко хлопает по столу, заставляя вздрогнуть.

— В комнату. Живо, — приказывает тоном, что на волоске от срыва. — Больше никаких посиделок с подружками. Ты под домашним арестом. Генри будет отвозить тебя и забирать из школы по расписанию. И чтобы я больше не слышала от тебя об этом нищеброде, — в полуразвороте высовывает из-под островка корзину, одним взмахом сметая разорванный подарок в мусор.

— Но мама!

— Завтра ты идешь со Стэном в кино. И это не обсуждается.

Глаза наливаются слезами и силуэт мамы размывается передо мной. Я всхлипываю от незаслуженной боли.

— Зачем ты так, мама? Чем лучше Стэн? Тем, что у него есть деньги? Мажорный сын богатых адвокатов, который тратит их куда попало?? Да он даже не заработал их сам и не понятия не имеет, как это делать!

Лицо матери даже не вздрагивает.

— Не испытывай мое терпение, Кимберли. Иди в свою комнату и ложись спать, пока я не позвала отца.

Отца… Конечно, отца. Я закусываю губу, бросая на нее взгляд, полный разочарования, обиды и непонимания. Как мы дошли до этого, мама? Ведь когда-то у нас все было совсем по-другому…

— Не в деньгах счастья, мама, — мой голос гаснет и в нем больше нет искры. — Жаль, что ты этого не понимаешь.

Я разворачиваюсь и быстро дубаю ногами по лестнице коричневого дуба на второй этаж, игнорируя падающие со щек бессильные слезы.