Клянусь, я твоя (СИ)

45

Сначала я ощущаю приятную тяжесть на своем животе. А ещё мне жарко. Низ живота налитый приятной ноющей болью, а шея, кажется уже просто горит от горячего дыхания. С заторможенным опозданием понимаю, что я все ещё нахожусь в крепких объятиях любимого. Но окончательно просыпаюсь от чьего-то тихого вздоха. Нет, серьезно.

Затем — осознание.

Распахиваю глаза и стрелой подлетаю вверх. Руки сами подтягивают одеяло до самой шеи. Под ним — я полностью голая. На пороге — стоит моя мама.

А взгляд не её.

— Мама? — мой голос вздрагивает на октаву, и я запоздало осознаю, что Кейн тоже подорвался следом, приходя в быстрое движение. — Господи, мама, тебя не учили стучаться?

Гневная дерзость, за которой на самом деле скрывается дикая паника. Вчера я настолько была преисполнена происходящим, что забыла запереть дверь. Боже, о нет. Мама смотрит на меня, а глаза будто не её. В них какое-то безумство, глубокий шок, осознание, транс, называйте, как хотите. Это как медленный отходняк от наркоза, который потом бьёт по тебе резкими последствиями после тяжёлой операции.

— Я хотела поговорить с тобой, извиниться за то, что надавила вчера, вот, испекла пирог… — мама с заторможенным осознанием смотрит на свой пирог, который только чудом не вываливается из ее рук. — ОГосподи. Джордж!

Теперь она всё поняла. И когда я это осознаю, ужас захлестывает меня вдвойне больше. Я не могу сдвинуться с места. Не могу даже встать или просто взглянуть нанего. Не могу подойти и просто взять его за руку, потому что они у меня дрожат, как у больного старика. Кейн, который почти сразу же подорвался с кровати, на ходу собирает разбросанные вещи; сначала он продевает ноги в штаны, схватил с пола белую рубашку и успевает только просунуть в нее руки, взявшись за болтающийся на брюках ремень, когда в комнату встревоженно влетает на мамин крик папа. Он начинает бешено выискивать глазами, раздувая ноздри, как дикий буйвол, который не с первого раза замечает жертву перед носом, но потом его взгляд останавливается на Кейне. Отец мгновенно меняется в лице. Никогда ещё я не видела его таким.

— Ты, — выплевывает он. — Ты что здесь забыл?

— Мистер Уильям, позвольте объяснить вам…

— Убирайся! Живо!

От одного этого крика хочется уже вжаться в стенку. Даже я бы трусливо поджала хвост, но Кейн не сдается:

— Дело в том, что я люблю вашу дочь и я готов взять на себя ответственность за всё, что происходило в этой комнате.

И тогда я делаю решающую ошибку. Я резко подскакиваю на ноги, поддерживая на себе одеяло, с желанием высказать свое мнение, и вдруг понимаю, что оба родителя как-то странно застыли. Я даже не сразу понимаю, почему папа больше не кричит на Кейна. Я чувствую между ног слипшиеся помазы чего-то, медленно поворачиваю лицо и ужасаюсь. На белой простыне высохшее размазанное пятнышко крови. Доказательства нашей вчерашней близости. И это понимаю не только я. Лицо отца багровеет от злости. Сейчас он поистине страшен в своем гневе.

— Я убью тебя, сукин сын.

— Папа, не трогай его!

Но я не успеваю сделать ровным счётом ничегошеньки, как отец грубо хватает Кейна за заднюю поверхность шеи и со всей силы выталкивает его из комнаты. Я вскрикиваю, только крик мой глушится в дикой, разрывающей горло грудке. На пороге отец останавливается и, все ещё держа согнутого Кейна, наклоняется к нему ближе. Я вижу, как живот Кейна вздымается от быстрого дыхания, как раздуваются его ноздри, вижу поджатые губы, пальцы, впивающиеся в дверную раму и лёгкое дрожание плеч. Но это не от страха, нет.

— Готов взять ответственность? — шипит отец, нажимая сильнее. — За то, что испортил мне дочь? Вон отсюда и чтоб я тебя больше здесь не видел, нищеброд сраный!

— Папа!

На этот раз звук собственного голоса бьёт меня прямо в солнечное сплетение, выбивая дух. Может быть, мой отец и сильнее, но я знаю, что Кейн может за себя постоять. Он просто не хочет. Потому что это мои родители. Я выбегаю из комнаты; на пороге, словно из воздуха, появляется мама в переднике, но уже без своего пирога, преграждая мне путь. Она предупредительно мотает головой. Я пытаюсь пройти, но мама пресекает мои попытки, делая шаг вперёд.

— Пропусти меня!

— Нет, Ким, тебе нельзя туда.

Я бессильно заливаюсь слезами, слыша, как отец что-то ещё кричит, слышу голос Кейна, звуки борьбы, а затем жесткий хлопок входной двери.

Я всё-таки выскальзываю из маминых рук и выбегаю в коридор. Отец находится возле входной двери, гневно вздымая грудную клетку. Он смотрит на нас с мамой снизу вверх. Между нами расстояние размером в лестницу.

— Оставляй свои пироги, Джулия, и иди собирайся, поедешь с ней к гинекологу, что смотришь?

Мама что-то невнятно бормочет, всхлипывая, и ласково гладит меня по плечу, а затем удаляется. Отец поднимается на второй этаж. Я же так и не могу сдвинуться с места.

— А ты чего ревешь, дура? Не дорослаещё ноги перед мужиками раздвигать!

— Но мне уже восемнадцать!

— И что? Восемнадцать ей уже, вы посмотрите на нее! — взрывается отец. — Не для того я тебя растил, чтобы ты ложилась под первого встречного! Что теперь я скажу Дэвисам, извините, у меня дочь потаскуха? — отец грубо подталкивает меня в сторону комнаты. — Быстро одевайся, поедешь сейчас с мамой в клинику. Что так смотришь? И телефон мне отдай свой. Живо!

Я всхлипываю, безропотно перебирая ногами в комнату, удерживаемая за локоть отцом. Дрожащей рукой поднимаю с пола брошенную сумочку. У меня перед глазами пелена, в пальцах совсем нет силы, потому я не сразу вспоминаю, что телефон я вчера поставила в тумбочку. Высунув верхний ящик, я только успеваю поднять мобильный, как отец выхватывает его у меня из рук.

— Это теперь будет лежать у меня, — он показушно бросает телефон в карман своих брюк, похлопывая по нему. — Вдруг этот ублюдок захочет связаться с тобой, — зубы отца заскрипели. — Вы уже достаточно "наобщались".

Решив, что этого недостаточно, чтобы добить меня, он решает ещё раз оглянуть мою комнату, и в итоге останавливает взгляд на окне. Он смотрит туда явно дольше, чем следовало, но потом я и сама замечаю. Небольшая выемка между подоконником и оконной рамой. Кейн, закрывая вчера окно, не досунул его до конца.

— Так он через окно к тебе приходил? Ясно теперь. Собирай вещи.

— Что?

Я заторможенно поднимаю голову, никак не найдя способ собраться. Я не поняла, он собирается выгнать меня из дома?

— Вещи свои забирай, говорю, теперь ты будешь спать в другой комнате. И даже не надейся, что он к тебе сможет залезть через окно, я уж об этом позабочусь, поверь, — я слышу, как скрипнула его челюсть. Папа отходит на пару шагов и поднимает с пола пиджак Кейна. Мое сердце улетает в живот. Что он собрался делать?

— Замуж за Дэвиса ты выйдешь. Он парень нормальный, закроет глаза на твое бесстыдство, — отец бросает пиджак в мусор, а затем забирает мусорный пакет из корзины, завязывая его. Он поднимает на меня глаза.

— Это я выброшу. Даю тебе ровно три минуты, чтобы ты оделась. После этого хочешь не хочешь, я зайду. И учти, если запрешься, мне ничего не стоит выбить эту чертову дверь. Через окно тоже не советую, как минимум поскользнешься и сломаешь себе ногу.

Папа выходит из комнаты, без хлопка закрыв за собой дверь. Я чувствую, как глаза начинает колоть. Гигантская тяжесть осознания наваливается на меня горой, меня пробирает и я начинаю бессильно скулить. И я понимаю только одно: лучше бы он и правда выгнал меня из дома.