Клык и металл

Глава 21 Плохой мужчина

Она не опустила взгляд, произнеся эти слова.

Когда она не сказала больше ни слова, ни черта не поведала ему о том, что ответил ей этот мудак, Ник шагнул дальше в пространство между её ногами, схватив её за бёдра. Он дёрнул её вплотную к себе, хмуро глядя в лицо, которое находилось всего в дюйме от него.

Он сосредоточился на её глазах, на веселье в них.

Он сосредоточился на линии её подбородка, изгибе шеи.

Он снова захотел стянуть платье.

Он хотел сдёрнуть ткань с её плеч.

— Ну? — тихо прорычал Ник. — Ты собираешься мне что-нибудь сказать? Или ты будешь усмехаться… вызывая у меня желание приковать тебя наручниками к этому чёртову столу?

Её улыбка сделалась шире.

— Он сказал, что разберётся с этим, — ответила Уинтер, и её губы дрогнули от веселья.

— Он разберётся с этим? — повторил Ник, хмурясь. — Что это значит, бл*дь? Он отменит банкет? Или нет?

Она продолжала всматриваться в его глаза.

— Этого он мне не сказал, Ник.

Ник помрачнел.

— И что? Ты будешь притворяться, будто не прочла его?

Она моргнула, затем рассмеялась, пихнув его в грудь.

— Уинтер, — его голос понизился до рычания, когда она обхватила его ногами, притянув ближе. — Мне надо возвращаться в Нью-Йорк или нет?

Её глаза ожесточились, резко утратив всё веселье.

— Ты не вернёшься в Нью-Йорк, Ник, — произнесла Уинтер. — Я уже сказала это.

Когда он отвел взгляд, она стиснула его руки ладонями и дёрнула поближе к себе.

— Ты думал, я шутила? — резко спросила она. — Мэл привёз тебя сюда, потому что он нарисовал картину, подразумевающую, что ты умрёшь, если посетишь тот банкет. Ты серьёзно думал, что я позволю тебе уехать, учитывая это?

Ник закатил глаза.

— Уинтер. Я коп…

— …Коп, который ни за что на свете не позволил бы мне вытворить нечто подобное, — перебила она. — Ник. Ты сейчас серьёзно? Ты не поедешь. Даже Джорди сказал, что ты должен остаться здесь. Он практически приказал тебе остаться.

— Из-за чёртовой картины?

— Когда это картины Мэла ошибались?

Вспомнив свой разговор с провидцем, когда тот задал Нику практически тот же самый вопрос, Ник нахмурился.

— Нравится тебе командовать, — сообщил он ей ворчливым тоном.

— И тебе тоже, — парировала она. — И я думала, что мы это обсудили, Ник. Насколько я припоминаю, ты сам поднял эту тему. Ты установил данное правило. Мы оба имеем право голоса. Верно? Ты же сам сказал? Ты сказал, что хочешь иметь право высказаться до того, как я сделаю что-то безумное и подвергну свою жизнь опасности. Ты также сказал, что мы оба имеем право на вето в такой ситуации.

Ник почувствовал, как его клыки удлиняются, и стиснул зубы.

— Мы разговаривали, Уинтер, — сказал он. — После секса, насколько я помню. Я испытывал прилив собственничества. Я не имел в виду, что действительно лишу тебя свободы воли, — он встретился с ней взглядом, сосредоточившись на этих сине-зелёных глазах, похожих на драгоценные камни. — …или возможности выполнять свою работу.

— Я директор школы. Это не одно и то же.

— Вот именно, — прорычал он. — Ты не можешь защитить меня от моей работы. Это часть отношений с копом. Всё идёт в одном комплекте.

— Это также главная причина, по которой копы разводятся, Ник.

Ник почувствовал, как его грудь сдавило.

Он открыл рот, чтобы заговорить, затем закрыл обратно.

Он заставил себя пожать плечами.

— Верно, — ответил он, говоря старательно нейтральным тоном. — Ты пытаешься мне что-то сказать?

Её губы поджались. Ник почти видел её желание послать его нах*й. Он определённо видел, как она мысленно отмела его слова о возвращении в Нью-Йорк. Он видел всё это вместе с несколькими другими вещами, которые он не мог прочесть, а потом выражение её лица изменилось. Это промелькнуло в её глазах одним сжатым шепотком… затем она отвела взгляд.

Подняв наручники, Уинтер снова позволила им раскачиваться на её пальцах.

— Ты позволишь мне надеть их на тебя? — спросила она. — Или нет?

Ник почувствовал, как его клыки удлинились ещё больше, а боль в груди усилилась.

Он всматривался в её глаза, в ту напряжённую пытливость, затем покосился на время в гарнитуре. Пять часов. Тот чёртов банкет состоится через пять часов.

Но Уинтер, похоже, тоже это уловила.

— Ты больше ничего не можешь сделать, Ник, — ровно произнесла она. — Ты сделал всё, что мог. Верно? Что ещё ты можешь предпринять?

Ник подумал над этим.

Нельзя сказать, что она ошибалась.

Он глянул на наручники.

— Ладно, — сказал он. — Но без них, — он мотнул подбородком, указывая на наручники. — Возможно, мне правда придётся вернуться в Нью-Йорк. Если ты наденешь их на меня, я в итоге сломаю твоё кресло, вырываясь из них.

Когда Уинтер нахмурилась, он добавил:

— И я не стану снимать гарнитуру.

— Нет, — возразила она, награждая его ровным взглядом.

— Да, — парировал он. — Кит может позвонить. Или Джорди. Я не могу просто пропасть с радаров. Не сейчас.

Она помрачнела ещё сильнее.

Увидев злость, нараставшую в её глазах, он прорычал.

— Я коп, Уинтер. Я не могу совершенно забить на такие вещи. Кит может найти что-то по сотрудникам «Архангела»… или Сен-Мартен. Джордан должен перезвонить мне после того, как поговорит с Морли.

Уинтер закатила глаза, опуская руку и с глухим стуком снова бросая наручники на деревянный стол.

— Ладно, — ответила она. — Но ты покормишься от меня.

Боль прокатилась по нему прежде, чем её слова отложились в сознании.

Язык Ника разбух во рту.

Должно быть, она что-то заметила на его лице, потому что улыбнулась.

— В конце концов, тебе надо поддерживать силы, — добавила она невинным тоном.

Пару секунд он просто стоял, глядя на неё.

Затем Уинтер отпустила его ногами.

Он просто стоял на месте, пока она не толкнула его туда, куда ей хотелось, руками и бедром направляя к антикварному креслу за её столом. Он последовал за её тычками, чувствуя, как в крови нарастает интенсивный жар. Этот жар лишь усилился, когда он позволил своему разуму расслабиться и погрузиться в это состояние.

Как и всегда с ней, казалось, что прошло слишком много времени.

Казалось, что прошло слишком, слишком много времени.

— А как же ребёнок? — хрипло спросил Ник, совершая последнюю жалкую попытку запротестовать, а сам опустился в её кресло из настоящей кожи и дерева.

Он поднял на неё взгляд.

— Они вернутся сюда. Я сказал им погулять всего несколько минут.

— Я заперла дверь, — ответила Уинтер.

Она спокойно обошла стол, подходя ближе и наблюдая за ним этими глазами, похожими на драгоценные камни. Ник смотрел, как она сдула несколько прядей волос с глаз, затем наклонилась и положила ладони на подлокотники. Игнорируя самого Ника и его тушу, занимавшую кожаное кресло, она откатила его на старомодных колесиках назад, пока спинка кресла не встретилась со стеной.

— …Они не вернутся, пока я их не позову, — добавила Уинтер, выпрямляясь. — Я только что сказала Мэлу оставить нас в покое.

— Коварная ты женщина, — пробормотал он, глядя на неё снизу вверх.

Она не ответила.

Наклонившись, она принялась стаскивать его куртку с плеч, заставляя его привстать, чтобы помочь ей. Она сняла рукава, вытащила куртку из-за его спины и бросила на край стола.

Ник взглядом проследил, где она приземлилась.

Затем он смотрел, как Уинтер опускается перед ним на колени, вновь осознавая её раздражение из-за того, что он не позволил ей использовать наручники. Он не мог читать её разум так, как она читала его, но всё равно тревожился из-за того, насколько реальным это ощущалось… вещи, которые он улавливал от неё, просто находясь рядом. Каждый раз он хотел спросить у неё.

Он хотел знать, не выдумывает ли это в своей голове.

Он хотел знать, насколько это реально.

— Вполне реально, — пробормотала Уинтер, потянувшись к его ремню.

Ник поёрзал в глубоком кресле, ощутив очередной укол боли.

Он наблюдал за её лицом, за этими охерительными губами, деликатным изгибом подбородка, этими глазами странного цвета, наполненными светом.

На мгновение он увидел проблеск бледно-зелёных радужек…

Ник сердито подавил этот образ.

Он наблюдал, как она заканчивает расстёгивать его ремень.

— Ты мог бы слышать меня по-настоящему, знаешь ли, — пробормотала она, взглянув на него, пока расстёгивала его брюки и сдёргивала их ниже сиденья кресла.

Ник снова изменил позу, приподнявшись, чтобы помочь ей.

— …Я знаю, что ты хочешь меня укусить, — добавила Уинтер, опуская брюки вместе с трусами ниже по лодыжкам и оставляя его обнажённым ниже пояса. — Почему ты просто не сделаешь этого? Почему тебе всегда надо корить себя за это, как какому-то монаху из XVIII века?

Ник снова изменил позу, сначала чтобы сесть поудобнее после того, как она сняла его брюки, потом бессознательно вздрогнув от её слов, когда её пальцы начали массировать его бёдра и раздвигать их, чтобы она смогла устроиться между его ног.

Бл*дь. Он правда хотел её укусить.

Он хотел укусить её с тех пор, как она открыла перед ним дверь.

Когда её ладонь обхватила член, Ник издал низкий звук.

Он напрягся, дёрнувшись и вцепившись в один подлокотник. Другая его ладонь в тот же момент схватила её за волосы. Затем он сдался. Он отпустил волосы Уинтер, схватил её свободную руку и поднёс ко рту.

Он погрузил в неё клыки.

В отличие от того, как он обычно это делал (как она и говорила, коря себя за это, выжидая…), он просто укусил её. Он пропустил прелюдию перед укусом и просто впился в её руку, ощутив прилив угрызений совести от осознания, что он даже не поцеловал её. На него накатила интенсивная жажда, которая ощущалась более сложной и лишь усилилась, когда первая капля её крови попала на язык.

Ник осторожно пил, хотя вкус и запах её крови мгновенно сделали его таким твёрдым, что он едва мог мыслить связно.

Затем Уинтер взяла его в рот.

— Gaos.

Это слово вырвалось почти стоном.

Он убрал клыки, поцеловал окровавленный след и зализал его ядом, чтобы ранки закрылись. Ещё не закончив, он уже застонал, выгибаясь и толкаясь ей в рот прежде, чем сумел себя остановить.

Уинтер схватила его за бёдра, заставляя снова опуститься в кресло.

Он ей не противился.

Он запрокинул голову и услышал её сознание через кровь.

«…очень хотела надеть на него те чёртовы наручники… посмотреть, как он по-настоящему слетает с катушек и ни черта не может поделать… упрямый, помешанный на контроле ублюдок…»

У Ника вырвался задыхающийся смешок.

Его ладонь сама намотала её волосы на кулак, глаза закрылись, и он чувственно толкнулся ей навстречу.

«…купила их специально… изготовили на заказ…» — слышал он бормотание её разума.

«Да? — послал он в её сторону. — Расскажи мне».

«Они рассчитаны на удерживание вампиров, — послала она. — Они сделаны специально для удерживания вампиров. Это значит, что ты не сумеешь их сломать, Ник. Это значит, что тебе придётся попросить, бл*дь. Тебе придётся просить о том, чего тебе хочется… может, даже уговаривать меня на это…»

Та боль в его груди усилилась.

Он издал очередной стон, но сумел сохранить мысли ясными.

«Мало толку, если я разгромлю твоё кресло», — заметил он.

«Они не для кресла, — послала Уинтер. — Я встроила органику в кровать. Дома, — пояснила она. — Я действительно могу приковать тебя там наручниками. По-настоящему. Я могу приковать тебя, и ты не сумеешь вырваться. Анти-вампирское. Всё это анти-вампирское… и поверь мне, Ник, мы этим воспользуемся…»

Боль прокатилась по нему рябью, такая резкая, такая неожиданная, что он издал очередной сдавленный звук, крепче стискивая её волосы.

«Тебе нужна помощь, — парировала она в ответ. — У тебя проблемы с контролем и доверием… и миллион других проблем, которые, по моему мнению, нам нужно прорабатывать одну за другой, трахаясь до полусмерти…»

Ник издал хриплый смешок, крепче сжимая её волосы.

Боль пронзала его грудь.

Он не знал, была ли это его боль.

Он не знал, была ли это её боль.

Он не должен был испытывать боль. Это фишка видящих… а не вампиров.

Он вообще не понимал эту боль.

Не понимал.

Он никогда прежде не чувствовал такого…

На мгновение эта боль усилилась.

«Хрень собачья, — пробормотал его разум. — Ты понимаешь. И ты испытывал… ты это испытывал. Ты это знаешь…»

Уинтер остановилась.

Что-то в её разуме остановилось ещё до того, как она прекратила свои физические действия.

Медленно, чувственно выпустив его изо рта, Уинтер посмотрела на него — её сине-зелёные глаза помутились, боль исказила её черты и линию поджатых губ. Просто при взгляде на неё, при виде этого выражения на её лице боль ухудшилась в сто раз, наполовину ослепив его. Когда зрение вернулось к нему, Уинтер по-прежнему смотрела на него, и он почувствовал, как боль вновь устремляется к пику…

Он по-прежнему не знал.

Он по-прежнему понятия не имел, его это боль или её.

«Я знала, — послала Уинтер через кровь. — Бл*дь, я знала. Чёртов лжец… чёртов лжец. Это тот видящий, о котором ты мне рассказывал, с которым ты был раньше. В которого ты влюбился…»

— Уинтер, — прорычал он. — Нет.

— Враньё.

— Уинтер…

— Валяй, — сказала она, крепче сжимая его член ладонью. — Отрицай. Отрицай то, что я только что услышала, Ник. Скажи, будто мне это послышалось.

Проблеск той боли и обиды отразился в её голосе.

В этот раз это была не только секс-боль.

Его реакция на это тоже была не совсем рациональной.

Вместо желания утешить её, как нормальный бл*дь человек, Ник захотел опять её укусить. Он хотел схватить её за волосы, уложить на стол и трахать, пока не почувствует, как она открывается ему, пока он не ощутит каждую крупицу этой боли и горя, которое в неё вплеталось.

Ему хотелось, чтобы она поделилась этим с ним.

Он хотел, чтобы она показала ему всё.

Всё это ощущалось как какая-то раздражённая, ни на что не направленная… нужда. С ней он нуждался, бл*дь. Он чувствовал, как вампир в нём требует этого, а более человеческая часть Ника отпрянула от того, как это проявлялось. Он также ощущал, как видящая в ней подначивает его.

— Прости, — сказал Ник, когда Уинтер снова взяла его в рот. — Прости…

«Иди нах*й, — сердито подумала она в его адрес. — Боже, Ник… заткнись. С чего бы мне хотеть извинений? С чего бы, чёрт возьми, мне хотеть извинений, когда ты наконец-то позволил хоть капельке важной информации о тебе проскользнуть наружу…?»

«Нет, — послал он, хватая ртом воздух. — Нет. Это неправда».

«Лжец. Бл*дский лжец, Ник. Какой же ты обманщик…»

Он притянул её руку обратно к своему рту.

Он снова укусил её, уже выше по предплечью. Угрызения совести накатили на него, когда он понял, что должен кусать её там, где это легче будет скрыть, но и про это он забыл, когда Уинтер застонала, не выпуская его члена и крепче притягивая его этим своим чёртовым светом видящей.

Чувствуя всё это, пока его клыки были в её плоти, Ник невольно закатил глаза. Он старался держать себя в руках, пока она стонала, всё ещё лаская его член губами. Он снова начал пить из неё, в этот раз сильнее… достаточно сильно, чтобы понимать — скоро надо остановиться.

Он должен остановиться, но не мог себя заставить.

«Бл*дь, бл*дь, бл*дь».

Он был на грани оргазма.

Он был так близко, бл*дь…

«Ты не кончишь, — послала она по-прежнему сердито. — Ты не кончишь так быстро. Придурок. Бл*дский придурок».

— Я теперь придурок? — выдавил Ник. — Gaos. Уинтер…

Он застонал, когда она притянула его ещё раз.

«Я могу кончить снова, — послал он, уговаривая, задабривая, притягивая её кровью. — Я не человек, Уинтер. Я не человек… Я могу кончить снова. Нам не придётся ждать…»

«Мечтай, Ник», — послала она, и та боль в ней по-прежнему смешивалась со злостью.

Её язык и губы замедлились, словно гипнотизируя.

Ник отдался ощущениям, снова запрокинув голову.

Он чувствовал, как его самоконтроль ускользает.

Усилием воли он заставил себя убрать клыки, перестать кормиться от неё… и так много её присутствия омыло его, хлынуло сквозь него, скользнуло глубже в его вены, в его разум, и Ник почувствовал, как его голова запрокидывается по-настоящему, глаза закрываются, и он расслабляется в кресле.

Он понятия не имел, как долго это продолжалось.

Как это часто бывало с ней… (слишком часто, пробормотала какая-то часть его разума…), его мозг отключился. Он погрузился во всё более знакомое, извращённое, полупьяное состояние, в котором он едва мог думать, едва мог отслеживать, где находится.

Он знал, что Уинтер по-прежнему его слышала.

Он знал, что его мысли не прекращались.

Они становились как будто более абстрактными, и её разум делал то же самое, омывая его присутствием и образами, затягивая его глубже в неё. Но это не унимало нужду, а лишь усиливало. Ник хотел сильнее открыть её, скользнуть глубже, чувствуя, как она притягивает его, желает того же самого…

— Бл*дь, — простонал он. — Бл*дь…

Он чувствовал, что уже близок.

Это ощущалось так приятно.

Так чертовски приятно.

Ощущения продолжали нарастать, становясь приятнее, болезненнее, вызывая у него отчаяние. Ник так глубоко погрузился в то состояние, что как будто отделился от собственного тела. Его мышцы казались расплавившимися. Боль сделалась такой сильной, что он не мог пошевелиться, не мог думать сквозь неё. Всё стало ещё хуже, чем было. Так плохо никогда не бывало…

Боже, какого хера происходит?

Так никогда не бывало.

Бледно-зелёные глаза промелькнули перед его мысленным взором.

Они задержались там, светлые, цвета молодой листвы с ободком из ещё более бледного сиреневого оттенка.

Они сияли светом, таким количеством света.

Они были такими чертовски знакомыми.

Боль резко усилилась, становясь невыносимой.

— Gaos, — он простонал это слово. Почти проорал его. — Джем… бл*дь… Джем.

Он почувствовал это до того, как она остановилась.

Он был совершенно не в себе, на грани оргазма, когда что-то в ней, что-то в кровной связи между ними оборвалось.

Просто оборвалось нахер.

Поскольку он затерялся в её крови, это ощущалось как удар кулаком по лицу.

Точнее, это ощущалось, словно его вытолкнули.

Из её света, из её крови.

Ник чувствовал там шок, злость… нет, ярость… столь интенсивную кипучую ярость, что она выходила из-под контроля…

Затем она захлопнула невидимую дверь между ними.

Это потрясло его до состояния паралича. Это всё равно что нежиться в ванне с блаженно горячей водой, а потом тебя выталкивают голышом за дверь, одного… в снег.

Определённо на бл*дский холодный ветер.

Ник хрипло ахнул, стискивая её волосы, сжимая подлокотник кресла, в котором он каким-то образом по-прежнему сидел, но Уинтер била его, отпихивала его руку, отстранялась от него, колотила по руке и груди, пытаясь отпрянуть.

Она выпрямилась и ещё сильнее ударила его в грудь.

Ник не пытался защититься. Он не мог отпустить подлокотник кресла или даже поднять взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза.

Боль ослепляла его.

Он стискивал кресло, наполовину согнувшись и хватая воздух ртом, хотя он не нуждался в кислороде.

Она била его снова и снова; он даже не пытался увернуться от её рук.

— Мудак, — произнесла она сиплым голосом. — Бл*дский мудак…

Ник силился думать.

Он всё ещё едва мог осмыслить, что он натворил, и насколько это плохо.

Это плохо.

Этот факт он мог осознать.

Реально плохо, бл*дь.

Его разум постепенно начал включаться в работу, выходить из того тумана боли и желания, потерянного чувства слишком долгого пребывания на краю, на грани разрядки целую бл*дь вечность, как минимум часами. Ник прокрутил в голове то, что случилось в эти минуты. Он прокрутил всё, каждую мысль, что проносилась в его голове, каждый образ…

Бл*дь.

Он услышал каждое своё слово.

Он услышал там имя, дважды, и вздрогнул.

Он дёрнулся, когда Уинтер снова его ударила.

— Ты засранец, — жёстко произнесла она, и он улавливал в её голосе подтекст. — Чёртов лживый засранец и кусок дерьма…

Она начала отходить от него.

Только тогда Ник протянул руку и схватил её за запястье.

Он бездумно подтащил её к себе, не подумав, как это глупо и как это её рассердит.

Он дёрнул её к себе на колени, а она снова принялась колотить его.

Он позволял бить себя, тихо постанывая.

Когда она снова ударила его, это превратилось в рычание.

Его пальцы скользнули в её волосы, и та тоска усилилась, и что бы он ни думал, что бы он ни делал, это стопроцентно сводилось к ней. Всё это настолько абсолютно переплеталось с ней, с этим чувством боли и смятения, горя, одиночества и бл*дской потери, что Ник приподнялся и прижался губами к её рту.

Он целовал её, покусывая язык и губы, пока Уинтер не ответила на поцелуй, а когда та стена наконец-то пала…

Он ахнул.

Её боль врезалась в него.

Она пронзила его грудь вместе с обидой, болезненной, опустошённой обидой, от которой сдавило горло.

Господи… он действительно сделал ей больно.

Его грудь сжало тисками. Каждая его часть притягивала Уинтер к нему. Его пальцы сжимались, руки крепче обнимали, тело силилось прильнуть ближе, пока он притягивал её к себе, прижимал как можно теснее.

Они целовались.

Они целовались до тех пор, пока он не вернулся в то состояние, пока его разум не померк.

Он замедлил её.

Почувствовал, как её боль усиливается.

Эта боль ощущалась бездонной.

Бл*дь, она ощущалась бездонной, безвременной, несравнимой ни с чем, что он когда-либо чувствовал прежде…

Но она была знакомой. Такой чертовски знакомой.

Чем дольше Ник плавал в этой боли, тем сильнее бунтовал его разум, ничего так не желая, как слиться с ней. Он не позволял себе думать об опасности этого, о том, к чему это привело в прошлый раз, и что он сделал с ней, когда в последний раз позволил себе потерять контроль.

Он хотел показать ей всё.

Даже те вещи, которые он не должен ей показывать.

Даже вещи, которые он никому не должен показывать. Он знал, что это лишь причинит Уинтер боль; это ни за что не сделает их ближе. Та часть его разума… или крови… или «света»… или что это было, бл*дь… не заботилась. Она вообще об этом не переживала.

Затем Ник принялся задирать её платье, пока та боль кричала на него, вызывала ноющее ощущение в ладонях и пальцах, делала его мышцы каменно твёрдыми, превращала тот жар в его груди в бушующее пламя, делала его агрессивным.

Господи, эта боль вызывала в нём отчаяние.

Бл*дское отчаяние.

И снова той его части не было никакого дела. Эта часть не желала обсуждать. Её не интересовали никакие рассудительные подходы.

Ник встал прежде, чем принял сознательное решение.

Он поднял Уинтер на руки.

…затем он уложил её на стол. Он отпихнул в сторону карты Таро, стопку бумаги — это выглядело таким архаичным и старомодным для его вампирского взгляда, что он едва мог осмыслить, для чего ей может пригодиться настоящая бумага. Он оттолкнул нож на подставке, чашку с камнями и кристаллами. Ему пришлось сдержаться, чтобы не расшвырять тут всё, даже аквариум, даже кристалл на подставке из кованого железа.

Он дёрнул и разорвал её трусики, не останавливаясь, чтобы подумать над этим.

Он расположил себя, расположил свой член.

Он скользнул в неё до упора и…

Gaos.

Бл*дский gaos…

Всё остановилось.

Ник почувствовал, как обида Уинтер усилилась, стала ещё хуже, и та боль не рассеивалась, ей вообще не помогало ничего из его действий. Он ощущал её злость, ту её часть, которая не хотела это чувствовать, не желала испытывать те мягкие эмоции, вообще не хотела быть уязвимой перед ним.

Почему-то это лишь сильнее тронуло его, усилило желание защитить.

Он всё ещё не мог думать достаточно связно, чтобы понять, что та вещь, от которой он хотел… нет, та вещь, от которой ему нужно защитить её… это он сам.

Уинтер притягивала его даже в ярости.

Она притягивала его своим светом, своим чёртовым светом видящей, связью между их кровью…

Когда Ник вновь сумел видеть, он трахал её, придавливая своим весом и руками к столу. Он сжимал её волосы, стараясь контролировать себя, вколачиваясь в неё и постанывая от каждого толчка.

Это причиняло боль. Gaos, это причиняло охеренную боль.

I'thir li'dare…

Она снова ударила его.

Она ударила его по груди.

Ник почувствовал, как она думает, и её боль усилилась.

Она ещё сильнее ударила по нему.

«Прекрати говорить это! Прекрати думать на языке видящих!»

Она бросила эти слова в него, и её мысли переполнились яростью.

Гнев. Безудержный гнев, словно она хотела снова ударить его, продолжать бить, пока не достучится до него, пока не причинит настоящую боль.

«Ублюдок, — её глаза заблестели, сердито глядя на него. — Прекрати говорить на прекси. Я знаю, откуда это пошло. Я знаю, откуда пошли эти чёртовы словечки видящих, и это не от Малека. Не от Тай. Совершенно точно не от меня, бл*дь…»

Её боль усилилась, и Ник сорвался, вколачиваясь в неё ещё сильнее.

Он кончил.

Эмоции безжалостно ударили по нему. Он не сумел их сдержать.

Он застонал, сдёргивая платье с её шеи и вжимаясь всем весом в её тело. Он впился клыками в её плечо. Он почувствовал, как у Уинтер перехватило дыхание, а боль в ней усилилась, когда он начал пить, а потом она тоже кончила, забившись под ним, выгибаясь и вспотев всем телом.

Она прокричала его имя, и боль в них обоих усилилась.

То другое чувство в ней тоже ухудшилось, становясь почти невыносимым, когда она впилась ногтями в его спину под рубашкой.

«Я ненавижу тебя, — подумала она в его адрес, и то горе делалось лишь острее. — Я тебя ненавижу…»

Эти слова причинили ему боль.

Ник всё ещё кончал, стискивая её бёдра ладонями, но Господи, как это ранило.

Он знал, что это ранит лишь сильнее, когда он вновь сможет думать ясно.

Каким-то уголком своего сознания он даже сейчас понимал, что это лишь самое начало боли из-за того, что он сделал.

— Я люблю тебя, — прохрипел Ник, поднимая голову с её плеча и прижимаясь щекой к её щеке. — Господи, Уинтер. Я люблю тебя. Бл*дь, я так люблю тебя…

— Лжец, — рявкнула она. — Бл*дский лжец.

Он не пытался спорить.

Он слышал хриплость её слов.

Хуже того, он слышал в её голосе слёзы.

От этого боль прокатилась по нему рябью, словно забираясь под кожу. Ник впервые смог соображать достаточно ясно, чтобы понять, что это не та другая боль. Не та боль видящих, не секс-боль.

Эта боль была куда более человеческой.

Такая боль стискивала грудь и заставляла чувствовать себя абсолютным дерьмом.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы дать название этому чувству.

Это не угрызения совести, хотя, возможно, это должны быть они.

Это даже не стыд.

Горе.

Это было горе.

Боже, это чувство сродни тому, словно его сердце только что вырвали из груди.

К сожалению, это тоже ощущалось знакомым.

Это казалось слишком, слишком знакомым, бл*дь.