Книга попугая

Рассказ о метельщике, добывавшем из котла масло и из пыли золото, о том, как он нашел ценную жемчужину, как ее украли его спутники и вернула дочь Бходжа-раджи Ночь одиннадцатая

Когда сверкающую жемчужину-солнце положили в ларчик запада и достали из рудника востока драгоценный камень лунного света, Худжасте, сверкая ярче, чем блеск солнца, и блестя прекраснее, чем сверкание месяца, пришла к попугаю просить разрешения и сказала: «О соловей луга чистоты! О горлица полей праведности! С тех пор, как я вижу, что чистота твоя безгранична, как моя страсть, а праведность твоя беспредельна, как моя любовь, и от чрезвычайной чистоты и крайней верности каждую ночь прихожу к тебе и рассказываю о горести дней разлуки, я все надеюсь, что настанет день, когда вечер разлуки превратится в утро и в темной ночи одиночества забрезжит рассвет… Ведь ожидающий тоскует, ожидая меня… Если ты дашь мне разрешение, я сегодня ночью пойду к нему, сейчас отправлюсь на его улицу».

«О Зулайха, верная, как Иосиф! — воскликнул попугай. — О Азра, чистая, как Вамик[72]! Для всех красавцев законная подать — заботиться о делах влюбленных. Для всех благоухающих мускусом законное подаяние — страдать о тех, кто стремится к ним. Влюбленный постоянно скорбит о своей возлюбленной, если же денек возлюбленная поскорбит о нем — это не беда! Вамик постоянно мечтает об Азре, если же денек Азра помечтает о Вамике — невелика важность!.. Но только не вижу я в тебе волнения, которое видел раньше, не замечаю той пламенной страсти, которую замечал прежде.

Неужели твое сердце охладело к нему, оттого что ты не выяснила, каковы его занятия, промысел его, и не узнала, какого он рода и племени?»

«О попугай, — ответила Худжасте, — я раньше не знала, что ты так умен, а теперь я вижу, что ты рассудителен и великодушен. Дела обстоят так, как ты прочел в зеркале разума, в груди моей таятся именно такие мысли, которые заставили тебя призадуматься. Время от времени вспоминаю я о чести, о доброй славе и говорю себе: „Тот юноша, который утверждает, что любит меня, относится ли он к зениту вельмож или надиру[73] простолюдинов? Приходится ли он сродни великим и славным или презренным и гнусным?“»

«О Худжасте, — сказал попугай, — какое дело истинным влюбленным до чести и доброй славы? Какое отношение у того, кто охвачен желанием, к церемониям и условностям? Разум учит разрешать дела, а любовь сжигает царства. Если чья-нибудь шея окована цепью любви к красавцу, подобному месяцу, какое ей дело до могущества или испорченности? Если в чьем-нибудь сердце упрочится страстное влечение к благоухающему мускусом юноше, какое ему дело до чести и славы?»

«О попугай, — сказала Худжасте, — хотя то, что ты говоришь, и правда, но только пылинка позорно исчезает в солнце, капля скрывается в облаке. Я боюсь, чтобы подобная мне жемчужина не попала в руки презренного человека; такой драгоценный камень, как я, не подчинился бы жалкому существу. Какое дело архангелу до дива? Может ли ифрит[74] соединиться с человеком?»

«О попугай, — продолжила Худжасте, — ведь есть же какая-нибудь хитрость, чтобы узнать его происхождение и выяснить его род, в точности установить его светлые и темные стороны?» — «Есть несколько способов узнать это, — ответил попугай. — Сейчас же вставай, иди в покои к твоему другу, а когда придешь туда, брось золото времени его о камень испытания, изучи его различными способами, разнообразными уловками разузнай его тайну, как дочь Бходжа-раджи различными уловками узнала тайну четырех человек». — «А как это было?» — спросила Худжасте.

«Говорят, — ответил попугай, — что в одном городе жил некий метельщик, который из котла добывал масло, из мусора доставал золото. Другие просят хлеб свой насущный у неба — по словам Корана: „На небесах хлеб вам и то, что вам предназначено“, а он просил хлеб свой у земли по словам: „Ищите хлеб ваш на земле, ибо ищущий находит“. Каждый день он находил такое количество, которого ему хватало на пропитание, было достаточно для прожитья. Как-то раз он нашел в пыли, которая помнит о стольких драгоценных камнях, превратившихся в прах, самоцветный яхонт, блеском своим состязавшийся с самоцветом-солнцем, сиянием равнявшийся жемчужине-месяцу. Ни один ювелир, которым метельщик показывал этот яхонт, не знал цены его, ни один оценщик не мог сказать его стоимости. Ювелиры сказали метельщику: „Проницательность наша не может оценить его, взгляд нашей опытности не постигает истинной его цены, но если ты снесешь его Бходжа-радже[75], он даст тебе взамен столько золота, что нить бедности твоей порвется и канат нищеты будет перерезан“.

Метельщик так и поступил. Положил он яхонт в кису[76]56 и отправился в сторону столицы Бходжа-раджи. Посреди пути присоединились к нему четыре человека. В полдень сделали они привал под деревом, и не успел сон сковать глаза метельщика, как они тотчас же похитили у него из кисы камень».

Поистине, тот, кто спит, заслуживает такой беды, и всякий, кто спит, упустит из рук драгоценный камень!

Передают, что Авраам, да помилует его Аллах и да приветствует, сказал Исмаилу: «Было мне во сне видение, что я должен принести тебя в жертву». — «Тот, кто спит, и достоин такой беды, отец, — ответил Исмаил. — Если бы ты не спал, то я не лишился бы отца, а ты не утратил бы сына».

«Метельщик не знал, кто украл его камень, какой жулик схитрил с его драгоценностью. Про себя он сказал: „Если я подниму крик, это не поможет — они разбегутся“. А поэтому он навязал узелок молчания на четки души, положил печать безмолвия на ларчик рта.

Когда они пришли в город Бходжа-раджи, метельщик пошел к царю и рассказал ему всю свою историю. Тот призвал к себе его спутников, но, как их ни уговаривал и ни стращал, как ни грозил им, ничто не помогало и камень не появлялся. А у царя была дочь, которая проницательностью и сообразительностью покрывала вуалью стыда головы хитрецов, хитроумием и рассудительностью набрасывала покров смятения на чело мудрецов. Она сказала: „Пусть пришлют ко мне этих четырех человек, дабы я могла приподнять завесу над их делом и добыть этот камень“.

Ее приказание выполнили. Девушка осыпала их щедротами, велела одарить их почетными одеждами, и стала держать их в тени своего сочувствия и под сенью своей милости, так что страх и испуг их совершенно прошли, ужас и трепет вполне исчезли. Однажды девушка сказала им: „Я вижу, что вы люди, на челе у которых светятся приметы знания и рассудительности, разума и сообразительности, заметны признаки кротости и мудрости. У меня уже давно есть три запутанных вопроса, и я хочу, чтобы вы их разъяснили и истолковали“. — „Что же это за вопросы?“ — спросили они.

„Говорят, — ответила девушка, — что в Мазендаране[77] жила дочь одного купца, доброго нрава и прекрасной наружности. Однажды, когда распускались сады и зацвели луга, она с несколькими девушками отправилась в сад. Посреди прогулки и развлечений взгляд ее упал на розу — увидела она розу, как роза лица ее, лишенная шипов, нашла вино, подобное вину ее нрава, не влекущему за собой похмелья. Девушка сказала садовнику: „Достань эту розу и дай мне ее“. — „У этой розы есть цена, — ответил садовник, — ее можно получить только за известную цену, этот бутон обладает стоимостью и достанется только тому, кто ее уплатит“. — „Сколько же она стоит?“ — спросила девушка. „Цена ее такова, — сказал садовник, — что в брачную ночь ты должна прежде прийти в этот сад, а затем уже пойти в покои к мужу. В эту ночь ты должна дать мне в удел розовой воды слияния с тобой и жатвы близости к тебе, должна подарить долю из цветника объятий твоих“.

Распустилась новая роза для девушки, и она дала соответственную клятву и обещание, завладела розой и пошла домой. Через некоторое время эту жемчужину нанизали на нить брачного союза с царем, навязали на ожерелье супружества с государем. В первую же ночь девушка обратилась к мужу с такими словами: „О юноша, сегодня ты должен выпустить из рук поводья владения мною, не должен прикасаться ко мне перстом обладания, потому что я дала клятву и обет юному садовнику, а сдерживать клятвы — это дело благородных людей, выполнять обеты — обычай всех великодушных“».

«„Если ты не прогневаешься, я ненадолго схожу в этот сад и сдержу свое обещанье…“

Муж разрешил, и невеста с несколькими девушками направилась в этот сад. Когда они прошли несколько шагов, увидели они волка, притаившегося в засаде. Хотел он последовать за ними и напасть на эту красавицу, обладавшую глазами газели, но она сказала: „О волк, я вышла из дома, чтобы сдержать данную мною клятву, и мой муж дал мне дозволение. Если ты погубишь меня на пути, я не смогу выполнить обещание, а это будет великий грех, и обещание будет тяготеть надо мной“.

Волк оставил ее в покое. Прошла она немного дальше и встретилась с разбойником, который хотел пронзить ее мечом и похитить ее платье и драгоценности. Девушка поведала ему о своей клятве, рассказала о благородстве и великодушии волка, и разбойник тоже оставил ее в покое. Когда девушка пришла в сад, садовник вышел ей навстречу, она рассказала ему про любезность мужа, сострадание разбойника и сочувствие волка, напомнила о прежнем обещании и старой клятве и сказала: „Вот я и пришла, чтобы сдержать клятву и выполнить обещание. Теперь, как желаешь, нюхай розу свидания и близости. Как умеешь, броди по саду веселья. Вот я пред тобою — делай со мной, что хочешь“.

А садовник еще в ранней молодости, в первые дни юности смирял непокорную плоть, прибегал к старцам монашеских орденов и совершенно отказался от дурных дел и дурных речей. Обратился он к девушке с такими словами: „О девушка, ты заслужила награду за то, что сдержала обет и выполнила клятву, но я уже не таков, каким ты меня когда-то видела. Я ухватился за прочный канат будущего мира и совершенно устранился мира этого. Я — садовник, а садовник должен отличаться верностью и преданностью, а не коварством и лицемерием. Если я сорву один листок с чьей-нибудь ветви, то люди переломают все ветви на моих деревьях, и если я сорву розу в чужом саду, то у других появится желание опустошить мои цветники и луга“».

«„О женщина, — продолжал он, — ступай отсюда с миром, покайся в словах и делах своих и впредь не проси у мужа дозволения на такие поступки, ибо за каждым делом следует возмездие, после каждого „сегодня“ настанет „завтра“».

«Закончив этот рассказ, девушка обратилась к четырем чужестранцам — что, мол, вы на это скажете? Из этих четырех существ, то есть мужа, волка, разбойника и садовника, кто достоин одобрения, а кто — порицания?

Первый ответил: „Я ясно вижу на доске разума следующее начертание: муж ее был человеком недостойным, ибо ревность и чувство чести — признаки мужей, а отсутствие чести и ревности — приметы людей, лишенных благородства“.

„Меня чрезвычайно изумляет мягкость этого волка, — заметил второй, — наверное, это был волк без когтей и зубов, потому что ни один хищник не откажется от столь сладкого мяса“.

Третий начал хулить глупость и неразумие разбойника и сказал: „Поистине, этот вор был лишен одежды разума и халата познания, в противном случае клятва и обет женщины не могли бы остановить его“.

Четвертый начал порицать садовника и воскликнул: „Что это за нелепое воздержание и безвкусное целомудрие! Почему не напоил он жаждавшую душу такой живой водой!..“»

«Затем девушка пошла к царю, рассказала об ответах четырех чужестранцев и добавила: „Поистине, драгоценный камень метельщика у того, который бранил вора и порицал его за то, что он не взял драгоценностей, потому что это по пословице: „Из всякого сосуда просачивается то, что в нем находится“».

«Тому, кто порицал волка, царь дал много денег и сказал: „Это — обжора и чревоугодник, ему надо дать столько, чтобы он мог проводить дни в довольстве и не погиб от голода“.

Тому, который говорил о чести и ревности, дал должность в гареме, ибо это подходящее место для такого человека, а того, который порицал разбойника, угрозами и запугиванием заставил выдать драгоценный камень».

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью: «О хозяйка, если ты хочешь выяснить, какого рода и племени твой возлюбленный, желаешь узнать, каково ремесло и занятие твоего любовника, ступай сейчас же к нему в покой, ударь камень его характера о сосуд испытания и, как царская дочь, хитрыми уловками выведай его тайну!»

Худжасте хотела последовать его совету, но поднялся дневной шум, утро показало свой блестящий лик, и идти было уже невозможно…