Книга попугая

Рассказ о багдадском юноше, о том, как он влюбился в рабыню, игравшую на лютне, затем продал ее юноше-хашимиту[196], раскаялся в этом и под конец все же достиг своей цели Ночь сорок восьмая

Когда румийская рабыня-солнце ушла в покой запада, а китайский юноша-месяц вышел из лавки востока, Худжасте, обессилевшая, с глазами, полными слез, пришла к попугаю и сказала: «О попугай! Мудрецы говорят, что огонь бывает четырех родов: первый — это тот, который ест, но не пьет, — огонь дерева; второй пьет, но не ест — огонь ветра Самум; третий не пьет и не ест, это огонь в скалах, а четвертый и ест и пьет, и это огонь внутренний. Но насчет пятого огня, огня любви, я не знаю, весь ли он достался мне в удел или часть его досталась и моему возлюбленному». — «А я знаю, — ответил попугай, — что его он не жжет и не ведает он дыма этого огня. Чтобы ударить по рукам, нужно две руки, из одного камня нельзя сделать мельницы. Если бы он обладал такой же верностью и искренностью, как и ты, ваше желание несомненно осуществилось бы и вы достигли бы цели. Верность и искренность того багдадского юноши и его рабыни были одинаковы, и потому-то их желания и должны были сбыться, потому-то они и должны были достичь цели». — «А что с ними было?» — спросила Худжасте.

«Говорят, — отвечал попугай, — что жил-был в Багдаде некий юноша, обладавший несметными богатствами и великими сокровищами. И влюбился он в рабыню, игравшую на лютне, купил ее по дорогой цене, начал тратить на нее деньги и в конце концов обеднел, впал в бедность и нищету».

«Как-то раз девушка сказала ему: „О ходжа, в дни богатства ты все тратил, а об этом дне ты и не подумал. Без пищи не обойдешься, оставь свои ласки — нам надо и хлеба. Предприми что-нибудь, чтобы достать пищи и чтобы я могла существовать“. А багдадский юноша постоянно приводил в свой дом знаменитых певцов учить девушку, обучать ее музыкальной науке, и поэтому она приобрела основательные познания в этой науке и в пении проявляла чрезвычайное искусство. Как-то раз стал он советоваться с другом и спросил: „Деньги мои ушли, а ремесла я не знаю, что же со мной будет? Как мне быть дальше?“

„О глупец, — отвечал неразумный друг, — будет лучше всего, если ты выдашь себя за музыканта и будешь ходить со своей рабыней на пирушки вельмож. Дни твои будут проходить в покое и довольстве, и появятся у тебя деньги“. — „Поистине, — воскликнул багдадский юноша, — кто посоветуется с глупцом, получит соответствующий совет, кто будет просить совета у дурака, получит дурацкий ответ! О глупец, как ты решился говорить такие речи! Как могу я есть хлеб, утратив честь?[197]“»

«Прошло несколько дней, и девушка повела такую речь: „О ходжа, будет лучше всего, если ты продашь меня и на вырученные деньги добудешь все, что тебе надо. Так и ты избегнешь тяжкой нужды, и я снова добуду средства к существованию“.

Хозяин волей-неволей должен был согласиться на разлуку с милой и повел ее на базар. Некий юноша-хашимит, приехавший из Басры[198] посмотреть Багдад, купил ее за пятьсот динаров. Продавец, взяв деньги, раскаялся и начал горевать, а девушка, увидав безумие хозяина, обезумела еще больше него. Они старались расторгнуть сделку, но ничего нельзя было сделать. Багдадский юноша поневоле взял деньги и пошел в степь. Он боялся, что, если он придет домой и увидит, что подруги там уже нет, разольется его желчь и сгорит его сердце. Подобно безумному, лишившись сил, вошел он в мечеть. Его начало клонить ко сну, положил он кису с золотом под голову и заснул. Какой-то мошенник заметил это, вытащил у него из-под головы золото и вновь вверг его в нищету».

«Проснувшись, несчастный бедняк увидел, что киса с золотом исчезла. Став еще несчастнее, разорвал он на себе одежды, посыпал голову прахом и принялся оплакивать свою судьбу. Затем он пошел на берег Тигра и бросился в воду. Люди же подумали, что он тонет против своей воли, кто-то бросился за ним и вытащил его из воды.

Какой-то старец отвел его в уголок и сказал: „О сыночек, ты потерял деньги, утратил капитал… Но то, что ты хочешь убить себя, не особенно разумно. Ты не первый облекся в рубище бедности и испробовал чашу любви. Мужайся, быть может, твое уснувшее счастье обратится ясным днем“.

Тогда юноша немного успокоился, покорился своей судьбе и на другой день пустился в путь. Придя к реке, увидел он ладью, наполненную драгоценными товарами и ценной утварью. Он сказал матросу: „Предоставь и мне место в этой ладье“. — „В этой ладье поклажа некоего юноши-хашимита, — ответил матрос. — В такой одежде я не могу пустить тебя сюда. Но если ты во что бы то ни стало хочешь ехать, оденься в наше платье и ступай сюда. Тогда все будут думать, что ты принадлежишь к нашей команде“.

Услышав упоминание о юноше-хашимите и увидав всю роскошь и пышность убранства ладьи, юноша молвил про себя: „Не будет удивительно, если владельцем ладьи окажется тот самый покупатель, который купил мое солнце…“ Он оделся в матросское платье и сел в ладью.

Прошло некоторое время, и он увидел свою рабыню, окруженную служанками. Когда взгляд его упал на совершенство его подруги, силы его вернулись, и он начал восклицать: „О диво! Сердце мое, врата успеха отверзлись, больной нашел врача! Если ничего другого не случится, то, по крайней мере, будет хоть то, что я буду находиться в одной ладье с моей подругой!“»

Несчастному влюбленному достаточно какого-нибудь пустяка от возлюбленной, самый незначительный дар из рук подруги удовлетворяет его.

«Некоторое время спустя начала девушка плакать. „До каких же пор будешь ты плакать и тосковать, волноваться и страдать! — воскликнул юноша-хашимит. Успокойся же наконец и порадуй нас своей музыкой! Не ты первая разлучилась с другом и рассталась с приятелем — многие пили из этой чаши и под конец надевали одежду терпенья“.

Так как хашимит настаивал на своем, девушка взяла лютню и стала петь. После этого она так расплакалась, что перед слезами половины глаза могла устыдиться река, и ладья чуть не потонула. Команда ладьи смутилась и огорчилась, и веселье ее превратилось в печаль. Багдадец молвил про себя: „Надо бы что-нибудь придумать, чтобы моя возлюбленная узнала, что я жив и еду с ней в этой ладье. Быть может, представится удобный случай, и я откроюсь ей“.

Внезапно такой случай представился. Он взял ее лютню и настроил на такой лад, на который, кроме него, никто не мог настроить ее. Была ночь, прекрасная, как беззаботная грудь, и чарующая, как коса красавицы. Господин молвил: „Девушка, разве в такую ночь ты не можешь попотчевать нас музыкой и не портить нам настроение слезами и рыданиями?“

Девушка взяла лютню, но не успела она прикоснуться к ней, как зазвучал лад багдадца. „Клянусь Аллахом! — воскликнула девушка. — Эту лютню настроил мой господин! Он находится с нами на этой ладье!“ — „О если бы он был в этой ладье, — молвил юноша-хашимит, — чтобы горе твое немного утихло и мы могли бы усладиться твоей музыкой! Но только разве среди нас есть чужой? Есть здесь кто-нибудь чужой или нет?“ спросил он матросов.

Те от страха ответили отрицательно. Багдадец же молвил про себя: „Не годится, чтобы об этом перестали говорить и обо мне уже больше не упоминали“. Он возвысил голос и крикнул: „Ходжа, я тот несчастный, которого ты ищешь!“

Пришел слуга и повел его к хозяину. Когда хашимит увидел, в каком состоянии багдадец (не дай никому Аллах такой муки!), сердце его сжалось, слезы закапали у него из глаз, и он спросил: „В чем дело? Что с тобой случилось?“

Багдадец поведал ему обо всем случившемся, рассказал всю свою историю. Всех присутствующих охватило горе, и все начали издавать горестные вопли».

«Затем юноша-хашимит дал клятву: „Клянусь, что с того дня, как я купил эту рабыню, я не прикасался к ней и рукой и не услаждался ее пением. Поистине, она целые дни лила слезы. Как же можно было наслаждаться ее пением? Но раз дела ваши обстоят так и горе ваше столь велико, успокойся, ибо я всегда стремился поддержать падающего и поднять упавшего. Я даю тебе клятву, что как только мы прибудем в Басру, я отпущу эту девушку на волю, дам ее тебе в жены и позабочусь о средствах существования для вас“.

Когда девушка услышала это, жизнь снова вернулась в ее омертвевшее тело. Через некоторое время она попросила вина и запела так сладостно, что взволновалась река и развеселились птицы и рыбы.

Несколько дней провели они вместе. Как-то раз ладья пристала к берегу какого-то острова. Все занялись своими делами, и багдадец тоже сошел на берег, чтобы удовлетворить свою физическую потребность. Некоторое время бродил он по степи, а когда возвратился назад, то увидел, что друзья его уехали, а его позабыли.

Остался он там в одиночестве, без сил — снова вернулось горе, снова беда посетила его».

Поистине, кто может примириться с превратностями времени и злобою судьбы!

«Испив вина горестей и осушив чашу забот, пришел он в Басру. Он увидел большой город, огромное поселение. Несколько дней блуждал он по улицам, но так и не встретил никого из слуг юноши-хашимита.

Как-то раз сидел он возле лавки бакалейщика, и тот сказал ему:

„Если ты согласен вести запись моих приходов и расходов, я буду давать тебе каждый день по дирхему“.

Юноша согласился и начал вести записи приходов и расходов бакалейщика. Хозяин, убедившись в его порядочности и заметив его честность, дал ему в жены свою дочь. Но юноша постоянно грустил и тосковал, ни на одно мгновенье не мог отделаться от томления и тревоги.

Как-то раз он увидел одного из слуг хашимита, слуга тоже признал его, чрезвычайно обрадовался и повел его к своему хозяину. Хашимит горячо приветствовал его, оказал ему почет и сказал: „С того дня, как ты расстался с моей ладьей, я подозревал, что с тобой случилось несчастье или тебя разорвал дикий зверь. Прибыв в Басру, я обратился к твоей рабыне с такой речью: „Я дал обет твоему хозяину, что подарю тебя ему, как только приеду в Басру. Теперь он исчез, и я не знаю — жив ли он или умер. Что ты теперь будешь делать?“ — „Разреши мне где-нибудь в углу сделать могилу с его именем, — ответила она, — и постоянно жить возле нее“. Так она и сделала. В такой-то обители сделала могилу с твоим именем, облачилась в черное платье и молится за тебя“. — „Сведите меня на мою могилу, — молвил багдадец, — чтобы я при жизни мог посетить мою могилу и всю жизнь до конца молиться за ту, кто молилась за меня“.

Как только он подошел к своей могиле, девушка тотчас же признала его. И возлюбленный и возлюбленная испустили радостный вопль, оба томимые страстью зарыдали.

Затем хашимит дал ему девушку и подарил пятьсот дирхемов, чтобы жизнь его шла в покое и проходила в довольстве.

На другой день багдадец пошел к бакалейщику и рассказал ему всю свою историю, вернул брачный дар его дочери, с согласия бакалейщика расстался с ним и всю жизнь до конца прожил со своей возлюбленной».

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:

«О хозяйка, так как верность желавшего и желанной были равны, они в конце концов встретились и до конца жизни не разлучались. Если верность твоего друга равна твоей верности, дело ваше удастся и вы тоже встретитесь. Но только верность нужно искать у возлюбленной, не у любящего, искренность нужно ждать от влюбленного, не от любимой. Ты влюблена, он — друг твой, ты — любящая, а он любимый. Покажи свою верность, встань, ступай к нему и не заставляй дольше ждать истомленного ожиданием».

Худжасте хотела последовать его совету, но неверный день разорвал покров зари, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…