Книга попугая

Рассказ о Хуршид, жене Утарида, и трех юношах Ночь тридцать третья

Когда румийская невеста-солнце ушла в Занзибар запада, а китайский царь-месяц пришел из Китая востока, Худжасте с сотней горестных морщин на лбу, поникнув головой, пришла к попугаю. Когда попугай увидел, что лоб этой китайской красавицы покрыт складками и что волосы этой гречанки одного цвета с яхонтом, он спросил: «О царица китайских красавцев! О повелительница туркестанских идолов! Как проводишь ты время, состоящее из прошедшего, настоящего и будущего?» — «О вчера, — ответила Худжасте, — представляющем собой прошедшее, я сожалела; сегодня, представляющее собой настоящее, меня тяготит, а мысль о завтра, являющемся будущим, повергает меня в страх. О попугай! Я терзаюсь сомнениями: ведь я никогда не радовалась чужому горю, никогда не находила услады в чужом несчастье, почему же на меня обрушилось столько бед?! Почему столько несчастий устремилось на меня?!» — «О хозяйка, — отвечал попугай, — тебя заставляет страдать то, что в тебе сокрыто. Перья павлина — несчастье для павлина, а мех лисицы — беда для нее. Красота красавцев для них самих причина вечной скорби, прелесть всех прелестных для них неиссякаемый источник бед. Разве не доходила до тебя история о том, какие беды пришлось испытать Хуршид, жене Утарида, из-за ее красоты, какие несчастья довелось ей перенести из-за ее прелести?» — «А как это было?» — спросила Худжасте.

Говорят, — ответил попугай, — что в одном городе жил-был писец по имени Утарид[152]. Была у него жена, которую прозвали Хуршид[153]. Лучи лика ее называли само солнце пылинкой, свет лица ее считал месяц мелкой звездочкой. При этой безграничной красоте и бесконечной прелести она к тому же была достопримечательностью своего века по праведности, являла собой пример редкостной невинности».

«Как-то раз пришлось Утариду отправиться в путешествие. А был у Утарида брат по имени Кайван[154]. Утарид поручил Кайвану сторожить дом, возложил на него заботы по охране. Утарид и не знал, что этот самый Кайван станет причиной несчастья для Хуршид. Когда прошло несколько дней и Кайван увидел, что дом Утарида опустел, он счел это удобным случаем и послал Хуршид весточку: „О солнце неба красоты! Уже давно мое сердце полно любви к тебе и душа моя переполнена страстью к тебе. Мне мешало признаться в этом присутствие Утарида, стыд перед братом препятствовал отважиться на такой шаг. Теперь он уехал, пойдем бросим кости желаний, сыграем в нарды любви и страсти“.

Когда Хуршид услышала эти слова, разгневалась она и сказала человеку, принесшему эту весть: „Скажи Кайвану — что за бесстыдная мысль зародилась в твоей голове! Что за неразумие овладело твоим сердцем! Разве ты не знаешь, что чадра моей невинности никогда не бывала замарана грязью бесстыдства, что покрывало моей скрытности никогда не бывало запылено пылью разврата?! Кто поставил ногу на молитвенное место чистоты, тот никогда уже не вступит на циновку нечистоты. Тот, кто пил чистое вино из бокала праведности, уже никогда не станет пить гущу из чаши неправедности. Проси об этом кого-нибудь, кто стремится к чувственным усладам, умоляй об этом того, кого прельщают дела страсти“».

«Когда Кайван услышал столь резкий ответ Хуршид, он перерезал нить надежды и отчаялся добиться сближения с нею. Поистине, светоч солнца никогда не умирает, лампу дневного светила не задуть никакому ветру!

Кайван молвил про себя: „Если эта тайна раскроется и слух об этом дойдет до Утарида, будет большой грех и величайший позор. Надо мне придумать хитрость, изобрести уловку, чтобы тайна эта осталась сокрытой и секрет этот не всплыл бы наружу“.

А был в этом городе эмир, отличавшийся склонностью к насилию. Кайван свел к нему Хуршид и обвинил ее перед ним в преступлении. Эмир, не обсудив и не обдумав дела, приговорил ее к побитию камнями.

Однако после казни жизнь не совсем покинула Хуршид, и она, применяя сотни хитростей, добралась до дома своего тестя. Тесть принял ее и стал заботиться о ней, как о своих собственных детях. Через несколько дней ее тело, которое было зеленым, как изумруд, снова стало сверкающим, словно хрусталь, ее члены, которые были синими, как фиалки, стали блестящими, будто тюльпан, и Хуршид снова стала такой красавицей, что солнце, видя ее, начало завидовать ей, а месяц, глядя на нее, стал убавляться. А у ее тестя был сын по имени Латиф. Он влюбился в Хуршид и, как лотос и пылинка, стал томиться любовью к этому солнцу. Подобно Кайвану послал он Хуршид весть, но она снова дала такой же ответ, какой уже ранее дала Кайвану.

А у Латифа был маленький брат. Он очень привязался к Хуршид и по ночам спал вместе с ней. Латиф из жажды мести, по сатанинскому наущению перерезал ночью своему брату горло, выпачкал кровью одежды Хуршид и положил рядом с ней нож. Наутро, когда небесное солнце окрасило кровавым цветом чашу востока, преступный Латиф поднял крик и стал требовать мести за кровь брата. Снова попала Хуршид в унижение, снова сделалась пленницей поношений и попреков.

Хотя ее тесть и понимал, что она не способна была совершить подобное дело, но из-за укоров народа и попреков родни должен был выгнать Хуршид из дома. С тоскою в сердце и со слезами на глазах покинула Хуршид его дом, предаваясь грустным мыслям: „Почему это судьба сделала меня мишенью стрел бедствий, почему время наносит мне такие ужасные раны?!“»

«По дороге увидела она юношу по имени Шариф, которого из-за какого-то спора избивали, из-за какой-то распри били кнутом. Хуршид пожалела его, отдала все золото и все украшения, которые были у нее на шее и в ушах, избивавшим людям и выкупила его от этого наказания. Люди изумились ее покровительству, поразились ее доброте. Шариф был юношей красивым, прекрасной наружности. Он решил, что Хуршид отдала свои драгоценности, влюбившись в него. Захотел он выведать ее тайну и с этой порочной мыслью пошел за нею следом, с этим неправильным представлением последовал за нею. Хуршид села на корабль паломников, чтобы совершить хадж[155], и Шариф тоже сел на этот корабль, но с низменными желаниями. Он открылся Хуршид, но так как желание его осуществлено ею не было и цели своей он не добился, забилась в нем жилка зла, начала действовать его злоба, и он продал Хуршид какому-то купцу. Сколько Хуршид ни восклицала, что она, мол, благородная женщина и этот человек не имеет над ней никаких прав, купец не слушал, заплатил ее цену и решил везти к себе домой.

Хуршид начала испускать холодные вздохи и жалобные стоны, и в то же мгновение поднялся противный ветер, море забушевало и судно начало тонуть. Покупатель сказал Хуршид: „Поистине, этот ветер веет, как твои вздохи, а море похоже на твои слезы. Мне стало совершенно ясно, что ты была права, а Шариф был неправ. Я принимаю тебя в названые сестры и, если ветер уляжется и корабль достигнет своей цели, буду заботиться о тебе, как брат, буду исполнять твои желания, как отец“.

В то же мгновение шум ветра утих, и судно благополучно дошло до острова».

Великий Аллах! До чего же велика людская испорченность! Как безгранично жестокосердие человека! Море при своем величии охраняет человека, а человек в своем бесстыдстве попирает права другого!

«Хуршид сошла с корабля и подумала про себя: „И в его доме не будет мне покоя от людей“.

Тотчас же остригла она себе волосы, облачилась во власяницу, пошла в обитель и предалась служению Аллаху. Через несколько дней святость ее дошла до такой степени, праведность дошла до того, что достаточно было ей взглянуть на слепого, чтобы он стал зрячим, довольно было бросить взгляд на старика, чтобы он стал юношей. Молва о ее чудесах распространилась по всем странам, слух о ее благословенном даре прошел повсюду, и больные и страждущие стали стекаться со всех сторон и благодаря благословению ее облекались в одежды здравия и покоя.

На основании изречения „Кто творит добро, тот счастлив“ дела Хуршид возвысились до величайшей степени, а вследствие слов „Кто творит зло, тот гибнет“ всем трем юношам пришлось плохо.

Кайван, брат Утарида, ослеп на оба глаза. У Латифа, убийцы ребенка, отсохли обе руки, а Шариф, продавец Хуршид, заболел проказой».

Поистине, что сделаешь, то и испытаешь! Кто поутру творит добро, уже к вечеру получает за это награду. Кто вечером совершает злой поступок, уже поутру бывает наказан.

«Тогда все трое юношей отправились в обитель Хуршид, и с ними пошел и Утарид, ведя своего несчастного брата. Когда они прибыли к дверям обители Хуршид, она сразу узнала их, накинула на голову покрывало и позвала их в келью. Все три преступника попросили ее помолиться за них и изложили свои желания.

„Вы совершили какое-нибудь прегрешение, — сказала Хуршид, — и по этой причине навлекли на себя такое несчастье и заслужили такую кару. Если вы, как трое тех юношей, раскроете мне свою тайну и расскажете, что с вами случилось, я помолюсь за вас. Быть может, молитва эта окажется доходчивой и вы все трое вновь будете облачены в одежды здоровья, как те трое юношей“. — „А как это было?“ — спросили преступники.

„Однажды, — ответила отшельница, — в некоем городе три человека вошли в пещеру в поисках клада. Сверху скатился огромный камень и запер выход из пещеры. Все трое ослабели в тесноте пещеры, пришли в смятение в окружавшем их мраке. Из угла раздался голос: „Если вы правдиво раскроете уста ваши и поведаете о своем прошлом, вас освободят из этой норы, которая теснее могилы, спасут из этой пещеры, которая у́же гроба“.

„Однажды я влюбился в жену моего брата, — сказал один, — и долгое время старался добиться ее расположения. Но я увидел, что свидания с ней мне не добиться и объятий ее мне не дождаться. Божественный посланник помешал мне совершить это дело, я так и не смог сделать столь гнусный поступок, так мне и не удалось выполнить это позорное дело“.

Не успел он еще договорить этих слов, как вход в пещеру на треть приоткрылся.

„Я однажды был охвачен плотской страстью, — повел речь другой, — толкнули меня сатанинские наущения, и покусился я на свою названую сестру. Желал я от слияния с ней доставить себе чувственную усладу, хотел я в ее объятиях удовлетворить свою похоть. Но правитель целомудрия помешал мне, султан праведности воспрепятствовал мне, и я ничего не добился“.

Он тоже не успел еще докончить своей речи, как вход в пещеру открылся на две трети.

„Была одна женщина, — заговорил третий, — оказавшая мне благодеяние и своим имуществом выкупившая меня из великой беды. Я же захотел замарать подол праведности ее грязью порока, но мужество сказало: „Не делай этого!“ Благородство мое потребовало от меня, чтобы я оставил такие мысли, и я отказался от своего намерения“.

Пока он говорил, выход совсем открылся. Правдивость спасла их от погибели, прямота вызволила их из этой пещеры“».

«Юноши, услышав этот рассказ, задрожали и молвили: „Что за ясный ум у этой жены! Что за чистое сердце у этой женщины! Ведь этот рассказ не что иное, как наша история. Такой женщине лгать невозможно, ей можно сказать только правду“.

Затем все трое поведали ей всю правду о своих делах. Утарид, услышав от Кайвана историю Хуршид, изумился и воскликнул: „О несчастный! Бедная жена моя погибла из-за тебя! Моя дорогая супруга погублена твоими стараниями!“

Хуршид откинула с лица покрывало, упала к ногам Утарида и сказала: „Я — та несчастная жена твоя, я — та презренная супруга твоя. Что мне сказать? Правда, из-за этих трех юношей пила несчастий прошлась по моей голове, тело мое испытало пытку бедствий, но только и они понесли кару за то, что свершили, а я получила награду за то, что претерпела“.

Затем она воздела руки, помолилась, и тотчас же молитва ее была услышана и юноши вновь были облачены в одежды здоровья. Выслушав все это, они от стыда хотели оставить этот мир, хотели погубить себя, стыдясь такого позора, но Хуршид сказала им: „Нет на вас сегодня греха, о братья! Что было, то было, что прошло, то прошло. Нужно, чтобы впредь вступили вы в чистое молитвенное место и позабыли бы о таких делах и речах. Время идет, и судьба за все воздает по заслугам“».

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью: «О хозяйка! Если ты претерпела от судьбы бедствие, если время принесло тебе несчастье, приглядись, что ранее тебя оно принесло другим. Сделай облик истории Хуршид зеркалом своего собственного положения и из ее примера почерпни упование и спокойствие. Вставай, иди к своему другу и сегодня ночью позабудь о минувших днях, полных горя».

Худжасте хотела последовать его совету, но день оказался проворнее ее, поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…